– Ну, еще правоохранительным органам выдадут по требованию. Так что не трать времени.
– Ха… ха… ха… – заквакал в кресле Богдан.
– Значит, все было зря? – приуныла Дана, присев на ступеньку.
– Зря, зря, – подтвердил Бобрик. – Ну, я пошел, а вы тут решайте, как вам быть дальше, не буду мешать.
Хлопнула входная дверь. Дана подперла кулаками щеки, почувствовав опустошение. На уши давил звук телевизора, новости не раздражали, но были чем-то далеким. Где-то кипит жизнь, а к ней, Дане, эта жизнь не имеет отношения, она вычеркнула ее, выкинула за борт. После вечера у Бабаджанова в мозгах Даны что-то явно переклинило, она же никогда не была такой – одержимой до тупости, жадной до чужого, как дед. Сокровищ ей захотелось! Бриллиантов грузовик! Не свое собственное забрать, не ею добытое, а чужое. Вот она – халява: один заимел, получил пулю, почему бы мне не забрать его добычу? Халява, она так привлекательна, обещает горы золотые, а дает шиш. И ничто не могло ее остановить, кроме невозможности. Невозможно забрать из банка вклад, даже имея ключ. Данный факт оказался мощнее доводов Богдана, Бобрика, своего внутреннего голоса, успешно подавляемого. Но машина запущена, просто так теперь не вывернешься из ситуации – Дану ищет милиция, значит, она увязла по уши. И что делать?
У девушки задрожал подбородок, она всхлипнула несколько раз, смахнула рукой слезы. Бессилие что-либо сделать переросло в физическое бессилие, Дана упала головой на руки и беззвучно плакала.
– Эй! – послышался рядом теплый голос, разумеется, Богдана. Он патологически жалостлив. – К… кнопка… не п… плачь.
За то время, что они прожили бок о бок, он, кажется, ни разу не назвал ее по имени, да и Кнопкой назвал впервые. Большая и мягкая рука Богдана дотронулась до плеча, Дану повело на рев, она захлебывалась слезами:
– Я вляпалась… а виновата сама. Ради чего я билась?
– Ты ук… крала бабки, они твои, – принялся утешать ее Богдан, гладя по плечу. – Комп, он те… теперь твой.
– Издеваешься? А я хотела уехать, чтобы меня не нашли ни убийцы, ни менты. И тебя втянула. И Зосю убили из-за меня, хотя она сама порядочная сволочь. И мать Галдина наверняка из-за меня пострадала, а ей и так досталось. Теперь этот Астраханов… я его даже не знаю! Все не так, все! Что теперь мне делать?
Богдан сдвинул ее ближе к перилам, сел рядом на ступеньку, притянул девушку за плечи к себе. Дана уткнулась ему в грудь, на которой грешно было не поплакать, на которой уютно плакать. Возле такой доброй горы чувствуешь себя защищенной от жизненных коллизий. Он тихо уговаривал:
– Найдем вы… выход. Я п… пойду к следаку…
– А он меня за решетку, да? Не хочу-у-у…
– Я не скажу, где ты.
Так и сидели на ступеньках, пока Дана не перестала реветь.
Около трех ночи к Каткову с Олегом вышел хирург:
– Мы сделали все возможное.
– Умер? – выдавил Катков разочарованно.
– Жив, – успокоил хирург. – Но гарантировать, что выживет, не могу, надо подождать.
– Когда его можно допросить? – спросил Катков.
– Вы в своем уме? – вытаращился хирург. – Он без сознания, ждите, когда выйдет из этого состояния. Кстати, когда придет в себя, тоже не рассчитывайте сразу его допрашивать, не пустим.
– От его показаний многое зависит… – попробовал убедить его Олег.
– Мне плевать, что у вас там зависит, – бросил хирург, удаляясь.
– Постойте!.. – сделал слабую попытку остановить его Олег, но без толку, хирург даже не оглянулся. – Глеб Аркадьевич, теперь домой?
Олег валился с ног, а глядя на Каткова, не скажешь, что он устал, что ему хочется в это время спать, как всем нормальным людям. Глеб Аркадьевич находился в привычном состоянии «небоевой готовности», которое присуще ему в любое время суток.
Выйдя на воздух из душного пространства больницы, где и кислорода-то не хватало, Олег потянулся со стоном и с наслаждением задышал. Хорошо, когда тебе нет и тридцати, ты полон сил и, если повезет, на больничной койке не окажешься до седин. Заспанный Санин, он все это время провел на стуле, сладко посапывая, упал на сиденье, передернул плечами:
– Б-р-р. Прохладственно. Глеб Аркадьевич, о чем задумались?
– А? – встрепенулся тот. – У нас, как говорит Балясин, серия костюмных убийств. Да, похоже на серийность.
– Серийными бывают только маньяки, – рассмеялся окончательно проснувшийся Санин.
– Разве в нынешних убийствах нет маниакальности? – недоуменно произнес Катков. – Да и когда у нас было столько трупов за рекордно короткое время? Я что-то не помню. Нет, дорогой, есть закономерность в нынешних убийствах, есть. Как только поймем, в чем она, так выйдем на убийц, вернее, заказчиков.
– Выстрел хороший, – сказал Санин. – Повезло Астраханову споткнуться на ровном месте, а горожане ругают тротуары. Да пусть не ремонтируются и дальше, может, еще кому-то спасут жизнь.
– Неизвестно пока, выживет Астраханов или упокоится.
– Выживет, – заявил Санин. – Если не умер на операционном столе, то выкарабкается, это мои наблюдения.
– Олег, чего молчишь? – толкнул Катков дремавшего Олега.
Тот выпрямил спину, таращил глаза в лобовое стекло, чтобы понять, где сейчас едут. Подавив зевок, произнес:
– Я все время думаю о Зосе. Хоть убейте, Глеб Аркадьевич, не могу понять, кто ее убил.
– Тут и понимать нечего. Убил тот, у кого был ключ от квартиры.
– Мне только Астраханов приходит на ум и мать Галдина.
– Уже близко, – хлопнул его ладонью по спине Катков.
– Точно! – воскликнул Санин. – Мы упустили из виду мать Галдина, то есть она в качестве убийцы не фигурировала. А все почему? Мотивы нам неизвестны.
– Так это мать Галдина?! – Олег полностью проснулся. – Погодите, Глеб Аркадьевич, ее же забрали убийцы Зоси, она звонила Дане и просила отдать ключ убийцам…
– С кем я работаю! – взметнул вверх руки Катков и ударил ими по коленям. – Не вносите путаницу в мой мозг. А ты, сыщик хренов, – бросил он упрек Санину. – Олегу простительно, он только начал работать, но тебе…
– А что я? – не обиделся Санин. – Думать вам надо, а я выполняю задания. Да колитесь, Глеб Аркадьевич.
– Две маленькие ошибки, но они позволяют сказать, кто пришел к Зосе. Она лежала на кровати, скорей всего спала, когда убийца открыл дверь своим ключом. А ключ может быть у одного человека – у Ады Астрахановой, понятно?
– Нет, – честно признался Олег.
– Квартиру Ада действительно поменяла после разрыва с мужем, поэтому ключа у Астраханова не могло быть. А вот у нее он наверняка есть. Ада и вошла к Зосе, когда та спала, думаю, разбудила ее, чтобы та видела, кто пришел, потом застрелила. В этом и есть ее ошибка.
– Но она же калека, прикована к инвалидному креслу… – робко возразил Олег.
– На допросе Зося упомянула, что Ада отличалась потрясающим упорством, часами тренировалась, не желая мириться с неподвижностью. Примеров, когда люди поднимаются после тяжелейших травм, полно. Почему ты не допускаешь, что Аде удалось самой справиться? И тому есть подтверждение, есть! А вот почему она скрыла от Зоси, преданной подруги, что может передвигаться без посторонней помощи, – вопрос.
– А вторая ошибка? – спросил Санин.
– Пистолет, который она положила в сумочку Зоси.
– Зося и Леонов были убиты из разных пистолетов.
– Правильно. Она не дура, чтоб стрелять из одного и того же пистолета в разных людей. Пистолет Ада положила, чтобы мы думали, будто Леонова застрелила Зося.
– Очень сложно, – сказал Олег.
– До предела примитивно, – возразил Катков. – Пойми, Зося получила по фальшивому завещанию имущество Ады, значит, у них был некий сговор. Ну, кто, скажи на милость, отдает все имущество даже не родственнику, а подруге? Родным детям умные родители не отписывают при жизни свое добро, боясь оказаться в доме престарелых. Я уверен, Ада не доверяла Зосе и Галдину, поэтому запасной ключ от квартиры имела. В чем причина, я надеюсь узнать позже, сейчас дело не в этом. Так вот пистолет, из которого убит Леонов, мы нашли в сумочке Зоси, это подтверждает, что там была Ада. Она не убита, не вывезена неизвестными, она инсценировала нападение на дом.
