– Кастрировать? Ну ты, девка, загнула. Они ж все-таки люди.

– Кто люди?

– Так кобелюги эти.

– В здании живут собаки?

– Не живут, а работают. И не собаки, а девки. Сауна это. Проститутки здесь клиентов обслуживают. Кобели ночью на дорогих иномарках приедут, а сучки размалеванные им услуги оказывают.

Копейкина покрылась липким потом.

Парень открыл глаза.

– Где я? – спросил он, глядя на перепуганного оператора.

– Санек, что с тобой?

Ткнув указательным пальцем в Катку, он прошептал:

– Она садистка!

Ката начала заикаться. Покосившись на подошедшего Додикова, она пробормотала:

– Иван, я т-тебя по-подожду в по-подъезде.

– Постой!

Но Ката уже неслась подальше от людских глаз.

У квартиры Додикова она опустилась на корточки и зажала голову руками.

– Стыдобища какая. Позор!

Ей хотелось провалиться сквозь землю.

На корточках она просидела около часа. Когда створки лифта открылись и на площадке появился Додиков, Ката быстро заговорила:

– Я не виновата. Ты меня не предупредил.

– Почему корреспондент лишился чувств?

– А он не сказал?

– Нет. Как только ты убежала, он вскочил на ноги, и они с оператором смотались.

– Фу! Одной проблемой меньше. Думаешь, репортаж выйдет?

– Вряд ли. А все-таки о чем вы так продуктивно побеседовали?

– Вы закончили акцию протеста? – Катка сделал вид, что не услышала вопрос Ивана.

– На сегодня да.

– Значит, мы можем наконец поговорить о Беляне.

Додиков открыл дверь:

– Заходи.

Пока Иван переодевался, Катарина смотрела в окно на то самое место, где час назад ее дернул черт ляпнуть про кастрацию. По телу пробежал озноб.

– Я готов, – возвестил хозяин квартиры. – Задавай вопросы.

– Начни с самого начала.

– Говорить, по большому счету, нечего. Мы с Беляной познакомились в булочной. Потом начали встречаться…

– Сразу?

– А чего тянуть? Она женщина симпатичная, я тоже недурен собой.

– А жена?

– К тому времени отношения с Веркой дали трещину. Мы уже были на грани развода.

– И?

– Насчет Фешевой я особых иллюзий не питал. Знал, что дальше банального романчика дело не зайдет. Да и она прекрасно осознавала, что мы не подходим друг другу в качестве законных супругов. Так… встречались, развлекались. Не более того.

– А ребенок?

Додиков нахмурился:

– Ты только не сочти меня за мерзавца, но… я до конца не уверен, что Беляна забеременела от меня.

– Типичный мужской ответ.

– Нет, пойми меня правильно, от своего ребенка я бы не отказался, но Фешева сама заявила о моей непричастности к беременности.

– Интересно!

– Я сам опешил. Узнав, что она в положении, немного струхнул. Не отрицаю – что было, то было. Но потом поразмыслил и пришел к выводу, что наследник мне совсем не повредит. Уже хотел обрадовать Белянку, а она вдруг пропала. Два месяца пытался до нее дозвониться, несколько раз дежурил у подъезда. Тщетно. Увиделись, когда у нее живот округлился. Беляна сильно изменилась. Сказала, что не желает меня знать, и попросила оставить ее в покое.

– Ты настаивал, требовал от нее объяснений?

– Разумеется. Но стоило мне заговорить о ребенке, как она расхохоталась и понесла ахинею. Якобы зачала не от меня и вообще жалеет, что судьба столкнула нас в тот роковой день в булочной. Я ей не поверил, пытался понять что к чему – все напрасно. Беляна была непреклонна. Мне показалось, передо мной стоит совсем другая женщина. Не та беззаботная Белянка, с которой я познакомился.

– С тех пор вы не виделись?

– Нет. А зачем? Раз я ей стал противен, пусть строит жизнь без меня.

– Иван, Беляна никогда не упоминала в разговоре с тобой имена подруг, знакомых?

– Нет. У нас было достаточно других тем.

– Имя Марго ты не слышал? – на всякий пожарный уточнила Катка.

Додиков отрицательно замотал головой.

В коттедж Ката вернулась, обуреваемая самыми черными мыслями.

Интуиция подсказывала – с Фешевой случилась беда. Ей необходимо прийти на помощь. Но как? А главное – чем можно помочь незнакомому человеку, который исчез в неизвестном направлении?

Придется действовать практически вслепую. Двигаясь шаг за шагом, Катарина обязательно отыщет Беляну и маленького Александра. Она обязательно докопается до истины, и ничто и никто не сможет помешать ей в осуществлении задуманного.

К восьми часам к Копейкиным пожаловали многочисленные «родственнички». Бывшие мужья, дети, родители – все устроились в гостиной, наблюдая за взволнованным Агафоновым.

Геннадий был в ударе. Мужик возлагал на свое детище большие надежды, и ему не терпелось начать представление.

Призвав всех к тишине, он завел длинную речь, из которой Катка поняла, что с минуты на минуту в коттедже появятся люди и начнется съемка «приветствия».

– Вы должны быть естественными, – говорил Геннадий. – Посмотрев приветствие, зрители сразу обязаны понять, кто есть кто. Старайтесь держаться раскованно, но в то же время не забывайте – вы не актеры, а люди, которым посчастливилось стать участниками реалити-шоу.

– Я актриса, – подала голос Гаврилюк.

– Лидуня, мы в курсе, но не переигрывай.

– Настоящая актриса не знает такого слова, – Лидия Владимировна поудобнее уселась на диване.

Свекровь, которая уже ненавидела Гаврилюк, едва слышно выругалась.

Канделария Хуановна, теребя в руках невесть откуда взявшиеся ножницы, спросила:

– Как будет распределяться эфирное время?

Катка с удивлением посмотрела на старуху.

– Все зависит исключительно от вас. Помните, не мы, а вы делаете это шоу. Безынициативность и аморфность не приветствуются. Как говорится, все в ваших руках. При монтаже мы вырежем все, что хоть в малейшей степени может повлиять на снижение рейтинга.

– Подождите, – Ката старалась уяснить, о чем толкует Агафонов. – Разве так снимают шоу? Я думала…

– Ката, – перебил Геннадий. – Ты не могла ни о чем думать по той простой причине, что наше шоу не похоже ни на одно имеющееся. У них свои правила, у нас свои.

– Эксклюзив, – выдала Розалия.

– Точно, – поддержал Дориан.

– То есть если я буду просто лежать на кровати и читать книгу, это не покажут?

– Естественно. Кому интересно смотреть на читающую Кату Копейкину?

– При условии, что ты не будешь читать, сидя на унитазе, – засмеялась Дора.

– Об этом не мечтайте.

– Ката, – Таня села на подлокотник кресла и, окинув Копейкину жалостливым взглядом, с расстановкой произнесла: – Большинству зрителей интересно наблюдать за чем-нибудь эдаким. Понимаешь?

– Не совсем.

– Ну эдакое. Скандалы, склоки, драки, в конце концов.

– Или интим, – снова влезла свекровь.

– Совершенно верно. Камеры наблюдают за вами двадцать четыре часа в сутки, а потом мы будем отбирать лучшие кадры, которые впоследствии покажем по телику.

– Почему нельзя сразу снять необходимые кадры?

– Это невозможно. Будет пресно и скучно.

– Но почему?

– Ката, Катариночка, – Геннадий улыбнулся одной из своих многочисленных фирменных улыбок, но его глаза оставались серьезными. Казалось, он вот-вот был готов заорать: «Какая ты тупая». Найдя в себе моральные силы, Агафонов спокойно произнес:

– Сколько раз в день ты ходишь в туалет?

– Прекратите.

– Нет, ответь, – настаивал продюсер.

– Я не считала.

– Раз пять?

– Возможно.

– Теперь представь, я даю тебе задание смотаться в туалет. Ты его выполняешь на пять с плюсом. Камера провожает тебя до дверей, потом ждет и, как только ты выходишь, снимает твой крупный план.

– Ну и?

– Ты играла. Играла от начала до конца. Когда шла в санузел, когда сидела там, когда выходила. Все игра! А мне нужна непосредственность.

– Думаете, никто из нас не будет играть?

Геннадий рассмеялся:

– Еще как будут.

– Тогда в чем разница?