* * * Не раз видав, как умирали В боях товарищи мои, Я утверждаю: не витали Над ними образы ничьи. На небе, средь дымов сраженья, Над полем смерти до сих пор Ни разу женского виденья Нежданно мой не встретил взор. И в миг кровавого тумана, Когда товарищ умирал, Воздушною рукою раны Ему никто не врачевал. Когда он с жизнью расставался, Кругом него был воздух пуст И образ нежный не касался Губами холодевших уст. И если даже с тайной силой Вдали, в предчувствии, в тоске Она в тот миг шептала: «Милый», — На скорбном женском языке, Он не увидел это слово На милых дрогнувших губах, Все было дымно и багрово В последний миг в его глазах. Со мной прощаясь на рассвете Перед отъездом, раз и два Ты повтори мне все на свете Неповторимые слова. Я навсегда возьму с собою Звук слов твоих, вкус губ твоих. Пускай не лгут. На поле боя Ничто мне не напомнит их. Далекому другу
И этот год ты встретишь без меня. Когда б понять ты до конца сумела, Когда бы знала ты, как я люблю тебя, Ко мне бы ты на крыльях долетела. Отныне были б мы вдвоем везде, Метель твоим бы голосом мне пела, И отраженьем в ледяной воде Твое лицо бы на меня смотрело. Когда бы знала ты, как я тебя люблю, Ты б надо мной всю ночь, до пробужденья, Стояла тут, в землянке, где я сплю, Одну себя пуская в сновиденья. Когда б одною силою любви Мог наши души поселить я рядом, Твоей душе сказать: приди, живи, Бесплотна будь, будь недоступна взглядам, Но ни на шаг не покидай меня, Лишь мне понятным будь напоминаньем: В костре – неясным трепетом огня, В метели – снега голубым порханьем. Незримая, смотри, как я пишу Листки своих ночных нелепых писем, Как я слова беспомощно ищу, Как нестерпимо я от них зависим. Я здесь ни с кем тоской делиться не хочу, Свое ты редко здесь услышишь имя. Но если я молчу – я о тебе молчу, И воздух населен весь лицами твоими. Они кругом меня, куда ни кинусь я, Все ты в мои глаза глядишь неутомимо. Да, ты бы поняла, как я люблю тебя, Когда б хоть день со мной тут прожила незримо. Но ты и этот год встречаешь без меня... * * * Первый снег в окно твоей квартиры Заглянул несмело, как ребенок, А у нас лимоны по две лиры, Красный перец на стенах беленых. Мы живем на вилле ди Веллина, Трое русских, три недавних друга. По ночам стучатся апельсины В наши окна, если ветер с юга. На березы вовсе не похожи — Кактусы под окнами маячат, И, как всё кругом, чужая тоже, Женщина по-итальянски плачет. Пароходы грустно, по-собачьи Лают, сидя на цепи у порта. Продают на улицах рыбачки Осьминога и морского черта. Юбки матерей не отпуская, Бродят черные, как галки, дети... Никогда не думал, что такая Может быть тоска на белом свете. * * * Вновь тоскую последних три дня Без тебя, мое старое горе. Уж не бог ли, спасая меня, Затянул пеленой это море? Может, в нашей замешан судьбе, Чтобы снова связать нас на годы, Этот бог для полета к тебе Не дает мне попутной погоды. Каждым утром рассвет, как слеза, Мне назавтра тебя обещает, Каждой полночью божья гроза С полдороги меня возвращает. Хорошо, хоть не знает пилот, Что я сам виноват в непогоде, Что вчера был к тебе мой полет Просто богу еще неугоден. Летаргия В детстве быль мне бабка рассказала Об ожившей девушке в гробу, Как она металась и рыдала, Проклиная страшную судьбу, Как, услышав неземные звуки, Сняв с усопшей тяжкий гнет земли, Выраженье небывалой муки Люди на лице ее прочли. И в жару, подняв глаза сухие, Мать свою я трепетно просил, Чтоб меня, спася от летаргии, Двадцать дней никто не хоронил. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Мы любовь свою сгубили сами, При смерти она, из ночи в ночь Просит пересохшими губами Ей помочь. А чем нам ей помочь? Завтра отлетит от губ дыханье, А потом, осенним мокрым днем, Горсть земли ей бросив на прощанье, Крест на ней поставим и уйдем. Ну, а вдруг она, не как другие, Нас навеки бросить не смогла, Вдруг ее не смерть, а летаргия В мертвый мир обманом увела? Мы уже готовим оправданья, Суетные круглые слова, А она еще в жару страданья Что-то шепчет нам, полужива. Слушай же ее, пока не поздно, Слышишь ты, как хочет она жить, Как нас молит – трепетно и грозно — Двадцать дней ее не хоронить! |
