Корреспондентская застольная От Москвы до Бреста Нет такого места, Где бы не скитались мы в пыли, С «лейкой» и с блокнотом, А то и с пулеметом Сквозь огонь и стужу мы прошли. Без глотка, товарищ, Песню не заваришь, Так давай по маленькой хлебнем! Выпьем за писавших, Выпьем за снимавших, Выпьем за шагавших под огнем. Есть, чтоб выпить повод — За военный провод, За «У-2», за «эмку», за успех... Как пешком шагали, Как плечом толкали, Как мы поспевали раньше всех. От ветров и водки Хрипли наши глотки. Но мы скажем тем, кто упрекнет: – С наше покочуйте, С наше поночуйте, С наше повоюйте хоть бы год. Там, где мы бывали, Нам танков не давали, Репортер погибнет – не беда. Но на «эмке» драной И с одним наганом Мы первыми въезжали в города. Помянуть нам впору Мертвых репортеров. Стал могилой Киев им и Крым. Хоть они порою Были и герои, Не поставят памятника им. Так выпьем за победу, За свою газету, А не доживем, мой дорогой, Кто-нибудь услышит, Снимет и напишет, Кто-нибудь помянет нас с тобой. Припев: Жив ты или помер — Главное, чтоб в номер Материал успел ты передать. И чтоб, между прочим, Был фитиль всем прочим, А на остальное – наплевать! Сказка о городе Пропойске
Когда от войны мы устанем, От грома, от пушек, от войск, С друзьями мы денег достанем И выедем в город Пропойск. Должно быть, название это Недаром Пропойску дано, Должно быть, и зиму и лето Там пьют беспробудно вино. Должно быть, в Пропойске по-русски Грешит до конца человек, И пьет, как в раю, – без закуски, Под дождик, под ветер, под снег. Мы будем – ни слуху ни духу — Там жить, пока нас не найдут, Когда же по винному духу Нас жены отыщут и тут, — Под нежным влиянием женским, Мы все до конца там допьем, И город Пропойск – Протрезвенском На радость всех жен назовем. Домой увозимые ими, Над городом милым взлетим, И новое трезвое имя, Качаясь, начертим над ним. Но буквы небесные тленны, А змий-искуситель – силен! Надеюсь, опять постепенно Пропойском окрестится он. Такое уж русское горе: Как водка на память придет, Так даже Каспийское море Нет-нет и селедкой пахнет. Старая солдатская Как служил солдат Службу ратную, Службу ратную, Службу трудную Двадцать лет служил И еще пять лет, — Генерал-аншеф Ему отпуск дал. Как пришел солдат Во родимый дом — Вся-то грудь в крестах, Сам седой, как лунь. На крыльце стоит Молода жена — Двадцати годов Словно не было. Ни морщинки нет На щеках ее, Ни сединки нет В косах девичьих. Посмотрел солдат На жену свою, И сказал солдат Слово горькое: – Видно ты, жена, Хорошо жила. Хорошо жила, Не состарилась! — А в ответ с крыльца Говорит она, Говорит она, Сама плачет вся: – Не жена твоя Я законная, А я дочь твоя, Дочь сиротская. А жена твоя Пятый год лежит Во сырой земле Под березонькой. Как вошел в избу, Сел за стол солдат, Зелена вина Приказал подать. Пьет всю ночь солдат, По седым усам То ль вино течет, То ли слезаньки. Возвращение в город Когда ты входишь в город свой И женщины тебя встречают, Над побелевшей головой Детей высоко поднимают; Пусть даже ты героем был, Но не гордись – ты в день вступленья Не благодарность заслужил От них, а только лишь прощенье. Ты только отдал страшный долг, Который сделал в ту годину, Когда твой отступивший полк Их на год отдал на чужбину. У огня Кружится испанская пластинка. Изогнувшись в тонкую дугу, Женщина под черною косынкой Пляшет на вертящемся кругу. Одержима яростною верой В то, что он когда-нибудь придет, Вечные слова «Yo te quiero» [1]Пляшущая женщина поет. В дымной, промерзающей землянке, Под накатом бревен и земли, Человек в тулупе и ушанке Говорит, чтоб снова завели. У огня, где жарятся консервы, Греет свои раны он сейчас, Под Мадридом продырявлен в первый И под Сталинградом – в пятый раз. Он глаза устало закрывает, Он да песня – больше никого... Он тоскует? Может быть. Кто знает? Кто спросить посмеет у него? Проволоку молча прогрызая, По снегу ползут его полки. Южная пластинка, замерзая, Делает последние круги. Светит догорающая лампа, Выстрелы да снега синева... На одной из улочек Дель-Кампо Если ты сейчас еще жива, Если бы неведомою силой Вдруг тебя в землянку залучить, Где он, тот голубоглазый, милый, Тот, кого любила ты, спросить? Ты, подняв опущенные веки, Не узнала б прежнего, того, В грузном поседевшем человеке, В новом, грозном имени его. Что ж, пора. Поправив автоматы, Встанут все. Но, подойдя к дверям, Вдруг он вспомнит и мигнет солдату: – Ну-ка, заведи вдогонку нам. Тонкий луч за ним блеснет из двери, И метель их сразу обовьет. Но, как прежде, радуясь и веря, Женщина вослед им запоет. Потеряв в снегах его из виду, Пусть она поет еще и ждет: Генерал упрям, он до Мадрида Все равно когда-нибудь дойдет. |
