— Гринвичский дворец, — сказал он, опускаясь на подушку. Лодка начала разрезать бурую гущу на поверхности реки. Опираясь локтями о планшир, он следил, как шпили лондонских церквей отступают все дальше.

Высокие здания, теснившие берега, уступили место редким пристаням, деревьям и лугам — тонущий в грязи чумной город остался позади. Новое поручение, размышлял он. Вновь мир станет его тайным театром — подмостками, на которых драма реальна, опасность действительна, финальная сцена еще не написана. «Действие I. Сцена I. Входит Марло».

В Гринвиче на краю пристани стояла субтильная фигурка — Томас Фелиппес следил за Марло сквозь маленькие очки в проволочной оправе. Рыжевато-каштановые волосы Фелиппеса были заложены за уши, а жиденькая борода почти не маскировала глубокие рябины, изрывшие его лицо.

Лодочник вопросительно посмотрел на Фелиппеса, а затем на часового на берегу. Оба кивнули. После этого официального подтверждения Марло покинул лодку и пошел за Фелиппесом мимо дворца. Кочующий двор королевы пока пребывал здесь, и здание в изящных башенках полнилось музыкой, смехом и сорочьей болтовней. Пропущенные еще одним часовым, они на полминуты оказались в тени конного стражника, а затем направились в глубину ухоженных садов, и звуки вечернего дворцового веселья постепенно замерли позади.

Марло безмолвно следовал за Фелиппесом. Он давно успел узнать, что фитюлька не был любителем пустых разговоров. Они познакомились в 1585 году, когда Марло был студентом Кембриджа и писал «Тамерлана Великого», пьесу, имевшую безумный успех, ворвавшись в лондонские театры два года спустя. В ту зиму Фелиппес как-то подошел к нему и спросил, слышал ли он о сэре Фрэнсисе Уолсингеме, статс-секретаре. Марло кивнул. Университет полнился благоговейно-боязливыми шепотками о дурнопрославленном мастере шпионажа, человеке, чьи хитрые махинации снова и снова спасали королеву от убийц.

Представившись помощником Уолсингема, Фелиппес сообщил Марло, что он может заработать порядочно деньжат, если будет не прочь шпионить для только что созданной Уолсингемом секретной службы. Это его привлекает? О да!

Католические враги Англии невидимо присутствуют в Кембридже, объяснил Фелиппес. Скрытые ассасины, прошипел он. Патер, прикидывающийся протестантским студентом при деньгах, сманивает других студентов в католическую семинарию по ту сторону Ла-Манша в Реймсе. И именно в Реймсе, гнезде беглых английских католиков, герцог Гиз высиживает заговор с целью убить Елизавету, чтобы на английский трон могла воссесть его племянница, шотландская королева Мария. Английские шпионы, уже проникшие в семинарию, прилагают все усилия, чтобы вызнать подробности замыслов герцога. Уолсингему требуется студент, чтобы проникнуть в среду кембриджских заговорщиков и разоблачить их. Так как, по мнению Марло, он мог бы справиться с таким заданием?

Воняет ли Лондон в жару? Он не только способен с ним справиться, но и без всякого труда. Подрастая в родном Кентербери, он играл во многих спектаклях в Королевской школе, но для этой задачи вряд ли понадобятся таланты, которые он отточил на подмостках. Сыграть недовольного бунтовщика, сочувствующего католикам? Да Фелиппес словно предлагал ему деньги зато, чтобы он носил собственные башмаки!

Задумчиво кивнув, Марло сказал, что это ему вполне по силам, если бы не одна мелочь: «Моя истинная, абсолютная и неколебимая преданность Святейшему Отцу в Риме».

Предупрежденный, что его новый рекрут склонен шутить в самые неподходящие моменты, Фелиппес улыбнулся.

Марло остался серьезен.

Наступило молчание, лицо Фелилпеса потемнело. И тут Марло, ухмыльнувшись до ушей, протянул ему руку, Фелиппес ее потряс, и началась тайная жизнь Марло как интеллидженсера.

Разумеется, обещанные деньги были соблазнительны сами по себе — Марло, сын сапожника, был бедным стипендиатом, к тому же помышлявшим только о сочинении стихов. Но, не сомневаясь в своем таланте, он отдавал себе полный отчет, что ум, полный чеканных строк, мало подходит для набивания карманов.

Чаровала его и возможность рисовать себя в воображении тайным рыцарем, доблестно защищающим свою августейшую госпожу. Он много лет оценивал правительство крайне скептично — еще не научившись читать, видел, как вешали невинных людей, — но тем не менее предпочел предаваться идеалистическим мечтаниям. В конце-то концов, какой толк от жизни без упоительных грез, как бы глупы эти грезы ни были?

Капиталовложение Фелиппеса себя оправдало. Марло с легкостью проник в университетскую сеть тайных католиков, чего прежде не удалось добиться десятку агентов. Известие о его успехе незамедлительно достигло ушей Уолсингема, и к неожиданному восторгу Марло старый мастер шпионажа пожелал встретиться со своим многообещающим новобранцем. В своем лондонском доме, выходившем окнами на Темзу, Уолсингем поблагодарил Марло за его превосходную службу их королеве. Не хочет ли он продолжать, готовясь к получению ученой степени?

Марло кивнул.

— Мудрый выбор, — сказал Уолсингем. — Видишь ли, книги лишь печатная мертвечина. Путешествия и опыт — проникновение в двуличность людей тут и за границей, — вот что вдохнет в них жизнь, а тебе подарит новые знания.

— И хорошие пьесы, — ответил Марло. — Я начал мою вторую.

— Ах да, банксайдский поэт… — припомнил Уолсингем, наливая себе и Марло по кружке превосходной мадеры. — Это может оказаться полезным.

Марло потягивал вино с наслаждением. Не так уж часто его хвалил и подбодрял один из самых могущественных людей в Англии.

— Потратить жизнь на раскапывание спрятанных тайн — занятие наиблагороднейшее, — докончил Уолсингем. — Подобный искатель всегда будет располагать властью.

Под воздействием этих слов Марло с такой истовостью посвятил себя агентурной работе, что она чуть было не обошлась ему в его магистерскую степень. Его личина тайного католика оказалась настолько убедительной, что университетская администрация, заподозрив в нем изменника, собралась его исключить. Однако Тайный совет поспешил вмешаться, и он покинул Кембридж в 1578 году не только с завершенным «Тамерланом», но и с магистерской степенью.

Фелиппес остановился в кругу скамей на таком расстоянии от дворца, что сюда вряд ли могли забрести опившиеся пьяницы или влюбленные в поисках краткого уединения. Марло сел и только тут заметил в нескольких шагах от них так называемый Дуб королевы, дерево с глубоким дуплом, в котором, как говорили, королева Елизавета пряталась в детстве.

— Сегодня переночуешь в гостевом доме, ближайшем к реке, — начал Фелиппес. — И вот тебе для начала… — Он сунул руку в кожаный кошель и извлек несколько монет.

Марло опустил в карман приятно тяжелую горсть. Деньги эти были уже не от Уолсингема. Уолсингем два года как умер, и королева с тех пор держала его пост вакантным — пост, который был равносилен тому, чтобы владеть ключами от королевства. Умная монархиня любила разжигать соперничество среди своих придворных — стратегия очень действенная. Два заклятых соперника яростно боролись за заветный титул, а в результате скаредная королева получала первоклассную секретную информацию от двух конкурирующих агентурных сетей почти без финансовых затрат со своей стороны.

Одним из этих соперников (новый патрон Фелиппеса) был Роберт Деверё, блистательный и неимоверно популярный граф Эссекс, любимый лондонской голытьбой не менее, чем придворными дамами. Всякий раз, когда Марло бывал в «Розе» и туда входил Эссекс, театр оглашали приветственные крики. Говорили, что королева Елизавета очарована им не меньше. Ему исполнилось двадцать семь, и он был моложе ее на тридцать с лишним лет, но она пожаловала ему в Гринвичском дворце апартаменты, смежные с ее собственными, и все знали, что это означает. К шпионским играм Эссекс приобщился совсем недавно, когда понял, что обеспечивать королеву тайными сведениями — надежное средство сохранять ее милость, быть может, даже более надежное, чем согревать ее постель, хотя и там, Марло не сомневался, любвеобильный граф показывал себя во всем блеске. Весь Лондон сплетничал о сексуальных подвигах молодого вельможи. По-видимому, он был очень щедр — и умел — на любовном поприще.