Мондер подтолкнул его локтем, и Марло позволил, чтобы его поставили перед коллегией.

— Кристофер Марло, тебе сообщили, что против тебя выдвинуты обвинения в атеизме и крамоле?

— На основании каких улик, милорд?

— Мы получили три показания о множестве твоих гнусных, богохульных кощунств. Под присягой эти люди сообщили, что ты поносишь Божье Слово, что ты склоняешь людей к атеизму. Всюду, где бы ты ни был.

— Ложь, милорд.

— Ты слышал, что я сказал «ТРИ», не так ли? Три доклада, подтверждающие друг друга.

— В таком случае, милорд, с сожалением вынужден указать вам, что в Англии имеются по меньшей мере три человека, готовые присягать за деньги.

Зрители не выдержали. По залу прокатился хохот.

— Тишина! — взревел председательствующий.

Марло взглянул на золотые звезды, рассыпанные по сводчатому потолку.

Что ты делаешь со мной?

Надев очки, председательствующий посмотрел на кипу бумаг перед собой.

— Тут говорится, что, по твоему утверждению, религию придумали, чтобы держать простых людей в трепете. Что, если бы ты взялся написать новую Книгу Божью, она была бы превосходнейшей и достойной восхищения, так как Новый Завет написан скверно. Что если существует Бог и хорошая религия, так католическая, потому что обряды у католиков красивее. Но ты предпочел бы, чтобы причастие давалось в табачной трубке.

К концу голос председательствующего перешел в гневный крик. Все мышцы на лице Марло напряглись. Он отчаянно подавлял желание расхохотаться и одновременно пытался — героически — придать себе вид возмущенного ужаса.

Перевернув страницу, председательствующий сморщился от отвращения.

— Ты утверждал, что архангел Гавриил — сводник Господа нашего, так как он принес Благую весть Марии.

У себя за спиной Марло услышал хихиканье.

— Милорд, торжественно клянусь, что ничего подобного я никогда не говорил.

— Тогда скажи мне, как ты объяснишь вот это? — осведомился в гневе председательствующий и вручил несколько листков секретарю.

На первом Марло увидел стихотворение. Пробежав глазами неуклюжие строчки, он покачал головой:

— Размер никуда не годится. Неужели вы думаете, что я способен сочинить такое?

Ни на кого из членов коллегии логика Марло ни малейшего впечатления не произвела.

— А второй документ? — вопросил председательствующий. — Документ, найденный в твоем бывшем жилище. Отрицающий божественность Христа. Томас Кид признался, что писал его ты.

— Значит, он… заблуждается, милорд. Я никогда не видел этой гнусности прежде, и почерк решительно не мой.

Тут раздался новый голос:

— Ваши милости, у меня есть доказательные подтверждения того, что говорит Марло.

Толпа загудела от удивления. Марло обернулся. Поули?!

— Приблизься! — приказал председательствующий.

Роберт Поули приблизился. Он нес два запечатанных свитка, заметил Марло, и старый лист бумаги, дважды сложенный.

После нескольких минут изучения председательствующий провозгласил:

— И вирши, и еретический документ как будто написаны не твоей рукой. А Томас Уолсингем клянется, что вечер пятого мая ты провел с ним в его загородном поместье…

Насколько письмо Тома могло помочь? Том больше не занимает важных должностей, однако он богатый землевладелец, и его фамилия чего-то да весит.

Но тут же этот вопрос утратил значение. Развернув второй свиток, председательствующий переменился в лице.

— Ах так, — сказал он, передавая его другим членам коллегии.

Их безмолвная озабоченность могла означать только одно: вмешался кто-то, обладающий настоящей властью. Марло ждал чего-то подобного от Эссекса, памятуя ряд поручений графа, которые он выполнял последнее время. Но письмо доставил Поули, и, значит, оно могло быть только от Сесиля.

Председательствующий поманил Марло к столу.

Марло заметил, что омерзение на его лице сменилось невольным восхищением.

— Тебя не арестуют, молодой человек. Но ввиду серьезности обвинения ты, пока с этим делом не будет покончено полностью, должен ежедневно являться в Тайный совет, который с завтрашнего дня будет пребывать в Гринвиче.

Марло почтительно кивнул. Про себя он дивился своему везению. Удача все-таки ему как будто не изменила. Ему уже не придется полагаться на рискованный план, как проникнуть в строго охраняемые гринвичские королевские владения, — на план, который он еще даже не придумал. Вместо того ему прямо приказано явиться туда. Конечно, эго не почетное приглашение, но и то ладно.

— Полагаю, ты здесь, чтобы отрезать мне язык.

Поули засмеялся.

— Кит, он слишком уж длинный. Но скажи, ты знаешь, что твоя улыбка теперь висит во дворце французского короля? Я думал, другой такой нет, но…

— Прошу прощения?

— Очень модный итальянский художник. Леонардо как его там…

— И он поразительно красив, насколько я понял?

— Леонардо?

— Тот, кто позировал для портрета.

— Это женщина. Миловидная, темноволосая.

Марло готовил разящий ответ, но тут кто-то ухватил его за локоть. Обернувшись, он увидел пуританского проповедника в ветхом плаще. Он последовал за ними в вестибюль и теперь всовывал ему в руку памфлет. На обложке Марло увидел гравюру: крылатый юноша стремительно падал в море. Икар. Прищурившись, он кое-как разобрал выцветшие латинские надписи: «Не предавайся гордыне, но стой в благоговейном смирении». И дальше: «То, что над нами, быть может, не для нас».

— Выслушай меня, — потребовал пуританин. — Дьявол свел тебя с пути истинного, молодой человек, но ты еще можешь спасти свою душу. Покайся! Отрекись от своих черных слов!

— Может быть, завтра.

— Спаси свою душу, пока еще не поздно! Господь сразит тебя, если ты не…

— Потом, потом, — сказал Марло, возвращая памфлет и сбрасывая руку проповедника. — А теперь, будь добр, уйди.

Шагая к лестнице, Поули засмеялся.

— Кит, мне самому не верится, что это я говорю, но я с ним согласен. Касательно не твоей души, а твоего характера.

Найдя на третьем этаже пустую комнату, Поули увлек Марло внутрь.

— Уезжай. Непременно!

— Из-за глупой клеветы? Роб, ты знаешь, я бывал…

— Теперь совсем другое. За этим стоит Фелиппес.

— Или ты позабыл, Роб? Твои уловки на меня не действуют.

— Это не хитрость. Фелиппес решил, что подвергнуть тебя пыткам будет наилучшим способом взять верх над Сесилем. И не думаю, что он отступит. Я уже подготовил твой тайный отъезд из Англии. Извещу тебя, как только…

Марло закатил глаза.

— То, что ты затеял, совершенно очевидно. Я…

— Сесиль действительно боится, что ты можешь признаться в изготовлении фальшивых монет, но я совсем не потому…

— Бога ради, ну почему ты не признаешься, что хочешь помешать мне обличить контрабандиста из «Московии»?

— Да какое мне до этого дело?

— А такое, что Сесиль — мой главный подозреваемый, и доказательство почти у меня в руках.

Поули даже вздрогнул от удивления.

— Ты ведь знаешь, он только что обещал Рэли пятьдесят тысяч фунтов на поиски Эльдорадо?

— Пятьдесят тысяч?! Невозможно. У него же…

Его удивление кажется искренним. Пресвятая Дева, это значит…

— Что ты сказал про Фелиппеса?

— Клянусь жизнью, Кит, это правда.

Закрыв на мгновение глаза, Марло вздохнул.

— У Сесиля есть родственница в Дептфорде. Элеонора Булл. Она содержит гостиницу и умеет молчать. С сегодняшнего вечера постояльцев у нее не будет. Она тебя ждет. Отправляйся туда, а я доставлю тебе все, что тебе понадобится, — новые документы, одежду… У Рэли там корабль, который послезавтра отплывает в Средиземное море перехватывать суда. Капитан согласился взять тебя на борт и высадить… где скажешь.

— Ты просишь меня довериться тому, кому в Англии не доверяют больше, чем всем остальным? Каждый, кто ему доверял, кончал виселицей.

Поули улыбнулся.

— Кит, риск тебя еще никогда не останавливал. — Затем он стал очень серьезным. — И не могу сказать, что у тебя есть выбор.