Сейчас Витька примчится в отделение, отвезет ее домой, и все вернется на круги своя.

Поохав, Катка начала репетировать приветственную улыбку для Виктора, представляя, в каком «прекраснейшем» расположении духа он явится забирать ее из отделения в четыре часа ночи. Минуты ожидания тянулись со скоростью больной гусеницы, Катарина уже начала нервничать, как вдруг дверь распахнулась и на пороге возникла фигура Столярова.

Выдавив глупую улыбку, Катка ляпнула:

– Вить, отлично выглядишь. Загорел, похорошел, посвежел. Ходил в солярий?

– Вставай! – пробасил приятель.

– Я так рада тебя видеть. Ты не представляешь, что мне пришлось пережить, это какой-то фильм ужасов, честное слово.

– Можешь на минуту замолчать?

– Да, да, конечно.

– Мы с тобой после поговорим.

– Как скажешь.

Подойдя к Витькиной машине, Ката увидела на переднем сиденье перекошенное злобой лицо Регины. Вернее, сначала она увидела саму Регинку, а уж потом ее злобное личико.

Супруга Витьки сжала губы в тонкую нить и, сверля Катарину взглядом, гладила указательным пальцем подбородок.

– Регинчик, привет, – лыбилась Катка. – Ты перекрасила волосы? Тебе идет.

– Садись в салон! – рявкнул Витька.

– Ой, Вить, мой «Фиат» остался на проспекте.

– Посмотрите на нее, она на работу на машине ездит, – процедила Регинка.

– О чем ты говоришь, какая работа?

– Только не надо строить из себя пай-девочку. Постыдилась бы. Верно говорят, в тихом омуте черти водятся.

– Регинка, прекрати немедленно, случилось недоразумение.

– Забавное недоразумение, и опять не с кем-нибудь, а с тобой.

Виктор попросил жену умолкнуть.

– Живо рассказывай, что произошло? – потребовал он от Катки.

– Ничего особенного. Банальная история: на проспекте была облава, мы с девочками шли себе спокойно, никого не трогали, никому не мешали, вдруг визги, крики, менты приехали и нас замели. Сначала я думала, нас вежливо попросят подышать в трубочку и отпустят, но они так матерились – жуть. А потом меня посадили в мерзопакостный обезьянник. До сих пор в горле першит.

– Нам известно, как ты оказалась в отделении, теперь хотелось бы услышать, как ты очутилась на проспекте?

– На машине приехала.

– Не идиотничай.

– Но это правда!

– Боже мой, – Регина закрыла глаза, – какой-то кошмар на улице Вязов. Эх, Катка, Катка, а я ведь считала тебя лучшей подругой. Мне и в страшном сне не могло присниться, что ты на старости лет решила заделаться проституткой. И Андрей твой, постоянно находясь в командировках, даже не подозревает, чем в его отсутствие занимается любимая женушка. Неправильное хобби ты себе выбрала, Катка, ох неправильное. Если заняться нечем, пошла бы на работу устроилась. На приличную, разумеется. А ты скатилась на самое дно. Просто в голове не укладывается. Абсурд!

– Регинка, ты сбрендила!

– Это ты сбрендила. Ну вот ответь откровенно: чего тебе дома не сидится? Денег хватает, ни в чем себе не отказываешь, живи и радуйся, так нет, захотелось испытать экстрима на пятом десятке.

– Мне только тридцать шесть! Вы сговорились все, что ли?

– Не могу поверить, – прогудел Витька. – Когда мне позвонили и сказали, что тебя задержали на панели, я подумал, что это шутка. Розыгрыш, дурацкий розыгрыш, который не может, не имеет право оказаться правдой. А на деле... Н-да, удивила ты нас, Ката Копейкина.

– Я вообще теперь сон потеряю, – Столярова скорчила гримасу.

– Хватит! – заорала Катарина. – Неужели вы – люди, знакомые со мной много лет, – зачислили меня в ряды путан? Как вы могли?!

– А ты сама как это называешь?

– Я собирала информацию для книги.

– Для какой книги?

– Одна моя знакомая пишет книгу, сейчас она подхватила простуду и не выходит из дома, поэтому попросила меня прокатиться на проспект и собрать необходимую информацию.

– Умнее придумать ничего не могла?

– Вить, она, наверное, думает, что мы придурки и нам можно вешать лапшу на уши.

– Это правда! – голосила Катка.

– Не верю!

– Придется.

– Замолчи.

– Сами заткнитесь, – озлобилась Копейкина, – ничего не скажешь, хорошие у меня друзья. Стоило мне, бедняжке, угодить в кутузку, как меня сразу принимают за шлюху. Спасибо вам. Вы поэтому вдвоем в отделение притащились, хотели позлорадствовать?

– Обычно я ночами сплю, в отличие от некоторых, – ядовито заулыбалась Регинка. – Но когда Витька сказал, что ты в ментовке, я ушам не поверила. О каком сне могла идти речь, я не могла остаться дома и пребывать в неведении, мне хотелось увидеть тебя и заглянуть в твои глаза.

– Заглянула?

– Представь себе.

Катка планировала достойно ответить нахалке Регинке, но в этот момент Столяров резко остановил машину.

Повернувшись к Копейкиной, он тихо спросил:

– Скажи, Катка, только честно, пойми, я обязан спросить, от твоего ответа будет зависеть многое. Ты правда не имеешь отношения к путанам?

У Катарины из глаз покатились крупные слезы, она изо всех сил старалась не впасть в истерику, но Витькин вопрос настолько резанул по сердцу, что нервы не выдержали, и она громко разревелась.

– Эй, ты чего? Сейчас же перестань лить слезы. Кат...

– Отстаньте от меня. Видеть вас не могу, как вы могли подумать... У-у-у... – Она глотала соленые слезы, и от этого ей становилось еще горше.

– Прости нас, мы погорячились, но пойми и наше состояние.

– Каточка, прекрати немедленно плакать, – Регинка начала гладить Копейкину по голове. – Извини, мы просто были на взводе.

Катка не могла успокоиться, теперь слезы катились не от злобы на Столяровых, а от жалости к самой себе.

«Бедная я, несчастная, никому не нужная», – проносилось в голове.

Виктор завел мотор.

– Кат, успокойся, – Регинка протянула ей платок. – Возьми, вытри слезы, а то у тебя тушь по всему лицу размазалась.

Минут через десять Копейкина немного пришла в себя.

– Потоп закончен? – усмехнулся Столяров.

– Вы обидели меня до глубины души.

– Сама виновата, своими заскоками ты нас уже достала, сначала мнишь себя великой сыщицей и пытаешься искать убийц, теперь в голову взбрело собирать материал для книги чокнутой знакомой.

– Она не чокнутая.

– Не будем спорить, я остаюсь при своем мнении.

Катарина закусила губу. Пусть говорят что угодно, а ей надо отключить сознание и смотреть в одну точку. Очень часто, когда Катарине было нужно уйти на время от реальности, она пользовалась этим способом. Очень помогает, ничего не слышишь, ни о чем не думаешь.

В себя она пришла оттого, что кто-то упорно тормошил ее за плечо. Открыв глаза, она увидела Витьку.

– Ты в транс впала? Приехали уже, вылезай.

Катарина осмотрелась.

– А куда мы приехали-то?

– Начинается новое завихрение. Забыла, где живешь? Коттедж это твой. Вот ворота, рядом калитка, а за ними дом.

– Ой, Вить, а мы ведь сейчас не в коттедже живем.

– А где, в Москве? Почему сразу не сказала?

– Не в Москве. Мы временно всем семейством перебрались в особняк Маргариты Изотовой. Отвези меня туда, здесь близко. Минут двадцать езды.

Столяров закатил глаза.

– Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Поехали.

Тронувшись с места, Виктор спросил:

– С какой стати у чужих людей тусуетесь? Розалия опять что-то взорвала?[1]

– Хуже! Мы пытаемся найти лошадь, которая охраняет бриллианты дяди Ярика.

Регина медленно повернула голову назад.

– Тебя в отделении случайно дубинками не били?

– Нет.

– А сама головкой не стукалась?

– Не стукалась, – огрызнулась Копейкина.

– С тобой все ясно. У тебя был трудный день, тебе необходимо принять успокоительное и отправиться на боковую. Поспишь часиков двенадцать, глядишь, вся дурь из головы выйдет.

Катка откинулась на сиденье, отключив слух.

Высадив ее у ворот Изотовой, Столяровы откланялись.