В Онеге, маленьком городке на берегу Белого моря, совсем недавно были еще живы старики-поморы, которые помнили его. Один из них, рассказывая о Кучине, вздохнул: "Если б не погиб, вторым Ломоносовым мог бы стать".
Может быть, излишне пристрастен старый помор?
В 1910 году, когда экспедиция Руала Амундсена готовилась отплыть на "Фраме", газета "Моргенбладет" писала: "В числе национальной норвежской экспедиции… среди других ее участников состоит уроженец Архангельской губернии А. С. Кучин… Кучин включен в состав экспедиции вопреки постановлению стортинга, который высказался за то, чтобы она носила исключительно норвежский национальный характер… Такое нарушение организатором экспедиции пожелания стортинга было сделано ввиду исключительных способностей и таланта А. С. Кучина в области океанографии".
К сожалению, за всю свою недолгую жизнь капитан Кучин не успел опубликовать ни одной статьи. Дневники, которые он вел в экспедиции Амундсена, были украдены в Буэнос-Айресе. Сохранилась только небольшая их часть — за август — декабрь 1910 года.
По письмам, немногим документам, воспоминаниям друзей, по рассказам его сестер удается в какой-то мере восстановить жизнь и облик Александра Степановича Кучина…
"Море нас поит, кормит, море и погребает", — говаривали в старину поморы.
Суденышко деда, беспалубную шняку, настиг жестокий шторм у берегов Мурмана, и отец Александра рос сиротой. Когда исполнилось ему девять лет рано взрослеют поморы, — подался он туда же, на рыбные промыслы.
Зуй, зуёк (была тогда такая "специальность") — это мальчик на подхвате. Но главная его обязанность — насаживать мелкую рыбешку на крючки многокилометрового яруса. Исколотые пальцы коченели в холодной воде, от качки, от усталости ныло все тело… Хорошую морскую школу прошел Степан Григорьевич — зуёк, матрос, шкипер, капитан. И сына своего он с детства повел по ступеням этой же суровой школы. К шестнадцати годам Александр побывал уже на Мурмане, на Новой Земле, на Шпицбергене, плавал в Белом, в Баренцевом, в Карском, в Норвежском морях.
"Норвега — та же Онега, только речь другая", — говорили в те времена. Контакты между норвежскими рыбаками и поморами были тогда самыми тесными. Кучин работал и на русских, и на норвежских промысловых судах. После окончания Онежского городского училища даже учился один год в норвежской школе. И в 1906 — было ему всего восемнадцать — составил "Малый русско-норвежский словарь", вскоре опубликованный издательством "Помор".
Сохранилась фотография, относящаяся приблизительно к этому времени, совсем еще детский овал лица, по-детски припухлые губы, но на плечах уже форменные погоны с якорьком. Александр Кучин поступил на мореходное отделение Архангельского торгово-мореходного училища.
Одноклассник его, известный впоследствии гидрограф П. И. Башмаков, многие годы спустя вспоминал: "Ученье давалось ему легко. По своим успехам он неизменно шел впереди всех товарищей по классу, а училищное начальство и преподаватели, видя его способности, относились к нему хорошо и доброжелательно. Характер Александр Степанович имел скромный, отзывчивый, и поэтому не удивительно, что отношения его с товарищами по классу были самыми дружескими. В общем, это была тесная семья юных моряков".
Закончив училище с золотой медалью, Кучин мог поступить в одну из пароходных компаний. Мог стать штурманом, позже — капитаном, ходить на промысел зверя, ловить рыбу или возить богомольцев на Соловецкие острова. Но это не удовлетворяло его. Он выбрал свое будущее: изучение моря, а точнее, полярного бассейна. Без знания течений, ледовых условий нельзя было надеяться проложить морской путь к устьям великих сибирских рек.
Фактически наука об океане тогда только зарождалась. В Бергене при Институте геофизики были созданы первые в мире курсы океанологов. А крупнейшим специалистом по полярному бассейну был, несомненно, Фритьоф Нансен. И вполне естественно, что по окончании училища Кучин в августе 1909 года сразу же уезжает в Норвегию.
Сохранилось несколько его писем, адресованных товарищу по Архангельской мореходке Константину Алексеевичу Белову. Их сумел разыскать в семейных архивах дальний родственник Белова А. М. Ухловский.
"Как ты знаешь, был я в Тромсё, — пишет Кучин 8 октября. — Тут я думал поступить на пароход норвежской экспедиции "Michael-Sars". Капитан порта сказал кой-что о здешних курсах изучения моря. Со 100 кронами в кармане (их дал мне отец)… приехал в Берген. Курсы, о которых он говорил, близки были к концу, да для меня и невозможны, потому что читаются на немецком языке. Курсисты — уже окончившие университеты. Так, например, из Одессы преподаватель гимназии. Познакомился… с профессорами курсов. Затем занялся океанографией под руководством одного известного ученого — Helland-Hansen'a. Литература на немецком и английском языках, почему старательно занимаюсь этими языками. По-английски читаю без словаря громадные сочинения… Производил много анализов воды, а на следующей неделе с профессором [идем] на моторе на исследования. Будем определять течения, брать пробы воды, определять соленость, температуру и по ним вычислять течения. Только через два месяца придет капут моим деньгам. Тогда на рыбные промыслы… Со мной вместе работают австрийский герцог и норвежский лейтенант… Профессор — редкостный человек. Вчера он читал лекцию в здании метеорологической обсерватории и зашел ко мне, чтобы взять с собою… В одной из здешних газет, "Anonce — Tiden", предлагают сотрудничать. Займусь и этим".
По-видимому, Хелланд-Хансен отлично понимал материальные затруднения своего русского ученика, и уже в декабре Кучин пишет: "Теперь я ассистент биологической станции и зарабатываю деньгу. В марте поеду в Англию на траулер. В русскую экспедицию писал о своих занятиях здесь, и, кажется, рады будут иметь меня там, так как со мной связано имя профессора Helland-Hansen'a".
Кучин немало поработал на промысловых судах, он знал, каким трудом достается "рыбка". Теперь океанология становилась наукой, которая могла покончить с дедовскими приемами слепого, интуитивного поиска рыбы в океане. И Кучин мечтал применить свои знания на практике: купить для начала бот (если удастся, взять кредит) и вместе с Беловым заняться изучением гидрологии и гидробиологии Баренцева моря — тем, что мы сейчас называем перспективной промысловой разведкой.
В феврале 1910 года Кучин пишет: "Дорогой Костюшко! Давным-давно получил твое письмо, но все не мог собраться написать тебе. Жизнь немного разрушает мечты, и, кажется, в мае — июне мне не придется еще быть в России… Что предприму на лето — не знаю. Или буду ассистентом на "Michael-Sars" — пароходе норвежской научно-промысловой экспедиции, или поеду в Англию работать на траулерах. Хорошо и то и другое… Осенью буду на биологической станции в Александровске и попытаюсь уговорить заведующего за их счет приобрести научные приборы, с тем чтобы я мог пользоваться ими. Вот поэтому-то хорошо было бы, если бы ты остался на 3 4 месяца в Англии и научился основательно работать тралом. Нам придется работать много этим орудием… Мурманская экспедиция окончила свои дни, что, может быть, к лучшему. Если удастся нам приобрести бот с двигателем, то никто не будет мешать".
Жизнь, однако, совершенно изменила планы. Всего через несколько дней после того, как было послано это письмо, Кучин неожиданно получил лестное предложение принять участие в экспедиции Амундсена на "Фраме". Видимо, выбор Амундсена определила рекомендация Хелланд-Хансена — во всяком случае на контракте, заключенном 14 марта 1910 года, норвежский профессор поставил свою подпись как поручитель молодого русского ассистента.
В Онеге у родственников сохранилось письмо, посланное Кучиным вскоре после заключения контракта:
"Давно не писал, потому что перед отъездом накопилось много работы и хочется окончить все. Затем в последнее время меня интервьюировали и написали кой-что о моих работах на станции… Кажется, мне удалось пробить себе дорогу даже в России. О нашей экспедиции уже знают, знают и о том, что я еду с ней. Буду стараться работать так, чтобы Амундсен не раскаивался в том, что взял с собой иностранца, да еще русского. Во всяком случае здесь, в Бергене, моя работа была важна и полезна. И среди ученых в музее я пользуюсь почетом и уважением. Только бы достало энергии на дела".
