Вопрос о происхождении Боамского ущелья, тесно связанный с проблемой эволюции речной системы Чу, также решался рядом позднейших исследователей в духе высказанных Семеновым взглядов. По Л. С. Бергу, «…Буамское ущелье есть типичная долина прорыва…»[45]
«…В эпоху более значительного распространения ледников в Тянь-Шане озеро Иссык-Куль стояло намного выше теперешнего. В то время река Чу впадала в озеро, переполняла его и давала ему исток через хребет в том месте, где ныне находится Буамское ущелье. С течением времени Чу, постепенно углубляя свое русло, прорыла Буамское ущелье; вместе с тем, унося вследствие углубления истока все больше и больше вод Иссык-Куля, Чу значительно понизила уровень озера и, наконец, вследствие пока еще неизвестных причин, совсем перестала впадать в него»[46].
К взгляду П. П. Семенова на Боамское ущелье как на долину, прорытую стекавшими водами Иссык-Куля, присоединились также И. В. Мушкетов и другие.
В последнее время И. П. Герасимовым предложено иное объяснение взаимоотношений р. Чу и Иссык-Куля.
«Очень точно и ясно описав картину современного разъединения р. Чу и Иссык-Куля, П. П. Семенов-Тян-Шанский впервые поставил также вопрос и об их прежнем соединении»[47], – отмечает исследователь.
Однако, по мнению И. П. Герасимова, новейшие геоморфологические исследования свидетельствуют об отсутствии на берегах Иссык-Куля достоверных следов значительно более высокого уровня озера по сравнению с современным.
«…Озеро Иссык-Куль на всем протяжении второй половины четвертичного периода поступательно, хотя и с неравномерной скоростью, повышало свой уровень и увеличивало свои размеры, но вряд ли когда-либо имело сколько-нибудь значительный внешний сток»[48].
Исследователем выдвигается гипотеза, согласно которой перехват р. Верхней Чу (Кошкара) р. Нижняя Чу произошел в геологическом прошлом без какой-либо связи с режимом озера.
Независимо от указанных спорных моментов, которые содержатся в палеогеографических и геологических выводах П. П. Семенова, следует считать вполне справедливыми суждения исследователей, отмечающих, что в этих вопросах работы Семенова заложили основу последующего изучения системы Тянь-Шаня.
Подобную оценку можно встретить как в работах русских ученых, так и в западноевропейской литературе. Так, например, М. Фридрихсен в конце XIX в. писал, что Семенов, благодаря своим геологическим познаниям и проницательности, уже в 1857 г. заложил основу наших современных знаний о Тянь-Шане и создал фундамент, на котором стало возможным дальнейшее прочное построение.
Не менее значительными оказались в работах о Тянь-Шане фитогеографические выводы Семенова, построенные на основе собранных им ботанических материалов. Ботанические исследования П. П. Семенова получили заслуженную оценку в работах А. Н. Краснова, В. И. Липского, В. Л. Комарова и других.
Главным из фитогеографических обобщений Семенова явилась предложенная им схема зон Заилийского Алатау. В своем капитальном труде о флоре Средней Азии В. И. Липский указывал, что Семенов дал «первую ботанико-географическую картину Средней Азии, которая и поныне может служить образцом…» (Написано в 1902 г., почти через полвека после путешествия Семенова.) Эта оценка, несомненно, является справедливой. До Семенова наиболее значительные выводы о вертикальной зональности Средней Азии были сделаны А. И. Шренком в результате его известной экспедиции 1840–1842 гг. Но А. Шренк умер, не успев полностью обработать собранные им материалы. Отчет Шренка о его первой поездке содержал интересные данные об изменении растительности Джунгарского Алатау в зависимости от высоты. Однако в этом отчете не было создано по отношению к Джунгарскому Алатау разработанной схемы вертикальных растительных зон. Закономерности вертикального распределения растительности в горных областях Средней Азии впервые были установлены Семеновым по отношению к Заилийскому Алатау.
Появившиеся в течение ближайших 30 лет после его экспедиции схемы зон, предложенные Н. А. Северцовым (1873 г.) и А. Н. Красновым (1888 г.), не имели существенных отличий от первоначальной схемы Семенова[49].
Вопрос о разработке Семеновым данных о геологическом строении, рельефе и распределении растительности изученных им областей Тянь-Шаня освещен, главным образом, в геологической и фитогеографической литературе. Однако рассмотренные нами обобщения П. П. Семенова имеют и более общий географический интерес.
Накануне тянь-шаньского путешествия Семенов резко выступил против взгляда на географию как на агрегат или мозаику разнородных сведений.
Основная мысль Семенова заключалась в разграничении географии в обширном и тесном смысле. «…География – наука о земле, есть слово, которому можно дать очень различные объемы и определения, – писал Семенов. – Можно разуметь Географию в обширном и тесном смысле. В обширном смысле предмет ее есть полное исследование земного шара, то есть законов строения его, с его твердой, жидкой и воздушной оболочкой, законов отношения его к другим планетам и к обитающим на нем организмам. В этом смысле География есть действительно не наука, а целая естественная группа наук, связанных между собой тождеством предмета исследования, рассматриваемого только в различных отношениях»[50]. География в тесном смысле слова, по Семенову, «есть физиография земной поверхности, то есть описание как постоянных, неизгладимых веками черт ее, набросанных самой природой, так и переменных, изгладимых, произведенных рукой человеческой»[51].
Семеновские описания Заилийского Алатау и Иссык-Куля интересны как образцы широкого географического обобщения, создания географической характеристики горной страны. В описаниях Семенова с большой рельефностью обнаруживаются его взгляды на необходимость использования геологических выводов для географии.
У Богдановича имеется интересное замечание о Семенове: он указывает, что многолетняя дружба П. П. Семенова и И. В. Мушкетова в значительной мере основывалась «на единстве взглядов на значение геологии для географии»[52]. Мушкетов писал в своем «Туркестане» о недостатках сравнительной географии Риттера: «Риттер ограничивался только сравнением внешних форм, он вовсе не рассматривал генезиса различных элементов земли; он не исследовал переходные формы, связующие, по-видимому, различные элементы, как это делает анатом или филолог и как это преследует современная Сравнительная география, на основании исследования различных гомологичных форм. Риттер, в сущности, и не подозревал этого метода, поэтому его Сравнительная география резко отличается от современной, так же, как и его метод…»[53].
В другом месте этой же работы, сравнивая Гумбольдта и Риттера как исследователей природы и подчеркивая преимущества Гумбольдта над Риттером, Мушкетов писал: «Риттер основывал все на пластике, на внешней конфигурации, не вдаваясь в разъяснение генезиса гомологичных форм»[54].
В 90-х гг., когда были высказаны эти мысли, они уже не являлись новыми. Замечательно, однако, что статьи о Тянь-Шане, написанные Семеновым за 30 лет до появления «Туркестана» Мушкетова, в период наибольшего распространения идей Риттера, отличались от географических описаний Риттера, в частности, тем, что геология служила Семенову для разъяснения генезиса современного рельефа и гидрографии исследованных им частей Тянь-Шаня.
