Рано утром я вынул из почтового ящика свежий номер газеты и прочитал такую заметку:

«В городе Н. имел место случай вручения и получения взятки. Из ряда вон выходящий, он взбудоражил все население. Возникли стихийные митинги. В средних школах на несколько дней прерваны занятия. Под руководством преподавателей литературы школьники совершают экскурсии в тюрьму, чтобы собственными глазами увидеть далекого потомка Городничего и Тяпкина-Ляпкина.

Местный прокурор был так поражен столь необычным для наших дней преступлением, что, открыв рот от удивления, не может закрыть его до сих пор. Опасаются, что этот дефект не удастся устранить даже при условии применения новейших методов физиотерапии».

Просто информация, а ведь читатель, пожалуй, ей не поверит. Как не поверил я сам.

А ведь было бы чертовски приятно на самом деле прочесть нечто подобное в очередном номере газеты, на последней странице, где под рубрикой «Коротко» все заметки набираются убористым петитом…

Они сидели за маленьким столиком молочного кафе «Поляна» и горячо обсуждали вопрос о закусках.

— Я согласен с тобой, Петя, все зависит от закуски. Что заложишь в желудок, таков будет и результат.

— Угу, — отозвался тот, которого звали Петя.

— Помнится, как все это было. Ну, собралась у нас в доме компания. Питья было — не преувеличиваю — ведро. И что же? Когда все осушили, глянул я на гостей, да так и ахнул: трезвы, как солнышко. Мне даже неудобно стало — людей пригласил, а напоить не сумел. Конфуз! И все из-за нее, из-за закуски. Знаешь, чем нас жена потчевала?

— Чем?

— Беляшами.

— А что это такое?

— Не знаешь? Ну, послушай. Покупаешь три сорта мяса — говядину, баранину и свинину. Пропускаешь мясо через мясорубку и смешиваешь. Получается гибрид коровы, свиньи и ягненка, животноводческой науке пока еще неизвестный. Добавляешь в мясо пару-тройку яиц, мелко нарезанного лука, черного перца, и фарш готов. Теперь тесто. Готовить его надо на молоке пополам с водой. Не худо добавить в тесто пару яичек и потом как следует раскатать. Ты когда-нибудь ватрушки ел?

— Ел.

— Ну, так беляши те же ватрушки, только начинка другая. И потом ватрушки готовят в духовке, а беляши на сковороде. Сверху они получаются румяные, поджаристые, а внутри такая сочная и ароматная масса, что дух захватывает. И весь секрет в температуре.

— То есть?

— Высокого накала должны быть беляши. Чтобы прямо со сковороды и в рот. В этом случае убивают они алкоголь в самом зародыше.

— Горячая закуска — сила, — подтвердил Петя.

— А что ты скажешь о холодце?

— Тоже сила.

— Да еще какая! Теща у меня была мастерица насчет холодца. Бывало, как праздник, так ее на вожжах не удержишь — рвется на рынок за бульенками. Нанесет этого добра на целую артель. Между прочим, желатин она не признавала. «Если стюдень не застынет, — говорила теща, — то я его в мусоропровод спущу, а эту отраву класть не буду». И застывал у нее холодец. Да еще как! Хоть топором руби. Правда, варила она его долго. Случалось, вскочишь среди ночи с постели, глянешь на кухню, а там теща. При кастрюле, как при военном объекте, находится, глаз не смыкает. Зато и закуска получалась у нее отменная. Ты о хрене понятие имеешь?

— Кажется, да.

— Ни хрена не имеешь. Теща коренья сама выкапывала, а где — сказать не могу. Принесет эти свежие коренья, вымоет и на терку. Такой едучий запах на кухне разведет, что вся семья навзрыд плачет. А ей хоть бы что. Ну, потом разведет хрен на свежей сметане, добавит туда сахару, лимонного соку и горчицы…

— И горчицы?

— Да, без горчицы теща хрен не делала. И специя у нее получалась, скажу я тебе! Ложечку положишь в рот — и глаз напрочь! Бывало, отрежешь кусок холодца, хреном его сдобришь и посуду в руку. Хватишь стаканчик — скорее закусывай. Так холодцом тем эту проклятущую водку будто волной смывает. Не поймешь: то ли белоголовую выпил, то ли воды водопроводной хватил.

— Все от специй зависит, — многозначительно заметил Петя.

— От них. Кстати, теща хрен и для пыжей применяла. Про пыжи слыхал?

— Нет, не слыхал.

— Ну вот, а еще охотником считаешься. Пыжи — это обыкновенные яйца, сваренные вкрутую. Очищают их от скорлупы и режут пополам. А сверху на каждую половинку кладут хрен. Вот и получается пыж. Выпил стопку — вдогонку пыж послал. И ни в одном глазу. Чем больше пьешь, тем трезвее становишься. Чародейство!

— На крайний случай, можно и огурцом закусить. Соленый огурец — он тоже растворяет…

— Не говори так, Петя. Соленый огурец опошлен. Нет, ты достань из холодильника свежий, парниковый, разрежь его и легонько солью присыпь. Покроется тогда огурчик капельками, как утренней росой. Вот таким огурцом закусить где-нибудь в декабре — это да. Будто не столичную в себя влил, а кусок знойного лета глотнул. И по всему телу — истома…

Приятели помолчали.

Когда они расплатились и не очень твердой походкой направились к выходу, я подумал: «Вот оно, наступило то время, когда люди стали хмелеть от одних только воспоминаний о хмельном. Ну, что ж, пусть тешатся. Во всяком случае, здоровью от этого никакого вреда. Побольше бы таких молочных кафе у нас открывали».

Но мои радужные мысли рассеял визгливый голос буфетчицы:

— Дашка, убери посуду!

Официантка подошла к столу, за которым сидели приятели, и сунула под фартук две пустых бутылки. Я успел заметить на них одинаковые наклейки. Сомнений быть не могло: это была водка, которую почему-то иногда называют молоком бешеной коровки.

Время обеда настигло меня в тот момент, когда я находился на окраине города, в совершенно незнакомом районе. В растерянности я оглянулся вокруг и увидел на противоположной стороне улицы скромную вывеску «Столовая». Зайти или не зайти? Мое колебание будет понятным, если учесть, что я всегда опасался незнакомой обстановки. А тут еще дело касалось такого важного процесса, как принятие пищи. Но все-таки я пересек улицу и открыл дверь в столовую.

Странное дело: едва я переступил порог обеденного зала, как сразу оказался в центре внимания. Правда, посетители не заметили моего прихода, они спокойно продолжали есть, позвякивая ножами и вилками. Но обслуживающий персонал! Официантки, буфетчица, кассир — они буквально не сводили с меня глаз. Под этими пристальными перекрестными взглядами я кое-как добрался до свободного столика. Чтобы справиться с внезапно охватившим меня смущением, я поспешно уткнулся в меню и стал молча изучать его.

— Позвольте! — раздался надо мной приятный голос.

Я поднял голову и убрал руки со стола.

Передо мной стояло общепитовское чудо, состоящее из стройной фигуры, белоснежного фартучка и кокетливой наколки, венчающей пышную шевелюру. Чудо ловко смахнуло усеянную рыжими пятнами скатерть. В мгновение ока стол был покрыт ослепительной белизны, хрустящим, как снег, полотном.

— Что будем кушать?

— Салат… — нерешительно промямлил я.

— Конечно, можно подать и салатик. А что, если я принесу вам целиком огурчик, пару помидоров, луковицу. А потом вы сами все это порежете на тарелке, сдобрите оливковым маслом и молотым перцем. Не лучше ли будет? Видите ли, салат надо кушать совершенно свежим. А если он постоял немного, то весь вкус и аромат бесследно исчезают. Сделаем так?

Я молча кивнул головой.

— Ну, а на первое? Я рекомендовала бы борщ из свежей капусты, с наваристой костью. Если мужчина садится за стол и не получает в борще хорошей сахарной кости, то он может смело считать время, проведенное за обедом, потраченным зря. Костный мозг, немножко мякоти, жира, хорошо проваренные хрящики создают ту совершенно неповторимую гамму вкусовых ощущений, которая превращает порядочно наскучившую процедуру обеда в истинное наслаждение…

Судорожно глотнув слюну, я кивнул головой еще раз.