— Однако ты несешь его, не ожесточив сердце, и по этой причине, к примеру, приказала сохранить ценнейшие ученые труды из скриптория Прады, — заметил Астамир. — И ты не используешь мощь Аграделеуса в любом удобном случае. Во всяком случае, стараешься…

— Скажи это поселенцам той бехренской деревни, — перебила его Бринн. — Если, конечно, кто-нибудь из них остался в живых.

— А сколько таких деревень ты видела, пока летала туда и обратно? — спросил мистик, — Насколько я понимаю, не все они сожжены?

Эта мысль слегка улучшила настроение тогайранки.

— Я ненавижу эту войну, — сказала она все же.

— А я ненавижу любую войну, — ответил Астамир. — И потому снова задаю тебе тот же вопрос, и ты должна задавать его себе сама, каждый день, если понадобится: оправдывает ли твоя цель средства? Стоит ли свобода народа тогайру тех ужасов, которые несет с собой борьба за нее?

Девушка беспомощно пожала плечами и посмотрела на Джуравиля.

— Как бы мне хотелось, чтобы дракон остался в подземелье!

— Лучше бы тебе с такой же страстью хотелось избавить Тогай из-под гнета ятолов, — отозвался эльф.

— Я почти все время проводил во дворце Чезру и мало путешествовал по стране, так что вам от меня не будет никакого толку, даже если бы я и захотел вам помочь, — вызывающе заявил Мерван Ма.

Он ехал в крытой повозке, которая медленно тащилась вдоль пересохшего русла реки. Как только уцелевшие жители Прады были изгнаны из города и устремились на восток, Бринн повела войско на юг, предоставив опустевший город горячим ветрам и воронью.

— Тогайскому Дракону ничего от тебя не нужно, — ответил мистик, усаживаясь рядом.

Приподняв рубашку Мервана Ма, он осмотрел его раны и удовлетворенно кивнул: дела явно шли на лад.

Молодой человек отвернулся, на его лице по-прежнему можно было прочесть выражение вызова. Однако постепенно им овладела печаль, и по щеке скатилась слеза.

— Почему тебя отослали из Хасинты? — спросил Астамир. — Чем присутствие Мервана Ма угрожало Гласу Бога? В скриптории Прады я нашел труды, в которых много рассказывается о Чезру. Есть там и незаконченная глава о нынешнем Чезру, Эакиме Дуане. В ней, между прочим, упоминается Мерван Ма, чья верность, похоже, никогда не подвергалась сомнению.

— Говоря все это, ты ожидаешь, что я предам своего господина?

— Я просто произношу вслух те вопросы, которые ты боишься задать себе сам, — отозвался мистик. — Тебя приводит в ужас мысль, что Чезру Дуан хотел твоей смерти, и тем не менее дело обстоит именно так. Однако ты по-прежнему боишься задавать себе вопросы, вот я и делаю это за тебя.

— Ты стремишься исцелить мое сердце, как исцелил раны? — спросил юноша с оттенком иронии.

— Во всяком случае, пытаюсь, — со всей искренностью ответил Астамир.

Еще раз взглянув на заживающие раны Мервана Ма, он соскочил с повозки, оставив пастыря наедине с его невеселыми мыслями.

Юноша попытался вытянуться, прислонив голову к покачивающейся стенке повозки, но такая поза причиняла ему боль. Тогда он, наоборот, наклонился вперед, уперев в согнутые колени руки и уткнувшись в них лицом. Мысленно он снова и снова спорил с Джеста Ту, пытаясь опровергнуть его слова и внушить себе, что Шаунтиль действовал по собственной инициативе и, охваченный жаждой власти, решился убить пастыря, которого Чезру Дуан назначил управлять Дарианом. Да, именно так, и если бы только Мерван Ма смог вернуться в Чом Дейру и рассказать обо всем Гласу Бога, то предатель чежу-лей, безусловно, был бы наказан за подлый поступок.

Молодой человек повторял все это себе снова и снова. И тем не менее в глубине души чувствовал, что, вернись он и впрямь в Чом Дейру, то неминуемо встретил бы там смерть.

Но почему?!

Может, он ненамеренно оскорбил каким-то образом Глас Бога? Однако ничего подобного Мерван Ма припомнить не мог.

Все же один образ — Эаким Дуан в залитой кровью одежде, судорожно прижавший к груди священный сосуд, все время всплывал перед его мысленным взором. Это, надо полагать, и было поворотной точкой. Но какое преступление он совершил и как это связано с Кубком Чезру? Да, Мерван Ма знал, что в его дно вправлен драгоценный камень, но он не рассказывал об этом ни одной живой душе. Он даже, если признаться, никогда не думал, что в этом есть что-то неподобающее. Может, камень здесь для того, чтобы участники жертвоприношения тратили не слишком много крови для заполнения объемистого сосуда…

Что тут такого, спрашивается? Религия ятолов не запрещает драгоценные камни вообще — только магические драгоценные камни, которые используют еретики церкви Абеля.

И по крайней мере один из этих еретиков был личным другом Гласа Бога.

Мерван Ма откинул голову назад, не обращая внимания на пронзившую живот боль. Он вообще ничего не замечал, целиком поглощенный вспыхнувшим в сознании ужасным подозрением.

Нет, во всем этом нет никакой логики, просто очередная уловка мистика Джеста Ту, пытающегося в извращенном виде представить ему смысл действий негодяя чежу-лея, преследовавшего исключительно личные цели. И тем не менее, отвергая идею покушения на него по приказу Дуана умом, в сердце своем молодой пастырь чувствовал ее неоспоримость.

Эаким Дуан, горячо любимый им Глас Бога, человек, которому он преданно служил с тех пор, как стал взрослым, приказал его убить. Мерван Ма уже не мог продолжать убеждать себя в том, что это было не так.

Бринн вглядывалась в раскинувшийся перед ней ландшафт. Гладкие дюны, похожие на застывшие волны различных оттенков коричневого цвета, сбегали к вытянутому узкому озеру. По его берегам под порывами жаркого ветра покачивались финиковые пальмы, между ними зеленела густая трава. За ними виднелись ряды небольших домов, среди которых выделялся приземистый замок. Его выветрившиеся каменные стены были прорезаны узкими бойницами, крыша на отдельных участках имела скаты, сделанные под разными углами.

Девушке понадобилось три недели, чтобы привести сюда армию. Желая обмануть врага, который наверняка этого не ожидал, они в основном передвигались по бесплодной пустыне. Для уставших, вконец измученных жарой тогайранцев это место выглядело поистине как земной рай.

— Оазис Гароу, — произнес Астамир.

— Городок не защищен, — заметила Бринн.

— Типично для оазиса, — объяснил мистик. — Здесь останавливаются караваны, которые платят большую дань за воду для себя и своих животных.

— Мы сделаем то же самое, хотя дань платить, разумеется, не станем.

— Можно не сомневаться, при виде нас все жители сбегутся в замок, — сказал Астамир. — И оттуда примутся осыпать нас стрелами.

— Тогда, даже не успев утолить жажду, мы сровняем этот их замок с землей, — сухо отозвалась тогайранка.

— Не прояви излишнего легкомыслия, — предостерег ее мистик. — Замки бехренских оазисов представляют собой прекрасно защищенные крепости. Они могут выстоять под натиском любой армии, и выманить оттуда их защитников, как это произошло в Дариане и Праде, тебе не удастся.

— Посмотрим, — ответила Бринн и пришпорила Крепыша.

Они вихрем обрушились на оазис, вздымая мягкий, нагретый солнцем песок. В отличие от нападений на Дариан и Праду, сейчас девушка бросила в атаку все войско, численность которого составляла уже около пяти тысяч человек. Ее воины окружали оазис плотным кольцом. Бехренцы из отдаленных от замка домов тут же бросились под защиту его каменных стен.

Большинству удалось спастись, но кое-кого затоптали копыта лошадей тогайру. Спустя некоторое время после начала атаки в оазисе все снова успокоилось. Армия Бринн окружила его последний бастион.

Правда, не всем бехренцам удалось укрыться в замке. У его ворот стоял караван. Людям из него некуда было ни сбежать, ни спрятаться.

По приказу девушки ее воины не подходили близко к хорошо защищенной крепости. Она также не позволила тогайру напасть на угодивших в ловушку торговцев.