По такому случаю люки между отсеками оставались распахнутыми, но моряки, озверевшие от пустопорожней, по их мнению, суеты, все равно каждый раз дергали кремальеры, герметизируя отсеки.

Ферц шел за вестовым, пока они не уперлись в один из таких запертых люков. Перед ним переминался адъютант в отутюженной форме, шитой золотом, увешанной чуть ли не до пупка какими-то юбилейными значками. Он колотил кулаком по металлокерамике, бестолково дергал за ручку, вертел головой, выискивая подмогу.

Вестовой кинулся открывать, но Ферц пригвоздил его к месту железной хваткой за плечо.

— Эй… Как тебя… — адъютант изображал потуги памяти, из которой силился извлечь столь незначительное звание Ферца. — Кафер… Да, кафер, немедленно открыть дверь!

Ферц состроил рожу потупее и осмотрелся, вытирая тыльной стороной ладони слюни с подбородка:

— Дверь… э-э-э… кхм… мэ-э-э… да…. где?

Вестовой с открытым ртом наблюдал за невероятным преображением господина крюс кафера в потомственного придурка из утилизационного дока.

— Господин адъюнкт-адъютант, скотина! — прошипел адъютант. — Почему не по уставу обращаешься к вышестоящему по званию, урод?!

Бессмысленная и унизительная борьба с люком требовала излить накопленные запасы раздражения на кого-нибудь побезобиднее. На подвернувшегося кстати кафера, например.

— М-э-э-э… — как можно жалостливее застонал Ферц, изображая неутоленное желание выслужиться перед мундиром в значках. — Разрешите доло… Обра… Разрешите обратиться, господин адюкта… господин камер-юнк… адъюнкт…

— Господин адъюнкт-адъютант, — еще раз повторил мундир. Столь небывалая благосклонность наверняка объяснялась особой гордостью за недавно полученное звание. Сколько унижений пришлось претерпеть, какие хитрые комбинации провернуть, сколько задниц вылизать, причем далеко не всегда чистых, прежде чем заветный приказ не ушел в Адмиралтейство! А каких усилий потребовало сопровождение драгоценной бумажки по запутанным канцелярским лабиринтам, где бесследно исчезали, точно дасбуты в гноище, и более серьезные документы!

— Так точно, господин адью… диктант… — от невероятных потуг кафер бешено заворочал глазами.

— Эй, вестовой!

— Да, господин адъюнкт-адъютант! — отчеканил вытянувшись в струнку вестовой, но пальцы господина крюс кафера сильнее впились в плечо, и вестовой вдруг ослаб, накренился, как лишенная такелажа лодка.

— Вот как надо обращаться к высшему по званию, солдат, — адъютант удовлетворенно перевел пылающий начальственным гневом взор на дуркующего Ферца.

— Я тебе не солдат, крыса штабная! — прорычал в бешенстве Ферц.

— Что… Что… — пролепетал адъютант, ощутив на шее стальную хватку пальцев Ферца. — Да как ты сме… — пискнул мундир.

— Я — моряк! Моряк! Понял, чучело?! — проревел озверевший господин крюс кафер в выцветшее от ужаса лицо адъютанта. — Повтори, урод!

— Мо… мо… мо… — начал икать в такт звона значков мундир.

Ферц вцепился зубами в покрытый бисеринками пота кончик носа адъютант, стиснул челюсти до боли в скулах, рванул со звериным рычанием. Адъютант заверещал смертельно раненым зверьком, отлетел на поёлы. Кровь ручьем текла из откусанного носа. Ферц сплюнул окровавленный кусочек и пинком отправил его к адъютанту:

— Подбери, солдат. Авось пришьют.

Из неприметного закутка стуча когтями и тяжело дыша выбрался копхунд — судя по поблекшим глазам, отсутствию зубов и свисающему из пасти желтому языку — экземпляр весьма древний. Зверь оттолкнул горячим как утюг боком Ферца, пошевелил носом, забитым гноем, подошел к валявшемуся куску адъютантского мяса, лизнул его, задумчиво постоял, полуприкрыв глаза, осторожно подобрал и принялся жевать.

— Пошли, — сказал Ферц вестовому, тычком выводя его из оцепенения.

Люк распахнулся, и в отсек заглянул моряк:

— Кто колотил?

— Вот он, — кивнул Ферц. — Нос люком прищемил, бедолага.

— И что с ним теперь делать? — моряк с сомнением посмотрел на адъютанта, сидящего у рундука, зажимая ладонями рану. Сквозь пальцы толчками выплескивалась кровь, которую слизывал копхунд.

— Хочешь — пристрели, а хочешь — в лазарет, — Ферц перешагнул через каммингс и втащил за собой вестового. — А можно и так оставить — как праздничный обед.

Копхунд, словно услышав, осторожно куснул адъютанта за колено. Адъютант завыл.

— Я его все-таки в лазарет, — решил матрос. — Сдохнет — вонять будет, а этот дурашка только значками подавится.

Каюта 3 «А» оказалась штабом адмиралтейской контрразведки, временно переоборудованным из кают-компании. Часть столов подняли и прикрепили к переборкам, высвобождая место для оборудования по глубокому зондированию и бурению. Металл резаков блистал непривычной чистотой, а резина загубников ошеломляла гладкостью — еще ни один испытуемый не прошел сквозь растопыривший лезвия механизм по штучному и конвейерному производству достоверной информации.

Около машины возились наладчики, что-то подкручивая и подтягивая в сложном механизме, отчего та недовольно пыхтела и шевелила сверкающими пластинами изголодавшимся насекомым. Наладчики уверенно запускали в ее внутренности руки, прикрытые от запястья до плеча защитными пластинами с глубокими царапинами, подсвечивали фонариками, что-то бормотали, проворачивая настроечные шестерни.

Главный техник стоял рядом и прикладывал медный слухач к клацающим узлам. При этом он размахивал из стороны в сторону свободной рукой, всем своим одухотворенным видом напомнив Ферцу нечто весьма знакомое, но в данном месте совершенно неуместное.

Начальник отдела оперативных изысканий Комиссии контрразведки Адмиралтейства штандарт кафер Зевзер расположился за соседним столом и, зажав могучий лысый череп мосластыми ладонями, наблюдал за отладкой пыточной машины. Морщинистые веки без ресниц изредка опускались на круглые темные глаза, и в помещении становилось ощутимо теплее. Стиснутые в неприметную ниточку бесцветные губы иногда распускались, как будто расходились края плохо сшитой хирургами раны, обнажая крупные кривые зубы.

В дальнем углу оборудовали кодировочную, где на крюках развесили упакованные в тетраканителен освежеванные и утыканные проводами тела, что дергались в такт поступающим сигналам, брызгая кровью и вырисовывая закрепленными в держателях руками пиктограммы ментальной связи.

Около стены притулились мешки и ящики с амуницией, где на корточках сидел человек с двумя узкими полосками растительности на выбритом черепе, в форме без знаков различий, и довольно ловко снаряжал обоймы. Ферц заметил, что стоило ему войти в каюту, как ухо у бритого шевельнулось, он напрягся, точно изготовившись к смертельному прыжку, краешек рта потянулся вбок, и между губ сверкнуло нечто металлическое.

Штандарт кафер Зевзер глаз на Ферца не поднял, соизволив лишь шевельнуть мизинцем, подзывая крюс кафера к себе.

Ферц оттолкнул вестового в сторону пыточной машины и, чеканя шаг, приблизился к столу.

— Разрешите доложить, господин штандарт кафер…

Зевзер перевел один глаз на Ферца. Второй продолжал следить за наладчиками. Ферц заледенел. Уголок рта господина штандарт кафера оттянулся, словно изготавливаясь выплюнуть смертельный яд, но Зевзер неожиданно приторно-ласково спросил:

— Отдохнул, сынок?

Ферц покачнулся.

— Хорош ли улов? — продолжил вопрошать господин штандарт кафер, бессменный руководитель КомКонтра по прозвищу Душесос.

Ферц открыл рот, но второй глаз Душесоса оторвался от созерцания пыточной машины и окончательно раздавил крюс кафера. Ферца перемололи меж жерновов, а прах втерли в землю.

— Сколько посеяно — доброго, вечного? — один глаз Зевзера уставился в лоб Ферца, а второй скользким щупальцем спустился к ногам. В полном согласии с миром, где Душесос являлся единственным властелином, тело господина крюс кафера зажали с двух сторон стальными клещами и растянули, превращая в туго натянутую струну — достаточно шевельнуться, чтобы разорваться пополам.

— Сколько совершено необратимых поступков? — продолжил интересоваться Зевзер. Глаза поменялись местами — теперь правый смотрел вниз, а левый — вверх, отчего Ферца словно перевернуло ногами к потолку.