Она остолбенела, наблюдая, как уходит жизнь из этого злобного бича Божьего, Пэн лишь поняла, что Морган обхватил её своими руками. Он наполовину увёл, наполовину унёс её и поставил между священником и Дибблером. Пэн прошлась взглядом по своим людям.

Им удалось одолеть человека, удерживающего её, прежде чем священник добрался до них. Дибблер истекал кровью от раны, нанесённой шпагой в руку, Эрбут зажимал порез на голове, Сниггс же ныл, качаясь взад и вперед, обхватив раненую ногу.

Она почувствовала, как кто-то дёрнул её за юбку, и посмотрела вниз на Жан-Поля.

— Морган!

Как только они встали на колени у тела священника, Пэн сжала руку Моргана. Она почувствовала, как по коже побежали мурашки, и высвободила юбку из рук священника. Рука Жан-Поля сжалась, затем ухватилась за Моргана, и с неожиданной силой он притянул к себе своего врага. В уголке рта показалась кровь. Он пристально уставился Моргану в глаза, и Пэн чуть не отшатнулась от увиденного там ликования.

— Мне отпустили грехи прежде, чем я отправился в эту проклятую землю, — прошептал он Моргану. — И поэтому ты не отнял у меня моего места на небесах. Бог… Бог вознаградит меня за мой усилия в борьбе против ереси. — Жан-Поль улыбнулся им дрожащими губами. — Его Святейшество дал мне особое разрешение.

— Ты думаешь, что Бог одобрит тебя? — спросила с недоверием Пэн. — Никто, даже Папа Римский, не может дать разрешение на убийство.

Жан-Поль не прекращал сверлить Моргана взглядом.

— Я уже проследил, чтобы за меня отмстили. Тебе и твоей ведьме, и всем, кто посмел вмешаться. Когда он придёт, вспомни меня. — Рука Жан-Поля ухватилась за ворот дублета Моргана как раз в тот момент, когда из его горла послышались хрипы. — Вспомни меня…

Пэн прислушалась, но услышала всего лишь слабое шипение. Сознание покинуло яростный взгляд Жан-Поля. Ничего не видящие, коричнево-чёрные глаза уставились на неё. Морган провел рукой по векам, закрывая их, и она отвела взгляд. Дрожа, девушка прислонилась к Моргану, запоздало отреагировав на схватку. Всё тело Пэн задрожало, как только она осознала, как близок был Морган к тому, чтобы расстаться с жизнью. И всё же, Моргана, казалось, это почти не тронуло.

— Иисусе, — пробормотал он. Морган прижал её к своему телу. — Если бы он убил тебя, я не…

Сквозь завесу ужаса, охватившего её, Пэн услышала, как Морган остановил себя. Она собрала остатки самообладания, чтобы воспротивиться желанию броситься к этому мужчине и разрыдаться у него на плече. Проглотив ком в горле, она выпрямилась и поднялась на ноги. Пэн глубоко вдохнула и решительно отодвинулась от Моргана.

— Мы чуть не погибли, милорд, но я благодарю Бога, за то, что все мы живы.

Он как-то странно посмотрел на неё. Его голос понизился, и речь стала более резкой и отрывистой.

— Ты спасла мне жизнь. Ты рисковала своей, делая это.

Она услышала удивление или неверие?

Он приблизился.

— Давай покончим с притворством, Пэн.

Она отпрянула от него и направилась к Дибблеру.

— Каким притворством?

Становясь на колени перед капитаном охраны, она осмотрела его рану, которую он к этому времени уже попытался перевязать. Она услышала, как Морган выругался, а затем занялся связыванием охранников Жан-Поля. Пэн сдерживала себя от рыданий, заботясь о своих людях и подавляя попытки Сниггса и Дибблера обвинить друг друга в том, что не смогли остановить Жан-Поля.

Сниггс простонал.

— Позвольте нам убраться отсюда, госпожа. Здесь обитают призраки безобразных язычников.

Они с Морганом мало говорили, готовясь к отъезду, кроме одного раза, когда он приказал ей не говорить о своём видении в стоячих камнях. Если бы она не пребывала в таком смятении, то рассмеялась бы. Зачем надо было предупреждать её об опасности раскрытия таких вещей? На ее взгляд это божье провидение с какой-то целью принесло Моргана на Покаяние. И она не могла придумать никакой другой цели, кроме как заставить её страдать. Однако Морган, казалось, более всего не желал исследовать свои впечатления, и она боялась этого так же сильно, как и он.

Возвращение в Хайклифф проходило медленно из-за раненых и пленников. Пока Пэн размещала раненых, Морган закрыл людей Жан-Поля в камерах Башни Святого и предал тело священника земле во временной могиле у деревенской церквушки. Если Жан-Поль ещё не оказался в аду, то, скорее всего, корчился от осознания того, что застрял здесь среди английских еретиков.

Пэн задавалась вопросом, что будет дальше с Жан-Полем, она не могла вообразить Моргана, пишущего Кардиналу Лотарингскому нечто подобное: «Ваше Высокопреосвященство, я только что убил вашего эмиссара; пожалуйста, пошлите кого-нибудь за его телом». Или, могла? Морган был гораздо жёстче и менее миролюбив, чем Тристан. В конце концов, она смогла вообразить его, нахально делающего нечто подобное.

Какими бы ни были его планы, она была уверена, что он и не подумает посоветоваться с ней. Опустошенная, в более унылом настроении, чем когда-либо с тех пор, как потеряла Тристана, Пэн удалилась в свою спальню, приняла ванну и залезла в кровать как раз тогда, когда серый предрассветный туман принёс на остров обещание нового дня.

Она проснулась следующим вечером, когда длинные тени опускающегося солнца накинули золотистый покров на замок. Нэни принесла новость о том, что судно Моргана вернулось из чёрного шквала с незначительным ущербом. Пока Нэни помогала её одевать, Пэн пробежалась взглядом по крышам, по стенам замка, по голубятне. Видл пересекала двор позади стада свиней. Ей даже удалось услышать нежное воркованье птиц в голубятне.

Так же стремительно, как летит молот на наковальню, у нее упало настроение. А ведь мгновение назад она так любила свою жизнь среди разношёрстных и шутовских обитателей Хаклиффа. Да ведь даже Пондер Кутвелл доставлял кое-какие радости. И как следствие его глупости — вскоре после её возвращения из Англии он послал ей ещё одно предложение о браке. Теперь даже мысль о том, чтобы изгаляться над Кутвеллом, не принесла облегчения её разбитому сердцу. Она подошла к другому окну и мельком осмотрела почти лишённый растительности сад замка.

Дверь в стене сада открылась, и между рядами грядок с травами прошлась Твисл с корзиной на руке. На грядках было полно яркого зелёного падуба. Падуб. На носу Декабрь и святой праздник. Обычно она выступала в роли Лорда Мисруле,[102] ведь никто не мог сравниться с ней в устройстве шумного веселья и представлений с ряжеными. В этом году она назначит кого-нибудь другого. В этом году в её душе не было веселья.

Её глаза наполнились слезами. Она торопливо вытерла их, бормоча самой себе: «Хватит, Пенелопа. Хватит жалеть себя. Что, если Морган увидит тебя? Святые, ты хочешь, чтобы он узнал правду?»

Её руки замёрзли и онемели от холода. Она потёрла их друг о друга, затем сжала их перед собой и отчитала себя. Разве не поняла она, что Морган решил помучить ее? Мужчина приучал женщин поклоняться себе, он был так удивлён и раззадорен её отказом подчиниться его желанию. Извращённое, злое существо. Он признал, что не любит её, но при этом чувствовал себя в праве использовать её для своего собственного наслаждения. Со сколькими женщинами он вёл себя подобным образом?

Она не забыла замечание лорда Монфора обо всех тех английских дамах. И Леди Энн. И Марии.

Похотливый распутник. В Пэн вспыхнул гнев. Это праведное неистовство растопило вызванный горем холод в её душе. Она ощутила покой в сердце, когда вместе с холодом ушла её боль, и это дало ей возможность подумать о том чтобы выйти и предстать перед миром вне её спальни… и Морганом.

В чём она нуждалась, так это в плане, который заставил бы Моргана поспешить с отъездом. Он должен уехать прежде, чем её сопротивление падёт, и она окажется у его ног. Она чувствовала свою уязвимость, и понимала, что не сможет долго сопротивляться его присутствию. Каждый раз, когда он смотрел на неё тем пристальным чёрным пылающим взглядом, каждый раз, когда он двигался в том запутанном танце, делавшем его походку какой-то особенной, — она испытывала такую боль, будто кто-то вонзал ей кинжал в сердце.