Но это был Тристан, не Морган. Тристан любил Пэн, а он не был Тристаном. Тристан был потерян и одинок. Он не был ни тем, ни другим.

Морган бродил по покоям Живописи, мимо шедевров, уверяясь в своей силе и в том, как непохож он был на Тристана. Ему не нужна была не верящая в него женщина, чтобы защищать его. Боже, он пережил пять дуэлей и гораздо больше стычек на службе под началом Кристиана де Риверса… Нет, он был неуязвимым. Ему не нужна Пенелопа Фэйрфакс.

Обнаружив правду о себе, он поклялся искупить свои великие грехи, служа своей королеве и стране. Рискуя жизнью, чтобы защищать других, он мог бы спасти свою душу. Но ему не сделать этого на Острове Покаяния.

Он не мог оставаться в этом болоте, даже если бы и не нуждался в искуплении. Ведь он жаждал активной и блестящей жизни при дворе не из-за власти или богатства, а ради неизменного внимания женщин. При дворе он грелся в лучах женского восхищения, которые успокаивали старые раны.

Эти раны поселились в его душе в виде воспоминаний об очень красивой леди, с водопадом черных как смоль волос и быстрыми, порывистыми движениями, которая слишком рано ушла из жизни, прежде, чем он смог завоевать ее внимание. А он тогда был так молод, так страшно в нем нуждался.

Но она была слишком занята, чтобы сделать что-то, кроме как погладить его по голове и пробормотать, «Иди, сынок.»

Сейчас ни одна женщина не просит его уйти. Женское внимание насытило ту его часть, которая голодала, когда он был ребенком. Если он должен был воздерживаться от них, он чувствовал, как его жизнь постепенно пустела, и ему приходилось возвращаться и заполнять себя близостью женщин. Может быть, пустота, оставленная его отцом и матерью, была безгранична, поскольку ни одной из его женщин никогда не удавалось ее заполнить.

Если он свяжется с Пэн, то рискует оказаться в положении кота, умирающего от голода в клетке, рядом с горкой рыбы, до которой он не может дотянуться. Что же такому мужчине делать с Пэн? Да, так или иначе, если она когда-либо узнает о том, что он сделал со своим братом, она возненавидит его.

Нет, ему не нужна Пэн. Ничуть. Ему не нужна женщина, у которой не было никакой веры в него, которая поверила в то, что он мог быть этим монстром Жан-Полем. Она отказалась от него, и он ничего ей не должен.

В ней нуждался ранимый и отчаявшийся Тристан, а не Морган. Со вздохом пытаясь игнорировать ощущение, что его сердце превращается в зубчатую булаву, бьющуюся о стенки его груди, Морган плюхнулся на походную кровать, служившую ему ложем, и стал ждать возвращения своей тюремщицы.

Жан-Поль сидел за маленьким столом напротив своего долгожданного гостя. Пока они обедали, между ними стоял лишь канделябр. Пламя свечи мерцало в узорах гобеленов за их спинами. Он поднял свой кубок и поприветствовал того, чье имя было Danseur, танцор. Немногие знали, как выглядел Дансер. Из тех, кто это знал, остались в живых только двое или трое.

— Bien, — сказал Жан-Поль. — Значит, Вы понимаете. У Вас есть карта загородного поместья, где будет гостить Сесил. Вы — кузен повара из Лондона, приехали, чтобы помочь приготовиться к приезду важного гостя, который должен прибыть не позднее чем через неделю.

— Oui.

— И Вы понимаете, что Кристиан де Риверс должен умереть первым. Его смерть столь же важна, как и смерть Сесила.

На сей раз он не получил никакого ответа кроме раздраженного взгляда.

Жан-Поль тревожно заерзал на стуле.

— Maintenant,[70] у меня для Вас есть маленькое задание, которое надо выполнить перед тем, как Вы уедете.

Золотистые брови поднялись. Розовый ноготь вырисовывал узоры на серебряном блюде, в то время как вокруг них сгущалась тишина.

— Это неожиданно. Я не люблю неожиданности.

— Anglais, Морган Сент-Джон, гостит в замке Хайклиф. Он должен быть убит, поскольку знает о Вас.

— Откуда?

Жан-Поль откинулся на спинку своего стула, чтобы скрыть волнение. Несмотря на ослепительную внешность в Дансер была некая змеиная черта, в этом пристальном взгляде, который причинял беспокойство, который заставлял его чувства обостряться от тревоги.

— Морган — шпион, — сказал Жан-Поль. — Его обязанностью является выведывание тайн. Вы должны убить его, чтобы защитить себя.

— Почему не Вы?

— Неудачи в лице Лорда Моргана преследуют меня. Naturellement,[71] я внесу обычную плату.

Он встретил задумчивый пристальный взгляд, который пытался проникнуть в его мысли и отыскать правду.

— Ошибка, monseigneur. Ошибки я не люблю еще больше, чем неожиданности. Вам не мешало бы помнить об этом.

— Не угрожайте мне, — бросил Жан-Поль. — Я вытащу через горло Ваш хребет, а затем сделаю из Вас пирог с мясом.

— Тогда, может быть, мы более похожи, чем можно было бы предположить, monseigneur.

Пэн вошла в Покои Живописи, неся поднос с едой и питьем. Эрбут закрыл за ней дверь, но она почти не слышала щелчок задвижки. Тристан, или Морган, зажег все свечи в стенных подсвечниках так, что комната сияла. Картины, на которых было изображено небо, отражали все оттенки синего, от голубого до сапфирового.

Напротив нее, на подоконнике, лежал на спине ее пленник, подложив руки под голову. Он снова переоделся в черное. Одну ногу он вытянул так, что сапог опирался о стену ниши.

Он не двинулся, когда она вошла, однако Пэн все больше смущалась, потому что время шло, а она все еще разглядывала его. Она слышала только его ровное дыхание. Он не произнес ни слова, но она почувствовала в нем перемену. Молчание затянулось.

Тут он пошевелился. Но глаз не открыл, вместо этого он потянулся. Медленно, как будто его мускулы были сделаны из прохладного меда, он распрямил руки, выгнул спину и оттолкнулся сапогом от стены. Она наблюдала, как бугрятся мускулы выше его колен. Затем мышцы его бедра напряглись, и ее пристальный взгляд последовал за этими движениями вверх по его ноге к паху. Затем ее взгляд переметнулся на его лицо, и она поняла, что он насмешливо ее рассматривает.

Дрожь пробежала по ее спине. Он как-то странно смотрел на нее, как будто знал, что ее груди заныли. Прежде он никогда не заставлял ее чувствовать себя неуклюжей девственницей. Пэн выставила вперед подбородок. А он тихонько рассмеялся над ней, как будто знал, что она поведет себя именно так.

Без предупреждения он поднялся с подоконника, надвигаясь, как морская пена на берег, и возбуждение Пэн перешло в тревогу. Почему-то он казался другим. Он даже двигался по-другому.

Она никогда не думала, что в Тристане таилось столько чувственности. Этот мужчина намеренно соблазнял. Или это ее фантазии? Он не произнес ни слова, и, тем не менее, приближаясь, он источал сексуальную угрозу. Идя к ней, он, казалось, разжигал пламя возбуждения, делая очередной шаг.

К ее облегчению он взял у нее поднос и поставил его на кровать. Но затем возвратился к ней, взял ее руку, и склонился над нею. Она не почувствовала поцелуя, только его горячее дыхание. Он выпрямился, склонил голову набок и тихо и хрипло рассмеялся.

Не бойтесь, госпожа Фэйрфакс.

Пэн открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Даже его голос изменился. Если прежде он напоминал ей о летнем морском бризе, то теперь был похож на отзвук далекого неутихающего шторма. И он цитировал ей стихи, как будто они были в каком-нибудь дворцовом саду. Кроме того, он прогуливался по покоям Живописи, как будто привык к тому, чтобы его окружали прекрасные произведения искусства и изящная дубовая мебель, достойные самого короля.

— Мы ведь формально не представлены, не так ли? — спросил он. — Неважно. Я — Морган Сент-Джон, брат Виконта Морефилда.