— Пресвятая дева, — сказал Тристан.
Он сжал пальцами переносицу и умолк. Затем заговорил так, будто разговаривал сам с собой:
— Ее величество, королева Англии, оказалась меж двух огней. Если она поддержит Морея, то будет помогать человеку, восставшему против своего законного суверена, опасный прецедент, учитывая число англокатоликов. Если она ничего не сделает, то может потерять своего самого ценного союзника в Шотландии.
— Откуда ты знаешь это? — спросила Пэн.
— Я не знаю. Похоже, у меня в голове масса запутанной и важной информации, но я не знаю, откуда. Подозреваю, что это потому что я, а не Жан-Поль, являюсь агентом королевы.
Пэн покачала головой:
— Я не знаю.
— Гратиана, у Марии Шотландской есть благословение Филиппа Спама на борьбу за английский трон и восстановление английской Католической церкви. Если Елизавета окажется слаба, так или иначе, это будет сигналом Испании или Франции, чтобы бросить силы на поддержку Марии и свергнуть нашу Королеву Бесс. Ты хочешь, английскую королеву или иностранную?
— Святые, я не могу думать.
Тристан протянул к ней руку, но она испугалась его прикосновения и бросилась в сторону. Он убрал руку и подождал. Пэн потерла лоб, во рту ее пересохло от волнения.
— Хорошо, — сказала она наконец.
Она постучала в дверь и приказала Дибблеру принести змеиный кинжал. Они ожидали его в тишине. Когда Дибблер вернулся, он привел с собой Сниггса, Эрбута и Торнипа с Видл. Сниггс принес кинжал в ножнах. Мужчины вошли в спальню, в то время как Видл осталась снаружи и заперла дверь. Тристан держался на расстоянии от наконечников их пик.
Пока они стояли между ней и Тристаном, Пэн приблизилась к Сниггсу, который протянул ей кинжал. Она пыталась сдержать свой страх к клинкам и старым воспоминаниям о пролитой крови. Но с каждым шагом, который приближал ее к кинжалу, ее ноги слабели, пока она не подумала, что сейчас они подогнутся. Борясь с тошнотой, она сделала последний шаг и оказалась на расстоянии руки от кинжала.
Пэн протянула дрожащую руку и коснулась ножен кончиками пальцев. Она уставилась на рукоятку. Она видела переплетение змеиных колец. Маленький рубиновый глаз вспыхнул. Дыхание ее перехватило и, застыв на месте, она боролась с видением, пока змеи не прекратили извиваться. Тогда она взяла себя в руки и схватила ножны.
Внезапно она увидела, как плывет по воздуху над синей сверкающей рекой. Замок дрейфовал посреди вод, и, как птица, она полетела к нему, пронеслась в открытое окно и дальше вверх по алебастровой винтовой лестнице. Наверху сквозь открытую дверь полированного красного дерева она залетела в комнату, украшенную фламандскими гобеленами. На полу лежали персидские ковры всевозможных расцветок. Над ковром она остановилась. В соседней комнате, перед арочным окном, стоял резной стол, на котором лежали серебряная подставка под перья, чернильница и золотая чаша, инкрустированная аметистами и жемчугом.
Последовали вспышка желтого света и жар. Она зажмурилась от боли, вызванной ярким светом. Открыв их, она поняла, что смотрит на пламя свечи в позолоченном стенном подсвечнике и перевела взгляд дальше.
Из темноты вышел человек в алых одеждах. Худой мужчина с золотистыми волосами, священник. Человек остановился в круге света, отбрасываемого факелом. Он улыбнулся, и эта улыбка, так походившая на улыбки людей, которых можно встретить в темных переулках после полуночи, заставила ее похолодеть. К ее удивлению, он высвободил руки, спрятанные в свободных рукавах его сутаны, и дотронулся до ее лица.
— Acheté, cher, Жан-Поль, mais très beau. — Человек в алом извлек золотой с рубином кинжал из своего рукава. — Un cadeau.[67]
Факел вспыхнул, и Пэн мигнула. Когда зрение ее восстановилось, она была посреди руин, залитых лунным светом. Ее окружали воины, и она оказалась перед человеком с золотистыми волосами и обжигающей яростью в его пристальном взгляде. Они стояли друг против друга на расстоянии длины их клинков, И она поигрывала рукояткой змеиного кинжала.
— Иисусе, Anglais, ты дорого стоил мне этой ночью.
— И кардиналу Лотарингскому тоже, надеюсь, — сказал другой.
— Infortuné, mon fils.[68] Твой расторопный ум вынес тебе смертный приговор.
Она почувствовала головокружение, и в глазах ее почернело. Когда к ней вернулось зрение, она оказалась за окном спальни. Она осмотрелась вокруг и поняла, что висит надо рвом, цепляясь за стену из белого камня. Над ней высились башни замка с его коническими шиферными крышами, фронтонами и башенками. Она забралась на подоконник, распахнула окно и тихо соскочила в комнату.
На возвышении стояла кровать, украшенная синим с золотом шелком. В камине потрескивал затухающий огонь. Она пронеслась к кровати, погладила кинжал и кончиком лезвия разрезала балдахин. На кровати безмятежно спал хозяин спальни. Она раздвинула складки балдахина и хладнокровно стянула покрывало со спящего.
Это оказался старик с тонзурой[69] священника. Он всхрапнул и перевернулся на спину. Кинжал, казалось, прыгнул ей в руку. И с силой опустился. Она почувствовала, как он попал в цель и пронзил тело. Он скользнул между ребрами и вошел в тело по рукоятку. Старик захрипел. Его глаза распахнулись в тот самый момент, когда он умер. Его последний взгляд был направлен на нее.
Она улыбнулась, высвободила кинжал и вытерла лезвие о грудь мужчины и о покрывала. Потом вытерла кровавые пятна со своей собственной черной одежды. И двинулась назад. Не торопясь, поправила балдахин и бросила последний взгляд на тело. Кровь казалась черной и влажно блестела. Пэн покачала головой. Отвращение скрутило ее, и она снова почувствовала головокружение. Тошнота подступила к горлу, и она согнулась пополам.
— Пэн!
Она слышала Тристана, но ее слишком мучили головокружение и тошнота, чтобы ответить. Она услышала стук своих зубов и рыдания. От этих звуков она открыла глаза. Она была на полу в объятиях Тристана окруженная своими людьми. Сниггс забрал кинжал и запихнул его в свой джеркин. Собрав всю свою волю в кулак, она вырвалась из рук Тристана, тотчас вскочила на ноги и повернулась к нему лицом, дрожащая и разбитая.
— Пэн, что случилось?
— Убийца.
Услышав эти слова, Дибблер и остальные окружили Тристана и навели на него свое оружие. Он едва взглянул на них и снова пристально поглядел на нее.
— Пэн, я не убийца. Почему ты говоришь такие вещи?
Пэн ткнула в него дрожащим пальцем:
— Ты рискнул и проиграл. Ты должен был понимать это, но, без сомнения, думал, что мой дар покажет мне только то, что я хочу видеть. Ты уничтожил себя, священник, теперь я знаю истинную глубину твоего зла.
Тристан попытался приблизиться к ней, но был остановлен наконечником пики.
— Я должен остановить этого убийцу прежде, чем он отправится в Англию. Он может быть уже сейчас на Покаянии.
Пэн почти не слушала его. Позвав Видл, Пэн задержалась на пороге, пока девушка открывала дверь:
— Пусть это убьет меня, но я выполню свой долг. Ты поплывешь со мной в Англию, где министры королевы, без сомнения, заключат тебя в Тауэр и вытрясут из тебя правду.
— Кровь Господня, женщина! — Тристан отбросил пику в сторону, но другая заняла ее место. — Пенелопа Грейс Фэйрфакс, ты позволяешь французскому шпиону бродить на свободе и помогаешь ему убить Сесила.
— Тебе больше не удастся сбить меня с толку своими распрекрасными сказками, любезный. — Пэн чувствовала себя беспомощной, беспомощнее больного чумой, но держала спину прямо, а голову высоко. — Тебе больше не очаровать меня. Твое волшебство умерло, так же как и моя любовь.
