— Доброе утро, Корнелиус, — поздоровался Бентон. — Как идут дела?

— У меня все в порядке, Бентон. — Голос Корнелиуса был громким, ясным и нетерпеливым. — Есть новости?

— У меня здесь Энди Дауэр и пара его помощников, — сказал Бентон. — Мы только что получили новости от «Гурней Крохайм». В «Лекстон медиа» поступило новое предложение.

— Вот черт! — не сдержался Корнелиус. — От Гилла?

— Да. Восемьсот семьдесят пять миллионов. Деньгами.

— Черт, черт, черт! Ты же сам говорил, что Гиллу больше негде достать деньги.

— Похоже, мы ошиблись, — ответил Бентон.

— И совет директоров «Лекстон медиа» будет рекомендовать именно их?

— Как выразился «Гурней Крохайм», это более чем вероятно.

— И что это значит?

— Это значит, что если мы собираемся повысить цену, то это надо сделать прямо сейчас.

— Черт! Вы можете ко мне приехать?

— Уже в пути, — ответил Бентон.

На такси они добрались за двадцать минут. Они с трудом разместились в пассажирской зоне, причем длинные ноги Бентона упирались в бедро сидевшего на откидном сиденье помощника.

— Мы можем увеличить финансирование? — спросил Бентон.

— Это очень сложно, — ответил Дауэр. — Вчера мне звонили ребята, которые занимаются рынками ценных бумаг. Они совсем не уверены, что им удастся провернуть сделку на триста миллионов, о которых шла речь сначала. Что уж говорить о более крупной!

— Как? Ты же сам говорил, что рынок бросовых облигаций начал расти.

— Так и было. Но на прошлой неделе «Матзин индастриз» объявили дефолт, а это большое потрясение. Люди напуганы. К лету будут выпущены облигации уже по новым проектам на несколько миллиардов. Наши ребята сомневаются, что инвесторы сейчас готовы вкладываться.

— Я вообще не понимаю, как вы работаете, — сказал Бентон. — Две недели назад вы заверяли клиента, что рынок сейчас на подъеме. Теперь вы меняете свое мнение на противоположное. Вы не можете сегодня говорить клиенту одно, а завтра другое, особенно если он, опираясь на ваши слова, строит свои планы.

— Рынок не стоит на месте, Бентон, — возразил Дауэр. — Ты же сам достаточно на нем покрутился, чтобы это знать.

— Меняется не рынок, а ваша готовность взять на себя риск, — заявил Бентон. — Один несчастный дефолт — и все бросились врассыпную. Эмитенты бросовых облигаций рискуют и подставляются все время, поэтому и платят такие высокие проценты. Но наступает время, когда «Блумфилд-Вайс» должен проявить себя и подставить плечо. Сейчас как раз тот самый случай.

— Бентон, ты же сам знаешь, что решать будем не мы с тобой, а Комиссия по подписке.[31]

Бентон не ответил и перевел взгляд на небоскреб Канари-Уорф, который постоянно увеличивался в размерах по мере приближения к Доклендс.

Проблема действительно была. Одобрение Комиссии по подписке было необходимо, чтобы «Блумфилд-Вайс» предоставил «Зейл ньюс» новое гарантийное письмо об увеличении краткосрочного кредита до появления основного финансирования. В комиссию входили финансовые директора отделов продаж и торговли, а также верхушка управленцев. Они не одобрят предоставление кредита, пока не будут уверены, что его погасят в течение нескольких месяцев за счет успешной продажи бросовых облигаций. Обычно комиссию не смущали рискованные операции, но, если рынок бросовых облигаций сейчас выглядит слишком неустойчивым, они могут и отказать.

Все было предельно просто: если Корнелиус не увеличит цену, то сделка точно сорвется — ни больше ни меньше. Этого Бентон допустить не мог. Возглавляя Лондонское отделение уже несколько лет, он не участвовал непосредственно в банковском инвестировании и крупных сделках, а значит, и не получал крупных бонусов. У него была солидная зарплата, но образ жизни, к которому он и его семья привыкли в неродном для него Лондоне, требовал больших расходов и значительных премиальных. Последние несколько лет он был вынужден постоянно залезать в долги, чтобы оплачивать счета, но вечно так продолжаться не могло. Ему нужен был крупный бонус, а такая солидная сделка, как покупка «Таймс», его гарантировала.

В прошлом ему удавалось добиваться успеха благодаря изворотливости и связям, но корпоративный мир стал гораздо агрессивнее и прямолинейнее, и теперь этого уже было недостаточно. Горькая истина заключалась в том, что успеха добивались те инвестиционные банкиры, которые умели заставить клиента заплатить максимум. Именно их гонорары были высокими, а бонусы крупными. Бентон намеревался стать одним из них. И пусть Дауэр катится к черту!

Такси остановилось у стеклянного здания «Гералд», и банкиров быстро провели на этаж, где размещаюсь руководство. Через минуту они оказались в кабинете председателя правления. На стенах были развешаны дорогие произведения американского современного искусства, а также полотна с видами на Темзу, купол «Миллениум» и пейзажи со сверкающим смешением архитектурных стилей в Доклендс.

На краю большого стола для заседаний стоял раскрытый ноутбук, за которым сидел измученный Эдвин, обложившийся кипами бумаг. Корнелиус нервно расхаживал по кабинету.

— Присаживайтесь, джентльмены, — пригласил он. Бентон с коллегами заняли места, но Корнелиус остался стоять. — Мы должны решить, стоит ли повышать цену. От других потенциальных покупателей ничего не слышно?

— Ничего, — подтвердил Дауэр. — Мы знаем, что представители «Телеграф» встречались с Лекстоном, но их заявка наверняка будет передана в Комиссию по конкуренции, а у Лекстона нет времени ждать. Для немцев и ирландца цена уже стала слишком высокой. Значит, остаемся только мы и Гилл.

— Я не собираюсь уступать этому ублюдку, — заявил Корнелиус.

— Я так понимаю, что у вас нет других источников для дополнительного финансирования? — поинтересовался Дауэр.

Корнелиус покачал головой:

— Нет. Во всяком случае, ничего существенного. — Он скривился. — Я не такой, как некоторые другие владельцы газет. Все, что у меня есть, я вложил в эту сделку. Нет никаких тайных счетов в Швейцарии или на Карибах.

— Я не это имел в виду, — смутился Дауэр.

— Если даже и не это, то поинтересоваться стоило, верно, Бентон? Я знаю, что Эдвин хотел бы иметь заначку на черный день, разве не так, Эдвин?

Тот промолчал.

— Но нет, если мы поднимаем цену, то деньги придется занимать, — продолжал Корнелиус.

Бентон открыл рот, чтобы что-то сказать, но его опередил Дауэр:

— Может возникнуть проблема…

— Мы подумали, что… — попытался перехватить инициативу Бентон, но Корнелиус поднял руку, призывая обоих к молчанию.

— Проблема? — переспросил он, глядя Дауэру в глаза.

Дауэр нервно сглотнул слюну.

— Рынок бросовых облигаций восстанавливается не так быстро, как мы ожидали. На прошлой неделе был крупный дефолт, и уверенность инвесторов пошатнулась.

— Подождите! — Корнелиус наклонился через стол, опираясь всей тяжестью тела на руки и выставив вперед челюсть. — Вы совсем недавно заверили меня, что сможете без проблем предоставить ссуду на триста миллионов.

— Я предупреждал, что это будет непросто.

— Но вы дали мне гарантийное письмо!

— Я знаю. — На лбу и шее Дауэра выступила испарина, отчего кожа неестественно заблестела. — Мы взяли на себя обязательство профинансировать сделку в размере восьмисот пятидесяти миллионов. Но мы не можем увеличить эту сумму.

— Предполагаемые доходы едва покрывают расходы и выплаты по процентам при цене восемьсот пятьдесят, — заметил Эдвин, подняв голову от бумаг. — Если мы существенно поднимем цену, все просто рухнет.

Корнелиус перевел взгляд на Эдвина и долго его не отводил. Хотя Эдвин и Дауэр избегали смотреть друг на друга, было ясно, что они на одной стороне. Цифры говорили сами за себя.

За столом воцарилось молчание. Корнелиус нахмурился и посмотрел на Бентона:

— А ты что думаешь?

Бентон ответил не сразу. Нужно сделать все правильно. Он был рад, что пока ему не представилась возможность высказаться. Это означало, что за ним оставалось последнее слово. Он посмотрел Корнелиусу в глаза.