— Эй, там есть кто-нибудь!?

Боже! Он узнал голос. И голос приближался, обходя дом и направляясь в сад.

— Эй?

— Сэнди! — закричал он, лихорадочно застегивая молнию на джинсах. — Сэнди, подожди там! Я в саду, сейчас выйду!

Ким пошевелилась и приподнялась на локте.

— Что?

— Алекс? — Голос был совсем рядом. Маленькая калитка на заднем дворе скрипнула. — Алекс? Что, черт возьми?..

Перед ней стоял Кальдер, босиком и в рубашке, не до конца заправленной в брюки. Сэнди, потеряв дар речи, остановилась у входа. Ким сидела на траве и моргала — она была одета выше пояса, но джинсы и трусики, свернутые в комок, валялись у ног.

— О Господи! — Сэнди прикрыла рот ладошкой, повернулась и побежала. Кальдер рванулся за ней:

— Сэнди, стой! Подожди!

— Ты что, не получил мое сообщение? — спросила она, открывая дверцу машины.

— Какое сообщение?

— Я оставила тебе сообщение. Что приезжаю и хочу встретиться. О Господи! — Она забралась в машину.

— Сэнди, подожди!

Но Сэнди уже включила заднюю передачу, развернулась и поехала обратно в деревню, чтобы попасть на шоссе, ведущее в Лондон.

Кальдер молча наблюдал, как задние фонари исчезли за первым поворотом.

— Алекс?

К нему обращалась Ким, все еще не пришедшая в себя, но уже в джинсах.

— Кто это был?

— Сэнди, — ответил Кальдер.

— Господи! — ужаснулась она. — Не может быть!

Кальдер молча смотрел на нее, а голова, еще одурманенная алкоголем, разрывалась между чувством растерянности и ощущением паники.

Ким обхватила себя руками.

— Алекс! Что мы натворили!

— Можно мне этого? — Ким показала на кофейник, и Кальдер налил ей кружку кофе.

Она села. Восемь часов утра. Он был на ногах с шести и не находил себе места.

Ким отпила из кружки и посмотрела Кальдеру в глаза:

— Мы все испортили, верно?

Кальдер все утро пытался сообразить, что сказать Ким, как все объяснить, извиниться и повиниться. Но она облегчила ему задачу.

— Да, — признал он.

По ее щеке скатилась слеза, и она сделала глубокий вдох.

— Не могу поверить, что я так поступила! Когда Тодд в больнице!

— Ты была пьяна, а я этим воспользовался. Это целиком моя вина.

— Виноваты мы оба, — возразила она. — Мы оба хороши! Но для меня алкоголь не является оправданием. Я хотела напиться. Я разозлилась и хотела отомстить Тодду. И использовала для этого тебя!

Кальдер не ответил и просто молча смотрел на свою кружку.

— Так это была Сэнди?

— «Была» — верное слово.

— Мне так жаль!

— Мне тоже.

Они замолчали. Всю ночь Кальдера преследовали две картины: Тодд, лежавший без движения в больнице, и взгляд Сэнди. Он прослушал сообщения на автоответчике. Их было три, и первое от Сэнди. Она сказала, что у нее есть хорошие новости и что хочет их сообщить лично. Она возьмет напрокат машину и приедет к нему в Норфолк примерно в девять часов. Не мог бы он перезвонить в гостиницу и подтвердить, что получил сообщение? Второй звонок был от сестры, спрашивавшей, не может ли она приехать на уик-энд вместе с детьми. Третье сообщение было опять от Сэнди, которая сказала, что он ей не перезвонил, но она все равно приедет. Правда, ей пришлось задержаться, так что она будет не раньше десяти.

Ему было ужасно досадно, что он не проверил автоответчик вечером, но вчера отчаяние, охватившее Ким после встречи с Донной Снайдер, произвело на него слишком сильное впечатление, чтобы думать о чем-то еще.

Что же хотела сообщить ему Сэнди? Наверное, нечто очень важное, что могло бы позволить им возобновить отношения. Может, она решила оставить свою работу. Или нашла новую. Или перевелась на работу в Англию. В любом случае эта новость должна была быть хорошей для нее и для них обоих.

А теперь еще проблема с Тоддом. У Кальдера никогда не было связи с замужней женщиной, потому что он считал это недопустимым. Наверное, при определенных обстоятельствах такое было возможно, например, если брак давно распался, но развод пока не оформлен. Но то, что Тодд находился в коме, явно не служило оправданием, даже если он был неверен своей жене.

Отец Кальдера являлся убежденным пресвитерианцем, его дед — священником, а мать-англичанка имела твердые принципы и четкие представления о добре и зле, которые привила детям. То, что сделал Кальдер, было злом. Однозначным и несомненным.

Он перевел взгляд на замужнюю женщину, о которой шла речь. Она явно переживала не меньше его.

— Я должна переехать в гостиницу, — сказала она.

Кальдер хотел было ее отговорить, изображая гостеприимство, но ограничился кивком.

— В доме, где расположен ресторан, сдаются комнаты. Я отвезу тебя туда утром, когда мы заберем твою машину из больницы.

— Я не уверена, что хочу видеть Тодда сегодня, — сказала Ким. — Я знаю, что мы поступили ужасно, но я по-прежнему злюсь при мысли о Донне. А что, если она там и ждет в машине своей очереди? И что я скажу Тодду? Я ведь с ним разговариваю, хотя он и без сознания.

Кальдер глубоко вздохнул. Почему-то проблемы Ким решать ему было легче, чем свои собственные.

— Вот что я предлагаю. Сегодня Тодда не навещай. Проведи день одна. Постарайся хоть немного навести порядок в своих мыслях и приезжай к нему завтра. А Донну я найду и заставлю уехать.

— Как ты это сделаешь?

— Я это сделаю, — заверил Кальдер. — Не переживай. Это моя проблема.

Зазвонил его мобильник, и Кальдер взял трубку.

— Алло? — хрипло спросил он. Сначала в трубке молчали, но Кальдер знал, кто звонит. — Сэнди?

— Алекс! Я просто хотела сказать, что все в порядке, что у тебя теперь есть другая. Мы не виделись сколько? Уже два месяца, и ты не моя собственность…

— Сэнди…

Но она заранее заготовила свою речь и хотела закончить ее как можно скорее.

— Наверное, я совершила ошибку. Очень большую. В последнее время наши отношения совсем разладились, и в этом моя вина. Но я поняла, что была не права, и теперь знаю, что к чему. Мне очень жаль, что вчера вечером я поставила тебя в неловкое положение… — Она говорила все быстрее, ей уже не хватало дыхания, и голос начинал срываться.

— Сэнди, никакой ошибки ты не делала…

— Как я уже сказала, теперь я знаю, что к чему, и больше тебя не побеспокою. Я обещаю.

— Послушай, давай все обсудим…

— Прощай, Алекс. — В трубке раздались гудки.

Кальдер тупо смотрел на телефон несколько секунд и потом набрал номер гостиницы, который Сэнди оставила вчера на автоответчике. Она остановилась в лондонской «Суисс-отель Ховард». Он попросил соединить его с ее номером. После первого же гудка трубку сняли:

— Да?

— Сэнди?

Она повесила трубку.

Кальдер плюхнулся в кресло.

— Похоже, на этот раз мы разошлись окончательно.

— Тебе жаль? — спросила Ким.

— Да, — ответил Кальдер. — Мне очень жаль.

— Может, мне стоит поговорить с ней? Позвонить и все объяснить?

Кальдер сорвался:

— Что? Что я трахнул чужую жену, что это не важно, потому что ее муж в коме и может никогда не очнуться? Это все объяснит!

У Ким задрожали губы, и она расплакалась.

Кальдер дотронулся до ее руки.

— О Господи, Ким, извини, мне ужасно стыдно! Я совсем потерял голову!

Ким отдернула руку.

— Я иду наверх собрать свои вещи.

Она вышла из комнаты, а Кальдер налил себе еще кофе. Но сколько бы он ни пил кофе, легче ему не становилось.

— Спасибо, что пришли, — хрипло произнес Андрис Виссер, обращаясь к двум гостям. Трое мужчин сидели в креслах, грея в ладонях бокалы с коньяком. В камине, потрескивая, горели дрова. Снаружи, за решеткой от грабителей и высокой оградой, в высокой желтой траве равнины шелестел ночной ветер.

Его гостями были члены «Лагербонда». Им обоим — уроженцам разных областей Южной Африки — было за шестьдесят. Дэниел Хавенга недавно оставил пост профессора журналистики в Стелленбошском университете. Фредди Стенкамп, занимавший в свое время пост заместителя директора печально известной военной разведки, был сейчас заместителем председателя «Лагербонда». Хотя Стенкамп работал на правительство в самые жестокие времена апартеида, он сохранил свой пост до конца 1990-х и вышел в отставку с солидной пенсией.