– О да! Именно! – более эмоционально, чем обычно, подтвердил жрец. – Я расскажу тебе кое-что…

Они шли под сводом колоннады храма, Тэху со вниманием вникал в каждое слово жреца. Тот говорил медленно, задумчиво глядя перед собой:

– Мы получили послание, солдат, из глубины веков. Послание в камне – математически выверенное, величественно построенное и – пронизанное надеждой на наше понимание!

– Здесь какая-то тайна, да, учитель?

– Здесь – великая тайна! И великое знание!

– И вы проникли в эту тайну?! Ну-у… то есть я хочу сказать, – Тэху заговорил торопливо и сбивчиво, боясь, что жрец не скажет больше ничего, – уж вам-то это тайное знание открыто?!

Он отчего-то не сомневался, что Ра-Хотеп торжественно улыбнется и подтвердит его предположение: мол, да, уж мы-то, жрецы, храним знание и тайну!

Но Ра-Хотеп отрицательно покачал головой:

– Нет, Тэху. Не все так просто: слишком много было «посыльных» – слишком много веков с той поры утекло, почти забыт «язык» послания. К тому же люди изрядно повредили его – дополнительные постройки, реконструкции, «улучшения» и «обновления»…

Последние два слова он произнес с явной иронией и с досадой махнул рукой. Тэху не знал, что и сказать, но отчего-то ему стало горько, и он лишь безрадостно вздохнул.

Тэху еще находился под впечатлением заворожившей его картины пирамид и все вызывал их в памяти, даже на дежурствах, когда в гарнизоне было объявлено о готовящемся параде.

Предстояло ежегодное награждение фараоном высокопоставленных сановников, отличившихся на службе и угодивших божественному фараону (да возрастет его могущество!). Тэху уже участвовал в таких смотрах-парадах – дело привычное. Продолжая думать о своем, он готовился вместе со всеми. Чистая юбка, парадный воротник-оплечье, новая пика, щит. Головная повязка почти полностью закрывает лоб, ее края опущены строго вниз по вискам, кинжал пристегнут над локтем левой руки. Лук на таком смотре не требуется. Еще – проверить солдат своего отряда. Здесь тоже было все в порядке.

На этот раз награждаемых было значительно больше обычного. Церемония затягивалась. Ничего не поделаешь, приходилось терпеть. Но на то они и воины, чтобы спокойно и безропотно переносить такие вещи, как многочасовое изнуряющее построение под палящим солнцем, сохраняя полную неподвижность и бесстрастное выражение лица. Джети стоял совсем близко, но с ним нельзя было даже взглядом обменяться. Но они давно установили между собой особую систему общения для подобных обстоятельств. Тэху услышал, как Джети медленно вдохнул, едва-едва громче обычного, а выдохнул легко, но с легким звуком «м-м-м», как от зубной боли. «Надоело до смерти», – говорил Джети. Тэху коротко, но отчетливо, насколько было можно, выдохнул носом: «Ничего не попишешь». Неожиданно в их «беседу» влился Руметис, уроженец Бубаста, еще один офицер охраны, стоящий неподалеку. Он так выразительно хмыкнул, явно поддерживая обоих приятелей, что Тэху стоило некоторых усилий не улыбнуться.

Вереница награждаемых медленно и торжественно тянулась к царственному балкону. Сановники проходили как раз напротив парадного строя, и офицеры близко видели каждого. Некоторые придворные были с женами – это было знаком особого расположения фараона, – и над рядами поплыл сладкий запах душистых масел. Кое-кто из солдат за спиной Тэху потянул носом – он угрожающе сжал пику, демонстрируя кулак, – в рядах стихло.

И вдруг Тэху боковым зрением уловил чей-то острый взгляд: мимо него шла супружеская чета – сановник Ка-Басет с женой, очень красивой молодой женщиной лет тридцати. Муж был намного старше ее. Он двигался тяжелой походкой усталого, не вполне здорового человека, не отрывая воспаленных глаз, щед ро подкрашенных черными тенями, от царственного балкона, с которого должен был получить знаки отличия. Пышные складки драпировки его юбки утяжеляли шаг, роскошное оплечье из золота и драгоценных камней явно давило ему на спину. Супруга же его двигалась небрежной танцующей походкой, легко покачивая бедрами под дорогой тканью одежд. Всего лишь несколько мгновений она смотрела в глаза Тэху, но этого было вполне достаточно, чтобы он рассмотрел и запомнил ее: гладколицая, черноволосая, с быстрыми карими глазами, – госпожа Тийа смотрела на него пристально и вызывающе, и он не смог отвести взгляда. Она прошла… Оторопевшего Тэху овеяло волной ее благовоний, прошелестел подол ослепительного платья, затих шорох подошв позолоченных сандалий… И у него тревожно кольнуло сердце от неясного предчувствия.

Он слегка повел глазами им вслед: супруги остановились пред фараоном, задерживаясь отчего-то дольше обычного. Господин Ка-Басет принял награждение, а его жена что-то произносила, склонив низко голову, затем неторопливо грациозно обернулась – тонкий пальчик изящно указал на Тэху, Джети и Руметиса. «Что это значит?!» – недоуменно подумал Тэху. Сердце не отпускало.

Он не переставал думать об этом и вечером, когда Нэхеб вызвал всю троицу к себе: по особому распоряжению божественного фараона они трое переводились на службу к господину Ка-Басету для охраны его дома и домочадцев. Вот это да!!! Похоже, Нэхеб был обескуражен не меньше офицеров, но приказы такого уровня даже не обсуждаются!

Получив утром инструкции, они отправились готовиться к переходу: особняк господина Ка-Басета находился на весьма большом удалении от столицы. В душе Тэху царил сумбур: он хотел успеть выбраться к Ра-Хотепу – попрощаться (неизвестно – насколько!), поговорить и, может быть, получить задание. Времени было в обрез. К Нэхебу тоже надо было зайти: он был добрым командиром и наставником и многому научил Тэху. Опять же и Аменэджем не стоило обижать, следовало и ей сказать «до свидания». Все же – хорошая девушка.

Тэху вздохнул, вспомнив вызывающий взгляд обжигающих глаз госпожи Тийи. Потряс головой, отгоняя виденье. Все было так ясно и размеренно до сих пор, что будет дальше?

Сначала он решил зайти к Нэхебу, а все оставшееся время посвятить (без спешки!) походу в храм.

Командир был дома. Это порадовало Тэху, который хотел поблагодарить наставника. Кто знает, когда доведется вернуться в гарнизон?

Нэхеб сидел у жаровни, обедал, и знаком пригласил Тэху присоединиться. Тот не отказался. Пока они ели и беседовали, потихоньку вошла Аменэджем и присела в углу с каким-то рукоделием. Тэху буквально спиной ощутил, как напряженно девушка прислушивается к их разговору. Видимо, она не знала о новом назначении Тэху и теперь находилась в ужасном смятении. Тэху было страшно ее жаль, но очень хотелось поскорее уйти, и он ждал последних слов командира.

– Ну, что ж, – подвел наконец итог Нэхеб, – отправляйся. Служи по чести. Я всегда был доволен тобой. Надеюсь, увидимся. Нэхеб всегда был по-военному немногословен. Тэху встал – в углу немедленно вздохнули.

– Дочка, – обратился к Аменэджем отец, – проводи гостя.

Это было немного не по правилам: какой он гость?! Но Тэху понял Нэхеба и по возможности приветливее улыбнулся девушке.

На пороге дома Тэху остановился, чтобы попрощаться. Он уже торопился, будучи мыслями в храме, но она медлила, не отпуская его умоляющим взором. Тэху откашлялся и, пряча неловкость, опустил глаза:

– Спасибо, что проводила. Я должен идти.

Неожиданно она подошла близко-близко и, робко потянувшись к нему, провела рукой по его лицу – по щекам, подбородку, что-то прошептала про глаза. А затем схватила его руку и, не говоря ни слова, только болезненно взглядывая блестящими оленьими глазами, поднесла к своим губам и уткнулась в его открытую ладонь.

– Аменэджем… – ошеломленно протянул Тэху, почувствовав прикосновение нежных губ на своей грубой руке.

Хотел что-нибудь сказать, но не нашел, а она, отчаянно покраснев, оттолкнула его и бросилась в дом. А Тэху так и остался стоять, не опустив руки. Им овладело некоторое смятение: совершенно новое, до сих пор неведомое ему чувство толкнулось прямо в сердце, ужалило и взволновало – нежность. Никогда в жизни он не испытывал теплых чувств к женщине! Более того – был совершенно убежден, что ни одна из них не просто не способна вызвать у него такие чувства, но и не достойна этого!