Высшая – Творцу. За всё.

Неизмеримая – Платонову П. А., без вдохновляющего влияния которого, возможно, этой книги и не было бы.

Огромная – всем моим друзьям, отважным читателям-«первопроходцам»: Татьяне Николаевой, Екатерине Павловой, Игорю Чарковскому, Тамаре и Матвею Ганапольским, Соне и Николасу Мальш.

Благодарность с искренним рукопожатием – моим рецензентам: Вавилову О. К. (издательство «София»), Белорусцу А. З. (издательство «Деконт+»), Гаркуше С. Ф. (издательство «М-ОКО») и Крюковой Н. В. (журналисту и Человеку), напутствия которых помогли мне дойти до конца.

Безграничная – Ларисе Новиковой, самому чуткому и деликатному редактору.

Особенная – тем, без финансового внимания которых мне пришлось бы туго: Ирине Гундаревой, Алине Мазепиной, Дарье Мешковой, Ольге Груздевой и, конечно, Игорю Разенкову.

Кроме того, благодарность моему старшему сыну Степану за его стоическую роль «технопсихолога» в моих драматичных взаимоотношениях с компьютером.

А еще – сердечная благодарность тем моим знакомым, кто абсолютно не был удивлен тем, что я написала повесть…

Сколько раз мы живем и где начинается история нашей жизни? Есть ли вообще у жизни начало и конец? Или все это есть лишь у тела, в котором, как в гнезде безымянной птицы, селится наша душа, чтобы спеть новые песни, обрести новый опыт и наполнить всем этим мир?

Вопросы, вопросы… и – воспоминания. Яркие и пронзительные или едва уловимые, но всё же удивительно родные: ведь мы узнаем в них себя и, ошеломленные, замираем: «Неужели это было со мной?»

А порой – не то в забытьи, не то в полудреме – вдруг проносится перед мысленным взором вихрь картинок из какой-то другой жизни. Или глаза впервые встреченного нами человека откликаются странной близостью. А знакомое всем «déjà vu»? Неуловимое ощущение повтора, отсылки в прошлое, которого не было. Или все-таки было? Когда-то давно, в недрах жизни, которой бог весть сколько лет.

Что было бы, если бы мы помнили свои прошлые жизни так же, как теперешнюю? О, это был бы бесценный дар. В нем – понимание того, что нами движет, какие тайные механизмы, запущенные не здесь и не сейчас.

У всего, что с нами происходит, есть корни. У проблем, недугов, привычек, поступков. Некоторые из них служат нам опорой, другие связывают по рукам и ногам. Отделить зерна от плевел можно. Нужно лишь обернуться назад – в свое прошлое.

Прошлого очень много. И с каждым днем его становится все больше. Это огромная ноша, но тяжела она и замедляет наш шаг, путая карты в нашей теперешней жизни, лишь когда мы боимся ее принять. Когда же мы обращаемся к своим воспоминаниям – не чтобы помучить себя или ускользнуть из реальности, а чтобы узнать свои корни и опереться на них, – мы облегчаем эту ношу.

Зная, что мы здесь не впервые, что мы воочию видали и Древний Рим, и Атлантиду, и средневековое небо Севильи, мы расширяем границы нашего мира до необъятных широт. Но одного пространства мало. Нужно знать еще, и какие ошибки мы там совершили, и какое наказание за это несем. Мы сами, наши дети и все, кто нам дорог.

Многое можно исправить. Не тогда – так сейчас. Не сейчас – так потом. Чтобы жить с открытым сердцем и чистой душой. Чтобы не видеть в тех, кто нас окружает, лишь случайных попутчиков. Ведь все, кто играет в нашей нынешней жизни хоть какую-то роль, были с нами и раньше – не раз и не два.

Постаравшись, их можно узнать, спутников нашего прошлого. По глазам, по некогда сказанным фразам, по памяти сердца. Кто-то из них нас преданно любил и помогал нам, всюду и везде. А кто-то враждовал с нами, неизменно вставая у нас на пути. Первых мы и сейчас с готовностью впускаем в свою жизнь, от вторых – дистанцируемся.

Во всем этом можно разобраться, и для этого есть масса способов: психоанализ, холотропное дыхание, Карлос Кастанеда, регрессионная терапия. Чтобы из отдельных, как кусочки многоцветного пазла, фрагментов, сложился роман. Роман с жизнью из множества глав. И неважно, как вы их назовете: «Римлянин», «Три лепестка в ладони самурая» или «Девочка по имени Зверек». Главное – это ощущение новой ступени, нового уровня. Как если всю жизнь жить в подвале и вдруг получить квартиру в небоскребе, на самом верхнем – с выходом на крышу – этаже.

Каждый наш вдох, длинный или короткий, сдавленный или свободный, изменяет наш завтрашний день. Так же как каждый вдох, сделанный нами когда-то, влияет на наше сейчас. В этой точке «сейчас» сходятся перекрестки многих дорог. Отсюда начинается наш путь к пониманию и исцелению. Здесь мы обретаем тот взгляд, для которого Время – условность, а Жизнь, во всех ее вспышках и проблесках, едина и неделима. Такой жизнью хочется жить вечно – и в этом нет ничего невозможного, ничего, что нельзя было бы сложить из отдельных кирпичиков – в целое.

Бирюзовый амулет-скарабей описал в воздухе петлю и послушно вернулся, мягко ткнувшись в ладонь Тэху.

Наверное, подбрасывать священного скарабея было не очень-то учтиво по отношению к богу Хепри, но Тэху не мог отказать себе в многолетней привычке: задумываясь, он непроизвольно начинал играть амулетом.

Тэху был единственным сыном у своего отца – заслуженного офицера армии фараона. Матери Тэху не помнил; она умерла, едва родив его на свет, и все ее «наследство» сыну состояло в том, что ему достались ее зеленоватые, с более темной каймой глаза: она не была египтянкой. Да еще – замкнутый, недоверчивый характер. Вообще-то, он рос сообразительным и крепким мальчиком, но, как говорили в их семье, немного себе на уме. Никто никогда не заботился о том, чтобы отдать Тэху в ученье: по обычаю он должен был, достигнув положенного роста, отправиться по стопам отца – сначала в подготовительную военную школу для мальчиков, а затем – прямиком в казарму.

Несколько лет обучения прошли серо и незаметно. Палка наставника нечасто касалась спины новобранца: он был достаточно дисциплинированным и сообразительным. Мало кто мог догадаться, насколько Тэху не любил муштру, с каким отвращением думал о возможных боевых походах и как опасался, по крайней мере до последнего времени, назначения в пограничный патруль, где долгие годы проходят в наблюдениях за пыльными песчаными рубежами священных владений фараона (да пошлют ему боги могущество и процветание!).

Опасения его, хвала богам, оказались напрасными: крепкое телосложение, сообразительность и дисциплинированность, а вернее всего – замолвленное отцом где надо словечко – и Тэху оставили в корпусе «Верные фараону». О нет, он не был таким уж высокородным для этого элитного корпуса! Но все же и не простолюдин, а в корпусе нужны были телохранители. Вот на эту-то роль Тэху подходил как нельзя лучше: высок, широк в плечах, силен, молчалив.

Фараон (да продлятся годы его царствования!) лично произвел смотр новичков корпуса. Это была незабываемая церемония! Великолепная и торжественная!

Фараон сидел на специально сооруженном помосте под роскошным балдахином. Его божественные руки покоились на подлокотниках походного трона, а глаза мягко и внимательно взирали на проходящих перед ним молодых воинов. Тэху не сомневался, что фараон запоминает каждого! И оттого сердце солдата стучало гораздо сильнее обычного. Но он не позволил себе сбиться с шага или остановить взгляд на царственном помосте: никто не мог бы упрекнуть его в том, что любопытство взяло в нем верх над выдержкой! Проходя перед фараоном, он, как и все новопринятые в корпус, на короткое время остановился и в почтении склонился перед троном, прижав стиснутую в кулак правую руку к сердцу. А затем, получив из рук самого фараона новое оружие, проследовал дальше, чтобы занять свое место в шеренге. Придворный писец, восседавший у подножия трона, медленно и важно вписал его имя и что-то еще в особый реестр.