— А почему вдвоем? Почему сын один не отвел его?
— Старик-то толстый, большой... Да еще и в другом, наверно, было дело... Не хотел сын со стариком один оставаться, вот и позвал Володю.
— А что могло произойти между Жигуновыми?
— Не знаю, — замкнулась женщина так быстро и наглухо, что Демин понял, — знает, но говорить не хочет.
— Простите, я вам еще нужен? — спросил подошедший начальник РСУ.
— Нет, Борис Иванович. Спасибо, что согласились помочь, больше я не могу вас задерживать.
— Может, подбросить куда? Смотрите. — Начальник явно хотел загладить свою промашку.
— Если нетрудно, подождите минут пять.
Когда Демин остался один, на скамейку опустился плотный широкоплечий человек в больничном халате.
— Привет, Валя, — сказал он.
— Не скучаешь?
— Ничего, для перебивки можно и поскучать... В окно вот смотрю, по коридору прохаживаюсь, палату стерегу.
— Плохо стережешь, померла Дергачева. Никто не пытался к ним войти?
— Знаешь, бывало. Заглядывали. То ли по любопытству, не исключено, что заблудился кто... Но стремления забраться в палату не было. Окно тоже хорошее, заперто надежно. Знаешь, как бывает — вместе с рамами покрасили и шпингалеты и крючки, так что открыть окно можно только с помощью хорошего слесаря, да и то изнутри. А там как, положение не меняется?
— Нет, что касается твоего задания, все остается в силе. Могу заверить — ни единого лишнего часа ты здесь торчать не будешь... Смотри!
Вжавшись в скамейку, сдвинувшись, чтобы хоть немного спрятаться за листьями фикуса, они увидели, как человек в белом халате явно с чужого плеча приблизился к двери, за которой лежали старый Жигунов и Свирин, быстро заглянул в нее и нарочито медленно пошел дальше. Пройдя несколько шагов и увидев, что коридор пуст, он резко повернулся и снова направился к двери. Едва открыв ее, оглянулся и увидел рванувшегося к нему оперативника. Не медля ни секунды, человек побежал по коридору. За углом он нырнул в первую же дверь. Но когда оперативник подбежал, дверь оказалась запертой. Он дернул ее изо всей силы, так что, будь она заперта на замок, щеколду, дверь открылась бы, но с другой стороны в ручки была вставлена толстая палка швабры. Когда вдвоем с Деминым им все-таки удалось открыть дверь, на лестнице уже никого не было. Сбежав на первый этаж, они увидели в углу скомканный белый халат и шапочку, в каких обычно ходят врачи и санитары. Тут же был разлит строительный раствор, валялось опрокинутое ведро. Во дворе на весеннем солнце прогуливались больные, тут же были посетители, никто не бежал, все казались спокойными.
— Кто-нибудь выбегал из этой двери? — спросил Демин пожилого мужчину, у которого из-под пальто были видны полосатые больничные брюки.
— Никто не пробегал... Здесь, знаете, собрались люди, которым бегать трудно. — Он улыбнулся. — Тут все ходоки, да и те неважные. — Он неотрывно держал руку на боку, и уже по этому можно было догадаться, что у него там рана.
— Значит, никто вам в глаза не бросился?
— Чем?
— Быстрой походкой, резкими движениями, торопливостью?
— Нет... Я здесь прохаживаюсь уже минут пятнадцать... Если раньше...
— Нет, в последние две-три минуты?
Больной задумался. Оперативник, не ожидая его ответа, бросился к воротам. Но и там не заметил ничего подозрительного. Выглянув на улицу, он увидел отъезжающий трамвай, такси, сворачивающее за угол.
Демин вернулся в больничный корпус, поднял халат и шапочку, внимательно их осмотрел. Карманы были пусты, на шапочке тоже не осталось никаких следов. Правда, присмотревшись, он увидел длинный, слегка вьющийся волос.
— Значит, кое-что он все-таки оставил? — спросил подошедший оперативник.
— Самое интересное то, что на этом халате нет больничного штампа, — заметил Демин. — Я подозреваю, что он здесь и переоделся.
— Но как он узнал, где они лежат?
— О, нет ничего проще! Об этом вся больница знает. Подойди к любому и спроси. — Демин кивнул в сторону прогуливающихся больных.
— И подойду! — оперативник решительно направился к группе мужчин, остановившихся на солнце. Демин увидел, как больные начали наперебой что-то говорить, показывая на окна. Оперативник вернулся озадаченный. — Ты прав, — сказал он. — Они все знают. Знают, что женщина умерла, что в палате осталось двое. Думаешь, мне еще стоит здесь оставаться?
— Даже не знаю... Он, конечно, понял, что ты не просто клиент после тяжелой операции. — Демин усмехнулся. — Этот тип так торопился, что в панике бросил свой халатик и шапочку. Он не должен был этого делать. А шапочку он вообще сорвал с головы. И тут же медленно, о, как тяжело далась ему эта медлительность, он вышел из двери и направился в сторону трамвайной остановки. Представляю, как он рванул там, за воротами! Но, знаешь, все-таки оставайся. Вдруг решится... Правда, для этого надо быть немного дураком, немного психом, но, может быть, он такой и есть... Оставайся, Илюша. Пострадай. Он в отчаянном положении. Как только они заговорят, ему крышка. — Демин аккуратно свернул халат, засунул в глубь свертка шапочку с длинным волосом. — Все-таки вещдок. Авось эксперты что-нибудь дельное скажут.
Прежде чем отправиться домой, Демин решил позвонить Рожнову.
— Я только что был в больнице. Провели опознание. Теперь нет никаких сомнений. Четвертый — Свирин. У него были начальник ремонтно-строительного управления и родная тетка.
— Все?
— Похоже на то, что была попытка проникнуть в эту палату... Прямо при мне.
— Задержали, надеюсь?
— Нет. Ему удалось скрыться.
— Что сейчас намерен делать?
— Вечер, Иван Константинович... Я не возражал бы против того, чтобы вы отправили меня домой отсыпаться.
— Не получится, Валя. Дуй сюда. Ребята нашли парикмахершу, которая вчера была у Жигунова со своим ухажером. И ухажера нашли. Очень шумный товарищ.
— Он давно у вас? — спросил Демин, вспомнив удравшего посетителя больницы.
— Да уж с полчаса. А что?
— Я подумал, не он ли в больнице был... Ладно, Иван Константинович, выезжаю.
Демин сразу обратил внимание на невысокого широкоплечего человека с большими усами. Он нервно ходил по коридору от окна до окна и каждый раз, проходя мимо сидящей у стены женщины, что-то говорил ей недовольно, похоже, отчитывал. А женщина при приближении низкорослого человека сжималась и прикрывала глаза.
Едва Демин вошел в свой кабинет, следом вбежал Гольцов.
— Видел их? — спросил он радостно. — Доставили в целости и сохранности.
— Как же нашли?
— Очень просто. Посадили в машину сына Жигунова и поехали по парикмахерским. Одну отработали, вторую цирюльню, пятую, десятую, наконец, Жигунов говорит — вроде эта. Я к ней с этаким кандибобером подкатываюсь и спрашиваю... Простите, пожалуйста, говорю, не были ли вы вчера в доме Жигунова?
— Она ответила, что не помнит, — подсказал Демин.
— Точно. Запамятовала, говорит. Такой был день напряженный, что уж и не упомню, где была, а где только собиралась быть. Тогда я делаю знак Жигунову, дескать, вступай в дело. Он подошел, остановился в сторонке, а едва она на него взглянула — поздоровался. И что, ты думаешь, делает эта белокурая дамочка? Кивает головкой. Ну вот, говорю, значит, вспомнили... Это, говорю, сын Жигунова. Она тут же пальчики ко лбу приложила, ах, говорит, как же это я могла забыть... Ну и так далее.
— А усатый? Его ты как нашел?
— Дамочка помогла, — невинно сказал Гольцов и довольно хмыкнул, вспомнив, видимо, детали этой помощи.
— Так сразу и согласилась?
— Что ты, Валя! Он у нее какой-то засекреченный... Ни за что не хотела... Почему — не пойму. Похоже, рыло в пуху. Иначе — чего таиться?
— Чем же ты ее убедил?
— Знаешь, странная история получилась... Во время нашей беседы я обронил словечко, что, дескать, надо все выяснить, поскольку в доме пожар случился, сгорел жигуновский дом. Тут она и дрогнула.
— Получается, о пожаре она не знала?