Комиссия сочла возможным сделать вывод о том, что лица, помещенные в ТПБ МВД СССР по статье 58 УК РСФСР, не были настолько социально опасными и тяжело психически больными, о чем свидетельствовали факты массовой выписки этих больных, начиная с конца 1953 года.

Если, по данным МВД СССР от 16 ноября 1956 года, по причине «выздоровления» было выписано из ЛТПБ за 1950–1952 годы 71 человек, то за следующие три года (1953–1955) — 234 человека.

По причине «улучшения психического состояния» за те же годы (1950–1952) было выписано только 14 человек, а за 1953–1955 годы — 683 человека, то есть в 50 раз больше!

Такая же картина складывалась и по КТПБ. За 1950–1952 годы выписано по причине «выздоровления» 127 человек, а за 1953–1955 годы — 427.

У членов комиссии, естественно, возник вопрос о причинах выздоровления такого фантастически большого числа больных. Объяснить этот феномен можно было чем угодно, но только не достижениями советской медицины. Председатель комиссии А. Кузнецов взял на себя смелость по этому поводу высказаться следующим образом:

«Объяснение этому можно найти в изменении практической деятельности органов МГБ. Реабилитация неправильно осужденных привела к пересмотру дел лиц, находившихся в тюремных психиатрических больницах. Эти больницы, являясь учреждениями, подведомственными органам государственной безопасности, отражали в своей деятельности, несли на себе все те отрицательные особенности, которые были характерны для этой системы того периода. Вместе с тем следует указать и на явное неблагополучие с судебно-психиатрической экспертизой за последние годы, что объективно способствовало незаконному содержанию людей в условиях принудительного лечения с изоляцией.

Судебно-психиатрическая экспертиза таким образом в ряде случаев создавала «законное» обоснование для содержания этих больных в этих условиях. Институт им. Сербского за последние годы в связи с его монопольным положением и бесконтрольностью его деятельности во многом потерял свою самостоятельность экспертного учреждения.

Попытки вмешательства в деятельность института как органов здравоохранения, так и общественных организаций ни к чему не приводили, так как в этих случаях руководство института прикрывалось «особой значимостью» института, «особыми директивами» и особой заинтересованностью органов прокуратуры, юстиции и МГБ.

Проверка заявлений т. т. Писарева и Литвин-Молотова подтвердила наличие крупных непорядков в работе Института им. Сербского, который в своих экспертизах обычно рекомендовал органам суда и следствия направлять на принудительное лечение с изоляцией всех обвинявшихся по ст. 58 и признанных невменяемыми.

Руководство института допускало нарушение законности, выражавшееся в том, что врачи-эксперты дела по политическим преступлениям не изучали, не докладывали их, а как правило, эти дела привозил в институт следователь КГБ за тридцать минут до начала экспертизы, сам докладывал суть дела, присутствовал при экспертизе и даче медицинского заключения.

Учитывая, что заявления т. т. Писарева и Литвин-Молотова о непорядках в тюремных психиатрических больницах МВД СССР и в Институте судебной психиатрии им. Сербского подтвердились, вносим предложение обсудить на заседании КПК при ЦК КПСС результаты проверки их заявлений с участием представителей МВД СССР и Минздрава СССР».

Ответственным контролером КПК при ЦК КПСС А. Кузнецовым документ подписан был 30 ноября 1956 года.

Отметим, что А. Кузнецов составил две справки по итогам работы комиссии: одну — как вариант, а вторую — как официальный документ, предназначенный для своего непосредственного руководителя, каковым в то время был Н. М. Шверник.

Если факты в обеих справках одинаковы, то аналитические формулировки существенно разнятся и в официальном документе они более обтекаемы и осторожнее.

Комиссии КПК, видимо, при оценке деятельности психиатрических учреждений было трудно абстрагироваться от традиционной многолетней политической линии ЦК КПСС и советского правительства, направленной на «выкорчевывание» из сознания советских людей антисоветизма.

Может быть, поэтому председатель комиссии А. Кузнецов не всегда последовательно в основном своем документе анализирует антигуманную практику органов госбезопасности, МВД и находившихся под их полным контролем ТПБ и ЦНИИСП, порой перекладывая большую тяжесть вины за содеянное на ЦНИИСП, Минздрав СССР, который якобы устранился от руководства институтом, хотя Кузнецову было понятно, что органы госбезопасности не позволили бы Минздраву изменить вмененные ЦНИИСП карательные функции.

Осторожно, но достаточно явно А. Кузнецов дает понять, что ТПБ и ЦНИИСП выполняли главным образом не медицинские функции, а карательные по отношению к лицам, осужденным по статье 58, но делает это с оговорками. Оправдывая бывшего пациента ТПБ Писарева, он подчеркивает, что Писарев ни в чем не виноват, ибо никогда не допускал контрреволюционных высказываний. Но ведь ясно, — случись такое, он неминуемо был бы осужден как «контрреволюционер», признан невменяемым и отправлен в ТПБ. Одним из «преступлений» Писарева была защита им незаслуженно оклеветанных «врачей-преступников». А. Кузнецов подчеркивает, что судебно-медицинская экспертиза Писарева состоялась после реабилитации врачей (о чем эксперты еще не знали и вынесли решение о применении к Писареву принудительного лечения). А если бы врачей не оправдали?

А. Кузнецов справедливо полагает, что повальный характер выписки больных из ТПБ, считавшихся невменяемыми, в 1953–1955 годах был вызван политическими переменами, начавшимися в стране после смерти И. Сталина. Кузнецов, как мне кажется, сознательно не формулирует истоки и суть жесточайшего террора, развернутого большевистско-советским режимом против своего народа.

Он ограничился лишь констатацией фактов тяжелого положения душевнобольных в ТПБ и порой ошибочных решений СПЭ в ЦНИИСП. Он уходит от политических оценок действий госбезопасности, МВД и Минздрава в отношении осужденных по статье 58 и направленных на принудительное лечение с изоляцией в ТПБ МВД СССР.

А. Кузнецов, вольно или невольно следуя за инструкциями того времени о порядке принудительного лечения, ставит в один ряд убийц, рецидивистов и «политических преступников». Он уходит от раскрытия механизма заточения в ТПБ осужденных по политическим мотивам. Из докладной записки следует, что инициаторами направления «контрреволюционеров» в ТПБ являлись врачи-психиатры, а суды и внесудебные органы только решали — изолировать или нет в больницах так называемых душевнобольных преступников.

Факт выписки значительного числа считавшихся душевнобольными в 1953–1955 годах А. Кузнецов просто констатирует, но никак не комментирует.

Во всем-то умница Кузнецов разобрался и посему предложил проблему рассмотреть на заседании КПК, надеясь, что устами других высоких функционеров истинное будет названо истинным. И в этом была его ошибка. Ни в какие времена сильные мира сего не терпели умников ниже себя рангом. И поэтому предложение А. Кузнецова рассмотреть официально результаты проверки было принято неоднозначно в руководстве КПК при ЦК КПСС.

Рассмотрение практики карательной психиатрии на столь авторитетном партийном уровне по неизвестным причинам не состоялось. Во всяком случае, документальных данных на сей счет не обнаружено.

Не исключено, что нелицеприятные факты негуманного обращения с заключенными ТПБ МВД СССР и политической направленности ЦНИИСП, приведенные в материалах комиссии, могли не устроить какие-то могущественные фигуры или в КПК, или даже в Политбюро ЦК КПСС. Не исключено также, что партии, видимо, нужны были репрессивный аппарат для подавления инакомыслия и послушные исполнители ее воли для реализации внесудебных психиатрических расправ.

Имеется лишь косвенное свидетельство известного правозащитника, бывшего узника ленинградской ТПБ МВД СССР генерала П. ГРИГОРЕНКО о том, что акт комиссии был представлен члену Политбюро ЦК КПСС Н. Швернику, который продержал его со всеми сопутствующими материалами в своем письменном столе, после чего сдал в архив ЦК КПСС.