Поцелуй был тяжелым, требовательным, этим поцелуем, он как бы наказывал ее. Но уже следующий долгий поцелуй выдал растущую страсть Коула. И снова предательская дрожь охватила Кристин, внезапно она ощутила горячее желание, но ей хотелось, чтобы он любил ее нежно, чтобы не один животный инстинкт двигал им.

Кристин задыхалась, боролась с туманом от выпитого виски, застлавшим ей разум и сердце. Ей нужно остановить Коула. Он не должен делать это сейчас. Будет лучше, если он уйдет. Кристин знала это. Ведь он не хотел никакого вмешательства в личную жизнь. А она могла так легко влюбиться в него.

Кристин заставила себя отвлечься, не отдаваться чувствам, позволить всей горечи за хватить ее, чтобы исходящий от Коула жар не коснулся ее. Она встретила взгляд его серо-стальных глаз и сказала ему спокойно, каким-то бесцветным голосом:

– Кем она была тебе? Женой?

Коул застыл, слова окатили его точно ледяной волной. Он хмуро смотрел на Кристин, сжав губы, затем отпрянул от нее и сел на край кровати. Провел рукой по волосам, зажал висок, будто стараясь унять нестерпимую боль.

– Ложись спать, – устало проговорил он. – И держись подальше от крепких напитков.

Кристин заслонила глаза рукой.

– Ваши правила, – пробормотала она.

– Мне не нравится такая борьба, Кристин, – сказал он угрюмо, – но…

– Но что?

– Ты начинаешь ее, и я буду заканчивать. Всякий раз.

Он поднялся с кровати. Кристин вновь начала бить дрожь. Он накрыл ее пледом, ей стало теплее. Он наклонился к ней.

– Спи, – тихо проговорил Коул, и голос его звучал почти нежно. Почти…

Он вышел. Кристин слышала, как медленно закрылась дверь, и она испугалась, когда слезы полились у нее из глаз. Она не плакала с тех пор, как ей сообщили, что умер Пол.

Это все виски, думала Кристин, лежа в темноте. Она чувствовала себя несчастной, голова у нее кружилась. Положив руку на глаза, она пыталась понять, что заставило ее выпить так много. Все, что произошло, было для нее унизительно, но она сама виновата. Сейчас уже ничего не поправишь, ей остается только лежать вот так и переживать.

В каком-то смысле она ни о чем не сожалела. Она смутно слышала звуки, доносившиеся из столовой. Там ужинали, и она задавалась вопросом, сели ли за общий стол Самсон и Далила. Коул Слейтер был необычный человек. Очень необычный.

Темнота сгущалась вокруг нее. Она знала, что должна сожалеть, что позволила себе взорваться, но была тому рада. Виски помогло ей забыться. Впервые она не чувствовала ужасной, постоянно терзавшей ее боли. Она не помнила сейчас, как умер отец, как ее брат Мэтью выступил против своих и ушел с Армией Союза.

Она даже не помнила отчетливо свою близость с Коулом Слейтером; не помнила, что значит быть настолько возбужденной, чтобы утратить всю житейскую мудрость, какую она постигла за последние суровые годы. Не помнила, что значит бояться и в то же время желать чего-то, страстно желать чего-то непостижимого.

Странно, но благодаря выпитому виски она ощутила мир и покой.

Кристин закрыла глаза и, должно быть, задремала. Потом – она не помнила, наяву все происходило или же ей это приснилось, – когда она открыла глаза, вся комната купалась в лунном свете. В голове у нее все еще стоял туман, и на душе было покойно.

Коул был с ней в комнате.

Он осторожно вошел, и дверь за ним тихо закрылась. Он стоял, упершись руками в бедра, и смотрел на нее. Лунный свет освещал его лицо, оно было одновременно суровым и красивым. Он долго стоял не шелохнувшись. За окнами поднялся ветер, оттуда раздавались не то стоны, не то шепот. Ей представлялось, что там за окнами перекати-поле, подхваченные ветром, кружатся в странном сладострастном танце, уклоняясь от наносимых со всех сторон ударов, – очень похоже на нее. Сердце Кристин падало и подскакивало, как легкие кустики перекати-поле на ветру, металось в отчаянии.

Нет…

Коул был похож на фантастическое существо, хитрый, как пума, сильный, как орел. И он стоял здесь, держа руки на бедрах, прислонившись к стене, будто ожидал кого-то, будто прислушивался к звукам ночи.

Наконец Коул шевельнулся, расстегнул манжеты, снял сапоги, стянул носки. Подошел к постели молча, босой, кинул свой пояс с кобурой рядом. Затем взглянул на Кристин и заметил, что она открыла глаза.

– Проснулась?

Она кивнула с серьезным видом, но тут же улыбнулась.

– Простите меня. Этим вечером я была не в себе. И я… я не хочу бороться.

Расстегивая свою рубашку, он сел подле нее на кровать. Все так же продолжая смотреть на нее, он протянул руку и коснулся ее щеки.

– Я тоже не хочу бороться, Кристин. На твою долю выпало немало испытаний, но ты справилась. Любой другой давно бы сломался.

Голос его звучал тихо, пальцы нежно гладили ее по щеке. Кристин молчала, но он по-прежнему не отводил глаз от нее, и вдруг ей показалось, что шепот ветра проник в нее, пробежал по ее телу, заполнил вены. Ей было тепло. Она едва понимала, что с ней. Конечно же, она еще спит. Конечно же, все это ей снится. И этот человек – всего лишь блик луны. Видение, рожденное в облаках воображения.

Но все было наяву. Все было реально. Он склонился над ней и поцеловал. Сначала он только легко коснулся ее губ, затем языком провел по ним и, почувствовав их вкус, скользнул языком к ней в рот. Кристин обвила руками его шею и ощутила твердую, как сталь, грудь. Его руки обняли ее одновременно сильно и нежно. Он гладил ее волосы, перебирая пальцами шелковистые локоны, ласкал руки, целовал шею, спускаясь ниже, к месту, где отделанный кружевом вырез рубашки открывал ложбинку между грудями. Он остановился и поцеловал сосок сквозь тонкую ткань. Кристин тихо вскрикнула. Он быстро поднял голову, снова поцеловал ее в губы, а за тем, встав с кровати, сбросил рубашку и бриджи. Луна освещала его. Он был высокий и сильный, худой и мускулистый, его кожа отливала медью, плечи блестели. Кристин смотрела на него. Если бы ей это снилось, она была бы благодарна за подобный сон. Она желала его. Отчаянно. Желала душой и разумом, желала каждой клеточкой своего существа.

И он не отвергал ее.

Он сел рядом, взял ее руки в свои. Она напряженно ждала, что он снова ее поцелует, но он потянул ленты ее рубашки и освободил грудь, после наклонил голову, коснулся языком ее соска, и тот напрягся. Кристин, не отдавая себе отчета в том, что делает, выгнулась ему навстречу, вцепилась в его волосы и бес связно попросила прийти к ней. Его руки дарили ей ласки, и ей хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно. Его поцелуи, казалось, настигали каждый участок ее тела. Кристин старалась удержать его, прикрепить к себе намертво. Она вся извивалась, чувствуя, как что-то зарождается внутри ее, будто лава поднимается к поверхности земли. И земля кипела, извергала жар и клубы пара. Коул прижимал ее к себе. Ее руки касались его тела, ощущая напряжение сильных мускулов. Эти прикосновения распаляли ее, звали к еще более острым ощущениям. Она не узнавала себя. Превратилась в какую-то распутницу! Чувствовала его руки то на своих бедрах, то на животе и двигалась навстречу его прикосновениям, навстречу тому, что они сулили. Она заставила себя дотронуться до его жаркой пульсирующей плоти – и была потрясена своей смелостью. Странный восторг охватил ее, на мгновение она испугалась, что потеряет сознание.

Время остановилось, оно утратило свое значение. Единственное, что было для Кристин реальным, – это сила мужчины рядом с ней и его требовательный взгляд. Его дыхание превратилось в ветер, настойчивость – в бурю. Он больше не дразнил ее. Его ласки уже не были осторожными. Она вскрикивала, а он ловил губами ее вскрики. Он накрыл ее своим телом, и ее ноги оказались у него за спиной. Он смотрел на нее, не отрываясь. Кристин открыла, было, рот, чтобы остановить его, но так ничего и не смогла сказать. Он коснулся самых ее чувствительных мест, и она дернула головой и закусила губу, чтобы не закричать, но сдержаться ей не удалось, и из уст ее вырвался крик. Она вся подалась вперед, судорожно двигаясь, и услышала тихий смешок Коула. Ей хотелось ударить его, спрятаться. Но он был сверху и держал ее руки в своих, и внезапно он вошел в нее, и огонь обжег всю ее. Его руки обнимали ее ягодицы, и снова он вводил ее в захватывающий ритм движений.