ЗАНАВЕС
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Молодой парк. Весна. Аллеи среднеазиатских тополей. Садовая скамейка. Перед вечером. Вдали пионерский горн, отголоски лагеря. Парк постепенно наполняется голосами, пением, музыкой. Стремительно является Верочка Сурмилина. Измотана и воодушевлена. Увидела в стороне Ждановича.
Верочка (Ждановичу). Евгений Евгеньевич! Вернулся Черемисов из Москвы? Неужели он меня зарежет?
Жданович. Вернулся. Только что звонил с аэродрома, вызвал меня, Месяцева… Но почему зарежет… почему персонально вас?
Верочка. А потому что я одна маюсь. Я изнемогаю. С утра голодная. Это переходит в настоящее кощунство. Не нахожу слов. Где верхушка? Нет верхушки. Откололись. У нас портится настроение массы. А у меня по программе, во-первых: Жданович открывает карнавал. Нет, Черемисов открывает карнавал. А вы, Евгений Евгеньевич, будете чествовать старейших юбиляров. Секретарь парткома сейчас по телеграфу принимает списки награжденных. Пойдемте согласовывать программу.
Жданович. Обожаю всякие согласования.
Верочка и Жданович уходят. Стремительно выходит на дорожку Лина. Села на скамейку, припудривает лицо. Нашептывает. Является К а тенька. Теперь ей двадцать семь лет. Все ее манеры, взгляд, лицо являют смелость и самоуверенность, что Переходит в резкую строптивость. Одета хорошо и дорого. В руке тюльпаны.
Катенька. Простите. Вы не можете сказать мне, как ближе пройти к дому Черемисовых?
Лина. Пожалуйста. Вон за деревьями виден дом Черемисовых.
Катенька. Благодарю. (Идет.)
Лина (смотрит ей вслед, что-то припоминает). Она… Не может быть! (Зовет.)Послушайте… (Вскочила.) Вы ли это?
Катенька. (вполоборота). Я ли?.. (Усмешка). Кого вы подразумеваете?
Лина. Чего же тут подразумевать? Мы старые знакомые.
Катенька (после паузы и сухо). Ангелина Тимофеевна?
Лина (без улыбки). Она, она. Руку, дорогая моя. Здравствуйте.
Неловкое рукопожатие.
Вы к Черемисову? Его еще нет дома. Звонил домой. Была у них. Сын на каникулы приехал. Так хорошо все у нас устроилось. Мальчик учится в Ленинграде. Математик.
Катенька. Да, я знаю.
Лина. Слыхали? Очень хорошо. Здесь сегодня праздник. Десятилетие закладки города. Через час у нас большой концерт. Когда вы приехали?
Катенька. Уже несколько дней.
Лина. Да, да, да! Десять лет тому назад уехала учиться в Ленинград. Ну, и как же?.. Не бросила металлургию?
Катенька. Нет, не бросила.
Лина (простовато). И все-все напролет десять лет учились?
Катенька. Науке учатся всю жизнь.
Лина. Ах, вон что! Значит, вы пошли по научной линии?
Катенька (ей чуть-чуть смешно). Да, я пошла по этой линии.
Лина. И много получаете?
Катенька. Это дело относительное.
Лина. Но вы одеты — дай бог каждому. Замужем?
Катенька. Да.
Лина. За кем же?
Катенька. За Черемисовым.
Пауза.
Лина. Нет, вы шутите! Ну разве это правда? За Черемисовым! Он здесь — вы где-то… То есть я, конечно, предсказывала, но десять лет! Когда это случилось? Ничего не понимаю.
Катенька (мягко). Мы решили ждать, пока я доучусь. Потом меня оставили при кафедре, потом мне надо было завершить определенный цикл намеченных работ.
Лина. А он ждал и ждал, несчастный!
Катенька. Если здесь несчастье, то мы оба жили одним несчастьем.
Лина (доля отчаяния). Значит, любовь!.. Да, он такой. Каменный характер. Боже мой, какие судьбы у людей! Его не переломаешь. Я ничего, не жалуюсь-.. Но что же получилось в итоге? Я пошла по проторенной дорожке. Ты… простите, говорю на ты… Вот вам и Катенька. Девочка из беспризорных. Ах, какие судьбы у людей! Вот бы сыграть такую. Да разве у нас напишут? А вы не спросите, как я? Живу, представьте себе, и не так уж скучно. О чем мечтала с детства, того достигла. Играю кое-как. В Москве не удалось устроиться, — там нашего брата на сцену лезет — не протискаешься. Здесь выстроили замечательный театр. Кто это сказал, что лучше быть первым на периферии, чем вторым в столице? Кто это сказал? Периферия очень выросла.
Катенька. Юлий Цезарь…
Лина. Зритель изумительный, плакаться не приходится Есть независимое положение, успех…
Катенька (еще мягче). Ведь я же помню, как вы стремились на сцену.
Лина. Да, стремилась. Ради этого стремления эксцентрически полетела вслед за Кряжиным. Но, как говорится, «недолго музыка играла, недолго продолжался бал». Мы с ним расстались очень мило, как друзья.
Катенька. Представьте себе, я встретила Романа Максимовича в Челябинске на вокзале, неделю тому назад.
Лина. Ах вон как, путешествует… А куда едет, не говорил?
Катенька. Поехал на Балхаш работать в горном деле и, как он выразился, жить снова начинать.
Лина. И прекрасно. Что-нибудь сказал о наших прежних отношениях? Может быть, наплел чего-нибудь? Он не тонкий, нет.
Катенька. Нет, ни слова не сказал.
Лина. Это даже мило. Все-таки он честный человек. Не выдающаяся личность. Но я не осуждаю.
Катенька. Вы уж извините, я пойду. Я ведь еще и не была у них.
Лина. Сказано не так. Вы можете сказать — «у нас».
Катенька. Да, пожалуй. Придется привыкать. До свидания, Ангелина Тимофеевна.
Лина (актерски). До свидания, дорогая, до свидания, душечка. (Расцеловала.) Ах, я вас запачкала, простите. Желаю вам всяческого счастья, на веки вечные. Приходите ко мне на концерт. Стихи молодых казахских поэтов читаю. Театрализованное выступление. Волнуюсь ужасно.
Катенька ушла. Выходит группа молодежи.
Молодой человек. Добрый вечер, Ангелина Тимофеевна. А мы вас ждем с нетерпением. Зал полон. Что вы будете читать?
Лина и молодежь уходят Входят Жданович. Месяцев и Чильдибай.
Чильдибай. Месяцев, давай путевку.
Месяцев. Какую путевку?
Чильдибай. Пойду учиться.
Месяцев (удивленно). Куда учиться? Чему учиться? Жену, детей бросишь и пойдешь учиться?
Чильдибай. Жену, детей брошу, пойду учиться.
Жданович, не вмешиваясь, с интересом слушает.
Месяцев (с досадой). Чорт тебя знает, откуда взбрело в голову! Мастер, десятилетний стаж, дважды орденоносец… Брось, без тебя голова лопается. Видел, Катенька Маева что нам преподносит? Технологию менять надо. Реконструкция. Ты это понимаешь?
Чильдибай (страстно). Конечно. Она баба? Извиняюсь — женщина. Нет. Дама, извиняюсь! Она, дама, может, как хочет менять технологию, да, а орденоносец не может. Это неправильно, обидно. Скажи — нет?
Месяцев. Женщина! Вот что его сразило. Дорогой, успокойся, не страдай. Это глупо в конце концов.
Чильдибай. Я знал, когда она девчонкой здесь работала. Она в женском бараке жила, босиком ходила.
Месяцев (сердится). Ну и что?
Чильдибай. Пойду учиться.
Месяцев. Ну, хорошо, ты пойдешь учиться, я пойду учиться, а кто работать будет?
Чильдибай. Слушай, товарищ Месяцев, я не дурак. Знаю, что говорю. (Вдруг тоже рассердился.) Завтра-послезавтра приедут инженеры, и ты мне скажешь: «Эй, Чильдибай, давай, давай…» (Легонько свистнул, сделал жест отстранения.) Она босиком ходила. Теперь вы за нею бегаете. Что, скажи — нет?