Капитан буксира «Пруденс» Мак-Эвой стоял на капитанском мостике, положив руку на штурвал. В другой руке он держал кусочек бисквита, который он только что окунул в кофе; кофейная чашка стояла на полке подле нактоуза. Он был хорошо сложенный мужчина с густыми бровями и пушистыми, черными, нафабренными усами. Он собирался было положить в рот кусок пропитанного кофе бисквита, как вдруг что-то черное с гулким всплеском упало в воду в нескольких ярдах от парохода. Тотчас же человек, высунувшийся из машинного отделения, закричал: «Кто-то спрыгнул с моста!»

– Будь он проклят! – сказал капитан Мак-Эвой, роняя бисквит и хватаясь за штурвал.

Течение швыряло пароход, как соломинку. В машинном отделении трижды прозвонил колокол. Негр побежал на нос с багром в руках.

– Помоги ему, Рыжий! – крикнул капитан Мак-Эвой.

После долгой возни они вытащили на палубу что-то длинное, черное, неподвижное. Колокол. Капитан Мак-Эвой, хмурясь и волнуясь, выровнял нос и вновь повел буксир по течению.

– Жив, Рыжий? – спросил он хрипло.

Лицо у негра было зеленое, его зубы стучали.

– Нет, сэр, он себе начисто свернул шею, – медленно ответил рыжий.

Капитан Мак-Эвой забрал усы в рот.

– Будь он проклят! – пробурчал он. – Нечего сказать, приятный сюрприз – как раз в день моей свадьбы.

Джимми Херф поднялся по четырем скрипучим ступенькам и постучал в белую дверь. Дверь была испятнана пальцами вокруг ручки, над которой висела карточка, аккуратно прикрепленная медными кнопками: «Сондер-ленд».

Он долго ждал около бутылки с молоком, двух бутылок со сливками и номера воскресной газеты. За дверью послышались шаги и шорох, затем все стихло. Он нажал белую кнопку на дверном косяке.

– А он говорит: «Марджи, у меня было ужасное столкновение из-за вас». А она говорит: «Войдите же, что вы стоите на дожде, вы совсем мокрый…»

С верху лестницы неслись голоса, показались мужские ноги в ботинках на пуговках, женские ноги в лодочках, розовые шелковые икры. Девица – в пышном платье и светлой шляпе, молодой человек – в жилете с белой каймой и пестром сине-зелено-лиловом галстуке.

– Ну, вы-то не из таких!

– Откуда вы знаете, из каких я?

Голоса замерли в низу лестницы. Джимми Херф позвонил еще раз.

– Кто там? – раздался в щелку шепелявый женский голос.

– Я хочу видеть мисс Принн.

Мелькнуло синее кимоно и пухленькое личико.

– Я не знаю, встала ли она.

– Она сказала, что будет готова.

– Подождите, пожалуйста, минутку, пока я убегу, – прощебетали за дверью, – а потом входите. Миссис Сондерленд думала, что это пришли за квартирной платой. Иногда за квартирной платой приходят в воскресенье, чтобы поймать врасплох.

Жеманная улыбка перекинулась мостиком в щелке.

– Взять с собой молоко?

– Спасибо. Присядьте, пожалуйста, в передней, я сейчас позову Рут.

Передняя была очень темная, пахла сном, зубной пастой и вазелином. В углу стояла складная кровать, еще носившая отпечаток лежавшего на ее смятых простынях тела. Соломенные шляпы, шелковые манто и несколько мужских пальто болтались в беспорядке на оленьих рогах вешалки. Джимми снял с качалки лифчик и сел. Из соседних комнат просачивались женские голоса, тихий шорох одевающихся людей и шелест воскресной газеты.

Дверь ванной открылась. Луч солнечного света, отраженного зеркалом, разрезал пополам темную переднюю; на фоне его возникли волосы, похожие на медную проволоку, темно-синие глаза, хрупкий, белый овал лица. В глубине передней волосы стали каштановыми; под ними – гибкая спина в желтом халате, розовые пятки, вылезающие при каждом шаге из ночных туфель.

– Ау, ау, Джимми! – запищала за дверью Рут. – Только не смотрите ни на меня, ни на мою комнату.

Голова в папильотках высунулась, как голова черепахи.

– Хелло, Рут.

– Можете войти, если обещаете не смотреть. Мы обе ужасно выглядим – и я и комната. Я сейчас причешусь. Тогда я буду совсем готова.

Маленькая серая комнатка была набита платьями и фотографиями артистов. Джимми стоял спиной к двери. Что-то шелковое, висевшее на гвозде, щекотало ему уши.

– Ну, как поживаете, господин репортер?

– Так себе… А вы уже нашли работу, Рут?

– М-м… Кое-что, может быть, выйдет на этой неделе. Но вероятнее всего – ничего. Я начинаю отчаиваться, Джимми.

Она тряхнула каштановой головой – папильотки вылетели; она стала причесываться. У нее было бледное, удивленное лицо с большим ртом и синими веками.

– Я помнила, что мне сегодня утром надо пораньше встать и быть готовой, но я никак не могла себя заставить. Так не хочется вставать, когда нет работы… Иногда мне кажется, что я лягу в кровать и буду лежать в ней до конца мира.

– Бедная старушка Рут!

Она бросила в него пуховку, осыпавшую его галстук и отвороты синего пиджака пудрой.

– Какая я вам старушка, крыса вы этакая!

– Ну вот, вы все погубили. А я так трудился, чтобы быть респектабельным… Ах вы чертенок!

Рут откинула голову и визгливо расхохоталась.

– Какой вы смешной, Джимми! Смахните пудру метелочкой.

Покраснев, он сдувал пудру с подбородка и галстука.

– Что это за забавная девушка открыла мне дверь?

– Тс, за перегородкой все слышно. Это Касси, – шепнула она, хихикая, – Кассандра Вилкинс… танцует в труппе Моргана. Не надо смеяться над ней, она очень славная. Я ее очень люблю. – Она рассмеялась. – Вы душка, Джимми. – Она вскочила и ущипнула его за руку. – Я с вами всегда веду себя как сумасшедшая.

– Это от Бога… А знаете что? Я ужасно голоден. Я шел к вам пешком.

– Который час?

– Второй.

– О Джимми, я не знаю, куда девать время… Нравится вам эта шляпа?… Да, совсем забыла сказать: я вчера была у Харрисона. Это прямо ужасно… Хорошо еще, что я успела подскочить к телефону и пригрозить, что вызову полицию.

– Посмотрите-ка на ту женщину напротив. У нее лицо совсем как у ламы.

– Я из-за нее должна весь день держать ставни закрытыми.

– Почему?

– О, вы еще слишком молоды для таких вещей. Вы будете шокированы, Джимми.

Рут наклонилась к зеркалу и намазала губы.

– Меня столь многое шокирует, что это уже не имеет значения. Однако идем на улицу. Светит солнышко, люди идут из церкви домой, чтобы нажраться и почитать в воскресной газете про каучуковые плантации.

– Ах, Джимми, вы такой непоседа… Подождите минутку. Смотрите, вы зацепились за мой лучший шарф.

Девица с короткими черными кудряшками, в желтом джемпере, убирала в передней складную кровать. Под слоем розоватой пудры и румян Джимми не сразу узнал лицо, которое он видел в щелку двери.

– Хелло, Касси… Извините, мисс Вилкинс, разрешите представить вам мистера Херфа… Расскажи ему про женщину – знаешь, ту, что напротив… Сафо…

Кассандра Вилкинс надулась и зашепелявила:

– Разве она не увасна, мистер Херф? Она говорит уваснейшие вещи.