— Приехал! Ах ты обезьяна! — Тенгиз сразу узнал голос брата. — Почему не сообщил? Встретили бы.

Левану не понравилось «ах ты обезьяна». Его раздражало, когда брат на правах старшего обращался с ним как с малым дитятей.

— Не хотел беспокоить семейного человека. Ну как вы? Как живете?

— Что ты расспрашиваешь по телефону? Сейчас же приезжай сюда! Циале что-то нездоровится. Простудилась она у меня.

«Простудилась она у меня», — Левану не понравилось и это. Он тут же вспомнил всегдашние нравоучения брата. Однажды, когда Леван еще учился в школе, Тенгиз ударил его по голове. Леван вскипел и ответил брату пощечиной. Тенгиз не ждал этого и, наверное, собирался здорово отколотить брата, но, когда увидел глаза Левана, остановился. Он понял, что перед ним уже не мальчик, и после этого никогда не поднимал на него руку. Но в наставлениях никак не мог себе отказать. И всегда держался в отношении Левана покровительственно.

— Как дети?

— Отправил их в деревню. Мама пишет, что там все в порядке. Сейчас же приезжай! Поговорим, вместе пообедаем.

— Хорошо. Еду. — Леван повесил трубку.

«Заодно позвоню и Маринэ, — подумал он и снова взял трубку, — но в Тбилиси ли она сейчас?»

— Алло! — услышал он незнакомый голос.

— Это квартира Миндадзе?

— Да.

— Попросите Маринэ.

— Я вас слушаю.

— Здравствуй, Маринэ!

— Здравствуй, кто это?

— Твой Леван Хидашели.

— Боже мой, Леван! Мамочка, Леван приехал! Леван! Как ты? Где ты? Сейчас же приезжай к нам! Знай, я больше не буду с тобой разговаривать по телефону. Лови машину и сейчас же приезжай.

Маринэ повесила трубку.

У Левана просияло лицо…

Металлурги с уважением относятся к физически сильным людям. Такая у них профессия. Мужество и сила металлургу необходимы.

Может быть, именно поэтому главному инженеру Руставского металлургического завода Михаилу Георгадзе Леван приглянулся с первого взгляда.

Сам-то главный вовсе не был типичным металлургом — небольшого роста, полный, давно перешагнувший за пятьдесят, он часто жаловался на одышку и сердце. Врачи советовали ему уйти на отдых или хотя бы перейти на другую работу. Он боялся этих советов как чумы.

Георгадзе не мог расстаться с заводом, хотя в политехническом ему настоятельно предлагали кафедру. Однажды он согласился прочесть в институте цикл лекций по своей основной специальности — металлургии чугуна — и с трудом выдержал там несколько дней. Болтовня преподавателей во время перерывов показалась ему пустой и недостойной, а шахматные доски в профессорской обозлили окончательно. Эту игру он считал занятием для бездельников. Не понравилось ему и то, как одеты преподаватели. Белые рубашки, жилеты, яркие галстуки. Он не выносил франтовства. Об инженере, который умудрялся выходить из цеха чистым, он категорически говорил: «Это не металлург». Он приходил в ярость, даже если видел у кого-нибудь из рабочих часы на руке.

Но белую сорочку под давлением домашних и ему пришлось надеть. И, глядя на себя в зеркало, он ворчал:

— Эх, только душа металлурга у меня и осталась.

Вся его жизнь прошла на заводах. Он долго работал в России. Когда построили Рустави и он вернулся домой, то оказалось, что ему даже трудно говорить по-грузински.

Он не любил ходить в гости, в театр, считая все это напрасно потраченным временем. Видеть не мог, как мужчины петушатся перед женщинами. А длинные тосты сводили его с ума.

— Боже мой, — говорил он, — как это они придумывают столько глупостей!

Однако выпить он любил и предпочитал вину водку.

— Жди, пока вино разберет, — повторял он всегда в свое оправдание.

Теперь он редко позволял себе выпить, а прежде бывало частенько — вызовет шофера, направит его на рынок за свеженькой рыбкой, и поедут они вдвоем куда-нибудь в духан.

Однажды начальник смены из литейного Эльдар Сихарулидзе пригласил Георгадзе на свадьбу.

Отец Эльдара был кинорежиссером. За великолепно сервированным столом собрались друзья Сихарулидзе, среди них много актеров.

Главный инженер, как он сам потом говорил, чувствовал себя неловко в этой шумной, болтливой компании. Подождал, пока выпили первые тосты за жениха и невесту, а потом тихо сказал заводским ребятам:

— Посоветуйте Эльдару уйти с завода. Пусть устроится где-нибудь по научной части. Из человека, который ест на таком фарфоре, металлург не получится.

И незаметно, тихонько ушел.

Действительно, не прошло и двух месяцев, как Эльдар оставил завод и определился в НИИ металлургии.

— Я же вам говорил, что из него ничего путного не выйдет, — сказал Михаил почти с удовлетворением. — Способный и старательный человек легко может стать ученым, но не металлургом. Металлург в первую очередь должен быть настоящим мужчиной.

И вот перед ним Леван Хидашели в своих грубых брюках и простой спортивной рубашке. Рукава, закатанные по локоть, обнажали бронзовые сильные руки. Энергичное лицо свидетельствовало о волевом характере. Держался он просто, свободно. Георгадзе внимательно перелистал трудовую книжку Хидашели.

— Ого, ты хорошо побродил по свету, парень!

— Меня интересовало дело. Хотелось своими глазами поглядеть…

— Чувствуется, молодой человек, чувствуется… Оказывается, ты и на конверторе работал! Ага, и на Азовстали… Да, после пятисоттонных качающихся печей Азовстали наши мартены покажутся тебе игрушками… Садись! — Только теперь главный инженер предложил Левану сесть. — Там по-прежнему Беспалов начальником цеха?

— Так точно.

Михаил задумался, усмехнулся. Наверное, вспомнил о чем-то приятном. Потом внезапно, как бы очнувшись, захлопнул трудовую книжку и вернул ее Левану.

— Как его здоровье? Он раньше страдал желудком.

— Не знаю, мне он об этом не говорил.

— Да, Беспалов ныть не станет. И лишнего никогда не скажет.

Зазвонил телефон.

— Георгадзе слушает!

Главный долго молча держал трубку и постепенно хмурился. Леван догадался, что сообщили о какой-то неприятности. Положив трубку, Георгадзе нажал кнопку звонка. В комнату вошла секретарша.

— Вызовите машину.

— Водитель вас ожидает, Михаил Владимирович.

Георгадзе и сам уже вспомнил, что велел шоферу ждать в приемной. Он встал и заглянул в глаза Левану:

— Ты мне понравился, и мне не хотелось бы менять свое мнение. На следующей неделе начальник одной из смен в литейном переходит в лабораторию. Я поговорю с начальником цеха, и мы, думаю, возьмем тебя в сменные.

Леван в знак благодарности опустил голову.

Георгадзе собрал на столе какие-то бумаги и вместе с Леваном вышел из кабинета.

Секретарша проводила Хидашели внимательным взглядом.

Выйдя из управления, Леван хотел было заглянуть в мартеновский цех, но потом передумал и быстро пошел к проходной. У ворот завода ему подвернулось такси.

— В город, на авторемонтную станцию.

Еще когда Леван закончил институт, отец подарил ему «Волгу». Леван почти сразу же уехал из Тбилиси, и поездить вдоволь ему не пришлось. Три года машину никто не трогал. Теперь пришлось изрядно повозиться, чтобы привести ее в порядок.

«Волга» была уже готова, вымыта, нарядно блестела. Леван сел за руль и направился домой. Быстрая езда доставила ему большое удовольствие.

Подъехав к дому, он взбежал на свой этаж и остановился у двери.

Из квартиры Симона Канчавели доносились крики.

Леван сразу же узнал писклявый, срывающийся голос певца филармонии. Слов разобрать было невозможно. Другого голоса слышно не было. Кричал только Симон.

Леван поспешно открыл и захлопнул свою дверь. Не теряя ни минуты, он ринулся в ванную под струи холодного душа. Растерся жестким полотенцем и, не выпуская его из рук, взял телефонную трубку. «Пора позвонить ребятам», — призадумался на мгновение и набрал номер Резо Кавтарадзе.