Бригадир шихтового двора Валико Азарашвили возвращался домой расстроенным. С заготовкой металлолома дело не ладилось. План трещал по швам. В конце смены он заглянул в мартеновский цех к своему приятелю, сталевару. Его не оказалось на месте. От этого настроение испортилось еще больше.

«Черт побери, где его носит!» — думал мрачный Азарашвили.

Шел по заводу, глядел на столбы, металлические конструкции, идущие навстречу паровозы и думал: «Все бы это в утиль!»

А когда он поравнялся с изложницами, остановился и просто глаз от них оторвать не мог.

«Боже мой! Уйма какая, не сосчитать! Ко мне бы их, на шихтовый двор», — усмехнулся Валико и достал папиросы.

Небо над его головой было угрюмое, почти черное. «Надо поскорее идти домой. Того и гляди дождь припустит».

Заспешил, но вдруг снова остановился. Что-то промелькнуло в голове, оглянулся, опять уставился на изложницы.

— Нет, нет! Что я, с ума спятил? — сказал он вслух и решительно двинулся к проходной, но навязчивая идея уже перестала казаться нелепой.

Он остановился, постоял в нерешительности, потом махнул рукой и широко зашагал обратно. Вот и разбросанные в беспорядке изложницы.

«С ними, пожалуй, не справиться, а вот надставками мы могли бы загрузить целый состав. Нам хотя бы пятьдесят штук». Валико огляделся вокруг, испугавшись, что его мысли кто-нибудь мог подслушать. Но вокруг не было ни души.

«Состав я подгоню сюда. Четырех рабочих, пожалуй, хватит…»

Не успел Валико все прикинуть, как хлынул ливень.

«Погодка! Лей, лей, чертов дождь. Видно, и погода со мной заодно».

Валико добежал до навеса. И здесь не было никого. Дождь неистово барабанил по железной крыше.

«Надставки мы разобьем электромагнитом и первой же порцией загрузим в печи. Здесь их столько лежит без дела, что никто этого и не заметит».

Валико поднял глаза. Дождь лил из темной, хмурой тучи, как из дырявого ведра.

— Черт побери, конца ему не видать! — проворчал Валико и, перепрыгивая через лужи, добежал к себе, не забыв и на этот раз удостовериться, что никто его не видел.

Добежав до шихтового двора, он вынул платок и тщательно вытер мокрые волосы. «Лей, лей, не переставай, — приговаривал Валико про себя, — хоть всю ночь лей».

Рабочие удивились, снова увидев бригадира. Никогда в жизни он не являлся в цех так поздно.

Азарашвили поглядел на ребят, поразмыслил и подозвал одного из них — плотного, рыжего…

Начальник двора изложниц Амиран Абуладзе пришел на завод ранним утром. Оглядел свое хозяйство, и что-то ему не понравилось, вроде бы что-то было не так. Но что? Он внимательно огляделся, подошел к тому месту, где были недавно сгружены надставки. Ему показалось, что их стало меньше, и он принялся пересчитывать. Не хватало сорока штук. От неожиданности и удивления Абуладзе остолбенел.

«Куда они могли деться? Это невозможно. Я, наверно, ошибся, — подумал он и снова принялся считать. — Точно. Не хватает сорока надставок. Ни больше ни меньше… Может быть, их перевезли в другое место? Но кто и зачем мог это сделать? Нет, это исключено! Какому дьяволу они понадобились?»

Он снова обошел весь цех и двор, снова в растерянности проверял свое хозяйство. Нигде никаких признаков сорока громадных надставок…

И вдруг в сознании всплыл недавний разговор в завкоме, где Азарашвили разносили в пух и в прах за невыполнение плана по металлолому.

«Ах ты сукин сын! Так ты план выполняешь! Ну погоди, я тебе покажу!»

Амиран побежал, размахивая на ходу руками, и вдруг остановился на полпути.

— Куда я спешу, дурак, — горестно рассмеялся Абуладзе. — Если он сумел украсть, так уж, наверно, догадался их в первую очередь переплавить! Пожалуй, не стоит идти. Если я покажусь на шихтовом дворе, он сразу сообразит, что я смекнул, в чем дело. Пошлю кого-нибудь из своих рабочих, пусть разведают, может быть, набредем на какой-нибудь след. А пока помолчим. Он успокоится и подумает, что мы, идиоты, ничего не заметили. И тогда, наверно, снова сунется…

Амиран вернулся к себе и вызвал бригадира.

— Здорово! — рявкнул Амиран.

— Здравия желаю, — ответил бригадир, не скрывая своего удивления. Ему никогда не приходилось видеть начальника цеха, тихого, обходительного человека, в таком возбужденном состоянии.

— Ничего не заметил сегодня во дворе?

— А что случилось? — бригадир забеспокоился.

— Разиня ты несчастный! Тебе двух гусей доверить нельзя, а не то что такое хозяйство! Где новые надставки, хотел бы я знать?

— Вот они, — махнул рукой бригадир.

— А ну-ка пересчитай! Ты знаешь, сколько их?

— Конечно.

— Только глаза умеешь таращить. Иди считай. Иди, иди, я подожду.

Бригадир направился к надставкам. Пересчитал их, повернул к Амирану свое удивленное лицо и снова принялся считать.

— Сорока штук недостает.

— Будь здоров!

— Да кому они нужны, эти надставки проклятые!

— А это тебе мог бы объяснить Валико Азарашвили.

Стоило упомянуть Азарашвили, и бригадир все понял.

— А теперь слушай, что я тебе скажу. На шихтовый двор пошли кого-нибудь, кого там не знают. Ясно? Пусть хорошенько посмотрит. И если наткнется на наши надставки, чтобы немедленно тебе сообщил. Конечно, он ничего там не найдет. Этот подлец все давно переплавил. Но мы все же проверим. И никому ни слова! Слышишь! Предупреди парня, которого пошлешь. Пусть наберет воды в рот. Лучше всего пошли Черного Гогию… Ну, попадешься ты мне, Валико! Я покажу тебе, где раки зимуют!

Амиран пошел к главному инженеру. У листопрокатного цеха заметил машину Георгадзе. Значит, он здесь…

— Что с тобой, парень? Ты посинел весь, — сказал Георгадзе, глядя в бледное, взволнованное лицо Амирана.

— Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз.

— Я могу выйти, — сказал начальник цеха.

— Нет, останься. Мы ведь закончили. Я сейчас иду, — бросил он Амирану, поняв, что тот ничего хорошего сообщить не собирается. — Составь счета, — сказал, вставая, главный начальнику листопрокатного, — и к концу дня заходи ко мне.

Когда вышли во двор, Михаил нахлобучил старую, знакомую всем соломенную шляпу.

— Ну, выкладывай.

— С чего и начать-то, не знаю. Ну, прихожу сегодня утром во двор и обнаруживаю — нет сорока надставок. Ночью их кто-то украл.

Главный инженер сперва засмеялся и посмотрел на Амирана так, будто тот спятил. Потом вдруг закричал:

— Что ты мелешь? Пьяный или с ума сошел?

— Товарищ главный инженер, мне не до шуток. Сердце так и скачет.

— Кто работал в ночной? Всех до единого под суд отдам! И тебя сниму, — Георгадзе резко повернулся к Амирану, — и тебя по головке не поглажу! Как это можно — сорок надставок из-под носа унесли. Каждая по полтонны! Куда твои глаза глядели? Позор! Позор!

Амиран подождал, пока главный отбушует, а потом тихо сказал:

— По-моему, сейчас не стоит поднимать шума.

— А что же прикажешь делать?

— Я знаю, кто это. Но надо подождать.

— Ты подозреваешь кого-нибудь?

— Я знаю точно. Это мог сделать только Валико Азарашвили. У него с металлоломом плохо, плана не выполняет.

— Пожалуй, ты прав… Сейчас же вызывай милицию.

— Михаил Владимирович, не надо. Надставки уже давно загружены в печь. Их не вернешь.

— Что же, спустить ему это?

— Да нет. Надо сделать вид, что мы не заметили. Он наверняка снова сунется. Только теперь ждать будем…

— А кто-нибудь, кроме тебя, об этом знает? — План Амирана понравился главному инженеру.

— Знает бригадир.

— Предупреди, чтобы молчал,

— Об этом не беспокойтесь.

— А если они не будут больше красть?

— Будут. А в суд подать никогда не поздно. Улик-то ведь у нас нет.

— Тогда лови воров, а то и тебе не поздоровится. Даю три дня сроку! — пригрозил Георгадзе.