Трудно сказать, какую роль сыграло это его увлечение Стендалем в описанных ранее проблемах с Митико. Акияма не ходил к проституткам из робости. Боялся подхватить венерическую болезнь. Главной же причиной было то, что в свои тридцать лет он в этом плане имел крайне скудный опыт и боялся быть осмеянным.

Покойный Кэйдзи, брат Митико, ненавидел Акияму. Родители тоже не одобряли этот брак. Лишь одна Митико была очарована своим первым кандидатом на руку и сердце. Акияма был смуглым, худощавым и ужасно близоруким, но Митико почему-то вбила себе в голову, что он и есть мужчина ее жизни. В ее сердце, имевшем привычку увлекаться чем-нибудь, всегда главным был объект увлечения.

Кризиса в их отношениях удалось избежать благодаря робости мужа и терпеливому поведению жены. Потом их соединили ужасы войны. Акияма из-за слабого здоровья избежал воинской повинности, на летних каникулах он работал в качестве надзирателя за исполнением трудовых повинностей студентов, возвращался измотанным с ежедневных совещаний на работе. Митико же тратила все силы на противопожарные занятия по гражданской обороне и пробежки с полными ведрами, по-прежнему оставаясь одинокой в душе. Война и сопутствующие ей жизненные трудности одни браки разрушают, а других супругов, напротив, сводят вместе.

Нельзя отрицать и того, что трещина, возникшая в отношениях Акиямы с женой, возникла из-за того, что с ними под одной крышей жил Миядзи. Старику уже было семьдесят пять лет. Громко завывали сирены воздушной тревоги, а он и не думал прятаться в убежище. «Все же я здесь останусь», — говорил он и не двигался из-за стола. Акияма был вынужден со словами «Извините, что раньше вас» прятаться в кладовке вместе с Митико. Митико хотела остаться с отцом, и за это Акияма ругал ее в темноте кладовки.

Когда после капитуляции Японии разнесся слух о том, что на ближайший с «Хакэ» аэродром высадятся оккупационные войска, перед обитателями усадьбы встал вопрос о цианистом калии, который раздавали желающим.[17] Но Акияма занимался иностранной литературой и верил в учтивое обхождение американских солдат, а потому с усмешкой встречал всю чепуху, которую твердили о военных. Митико говорила:

— И все же спокойнее иметь порошок у себя.

Старик Миядзи поддержал дочь, но Акияма в раздражении отвечал им:

— Ну, раз выдали, можно и получить, но ты пей, а меня уж уволь!

В конце концов порешили на том, что Акияма дал жене яд, доставшийся ему от коллеги-преподавателя. Но слова «А меня уж уволь!» жестоко ранили Митико.

В последние дни войны пригодились сельские родственники Акиямы, у него было радостное чувство, что он сможет сделать хоть что-нибудь для дома Миядзи. К тому же неожиданно улучшилась ситуация с выпуском книг и Стендаль стал удивительно популярен. Начали переиздаваться давние переводы Акиямы, и он получал гонорары. Пенсии Миядзи не хватало на покупку рисового пайка даже на долю самого старика; акции, которыми он владел, превратились в макулатуру, так что приходилось даже тратить деньга, чтобы сохранить их. Поэтому доля участия Акиямы в управлении хозяйством выросла, ведь он получал гонорары новыми деньгами.

Акияма постепенно стал тешить себя мыслью, что Митико все прочнее и прочнее привязывается к нему, но по мере облегчения послевоенной жизни сердечные узы снова ослабели.

Брак — удивительная вещь. Даже разлюбив мужа, Митико, по обыкновению, во всем ему покровительствовала. Таким образом, хотя Акияма и стал единственной опорой семьи, его положение в доме не изменилось. Вот это-то и раздражало Акияму.

А старик Миядзи не падал духом. Он продавал вещи и строения. Продал сарай, в котором нечего было хранить, продал любимые им деревья. Каждый месяц Миядзи передавал Митико вырученные средства для покрытия расходов на собственное содержание. К тому же он валил сосны на горе позади дома и каждый вечер кипятил воду для ванной. Из одной большой сосны он заставил изготовить для себя гроб. Акияму измучили эти странные преждевременные приготовления: «Стенки гроба в сантиметр толщиной, тяжеленный…»

Сарай и деревья из сада старика Миядзи купил вовсе не посторонний семье человек, а вот уже год как поселившийся на соседнем участке, отделенном от «Хакэ» каштановой рощей, племянник Миядзи — Оно Эйдзи.

Оно был сыном младшей сестры покойной жены Миядзи — Тамико. Он происходил из семьи токугавских самураев низшего ранга, переехавших в Сидзуоку. В противоположность родственникам Миядзи, выбиравшим в основном должности чиновников и военную карьеру, семья Оно пошла стезей торговли. Отец Эйдзи одно время занимался в Иокогаме шелком-сырцом и стал процветать, но в конце эпохи Тайсё из-за экономических трудностей в один миг потерял состояние, удалился в деревню и стал жить затворником.

У родителей Оно было трое детей, и Эйдзи, старший из них, некоторое время ездил из дома Миядзи в токийскую школу. Позже благодаря денежной помощи одного человека, который когда-то работал в отцовской лавке и сумел случайно заработать на акциях после падения цен в 1919 году, Оно закончил экономический факультет университета Кэйо. После окончания университета он получил работу на химическом заводе, купленном тем же человеком. Завод поднялся за счет субподрядов на военные заказы. Полный мальчишеского задора, Эйдзи гармонично влился в смутную экономику военного времени. После того как он построил два-три филиала в Маньчжурии и в Северном Китае, Эйдзи добился подряда на строительство важного завода поблизости от Футю. Когда закончилась война, он связался с посредниками — продавцами рыбьего жира, затем переключился на работу на мыловаренном заводе.

По сравнению с тихим старомодным укладом в «Хакэ» в доме Оно жизнь была поставлена на широкую ногу. Даже газон в саду Оно был выстрижен в одном направлении по аккуратно срезанному откосу до дороги. Раньше здесь был домик биржевика из городка Каяба, но старый владелец испугался артобстрелов даже в такой деревне и перепродал участок по дешевке.

В детские годы Эйдзи долго жил рядом с Митико, но между ними не было и намека на влюбленность. По характеру Эйдзи был мягким и беззаботным, а Митико — немного угрюмой. Неудивительно, что Эйдзи выбрал женщину, являющуюся полной противоположностью Митико.

Томико была дочерью служащего старой крупной фирмы. Родилась она в Токио, но отца переводили с места на место, и Томико вбирала в себя дух той местности, где ей приходилось жить. Например, ее кокетство было вполне в осакском стиле, расчетливость в быту пошла от жизни в Нагоя. И во всех школах, где бы она ни училась, Томико обязательно распускала слухи о своих любовных связях.

Оно заприметил Томико на одной из вечеринок, где она, выпускница токийской школы с не очень хорошей репутацией, веселилась с такими же распущенными одноклассницами и мужчинами. Молодой служащий, любитель веселья, Оно был приглашен друзьями и, увидев постоянно танцевавшую Томико, увлек ее в отдельную комнату. Тогда Томико дала ему пощечину, но почти молниеносно Эйдзи все уладил и в конце концов получил согласие на брак у родителей и самой девушки.

Оно думал: «Наконец-то, слава богу!» — но неожиданно Томико сбежала к старшей сестре, жившей в Осаке.

Естественно, что Оно бросил работу и отправился за ней. Он не смог сразу встретиться с Томико, но через неделю она вернулась в Токио и так же неожиданно, как исчезла, дала окончательное согласие на брак с Эйдзи.

Обстоятельства бегства Томико остались неясными. Ее отец полагал, что это Оно выманил будущую жену в Осаку на какую-то приманку, и только старшая сестра Томико знала, что девушка встречалась с другим мужчиной. Он, сейчас уже женатый, был любовником Томико, еще когда она училась в школе.

Свадьба, которую организовал тот самый покровитель Оно, прежний работник отцовской лавки, была проведена с размахом. Из сидзуокской деревни приехала позабытая женихом мать (отец скончался), женщина заливалась слезами в течение всей церемонии. Однако Оно не перевез мать в новый дом.