В ванной шум воды иссяк, Мэва пропела какую-то музыкальную фразу, затихла. Сейчас уже выйдет. Джозеф вздохнул и старательно-расчетливо закончил:

«Верхнее Сияние имеет своей целью получение точного описания обряда. Оно готово пойти на любые жертвы, в том числе и на повторение указанной процедуры. Нельзя допустить, чтобы обряд был восстановлен и опробован».

Всё. Прослушивать запись не стал — в силе своего красноречия не уверен был настолько, что не собирался лишний раз терзать свой слух. Теперь из диктофона достать кассету. Мэва сделает две копии записи. Одну копию она отправит своей лучшей колоденьской подруге, чтобы та, в свою очередь, передала своей лучшей подруге и так далее. Вторую заберет Гауф. Распорядится по своему усмотрению. Возможно, сдаст на хранение в банк с инструкцией вскрыть и обнародовать в случае смерти владельца имущества, либо кого-то из лиц, указанных в прилагающемся списке. В списке, конечно, значились Мэва и Джош. Так же в качестве условий для вскрытия пакета будет значиться и внезапно постигшее кого-то из указанных лиц психическое расстройство либо осуждение к лишению свободы. Аналогичные инструкции получит и мэвина подруга подруги, или кому там достанется кассета. Имени подруги Джош не знает и не узнает никогда, так же как не узнает, каким образом распорядился своей копией записи Гауф. Может, Гауф только сейчас про банк говорит, а кассету вообще закопает в каком-нибудь лесу. Третья кассета… Что произойдет с третьей кассетой, оригиналом, Джош даже и гадать не стал.

Щелкнул замочек на двери ванной комнаты.

— Джош, я готова. А ты? Записал?

— Да. Идем?

Никакого мандража. Тут или пан, или пропал. Бояться раньше надо было. Этак лет восемь назад, когда в Колледж поступал.

— Слушай, Джош, тут ребята говорят…

Джош внутренне напрягся. «Ребята говорят», очевидно, с утра. Пан Эрнест всех переполошил, если уж дежурный на проходной осторожно, почти шепотом поинтересовался, всё ли у Рагеньского в порядке. Шепот вполне объясним — в кабинете напротив поста дежурного, в кресле бывшего главы отдела Владимира Беккера теперь сидит строгий, хмурый, чужой и чуждый, непонятный иерарх Сверху. Непонятно, чего хочет, непонятно, как с ним себя вести, непонятно вообще ничего. Беккера нет, но что там с ним произошло на самом деле, никто достоверно не знал. Слухи, непонятные разговоры, возмутитель спокойствия Гауф. Но спрашивать напрямую у Джоша постеснялись. Он тогда смущенно пожал пожал плечами и поспешил спрятаться в кабинете.

Копил силы и решимость. Мэву десантировал вести беседы с женщинами отдела — о, там будут и надрывно-многозначительные вздохи, и интимные разговоры, и откровения о жизни и мужиках-сволочах, конечно. И о том, как безвинную панну Коваль подставили, как собираются ее молодую жизнь загубить. Навесили четыре трупа, ну куда это годно? На бедную девушку… Остается только заключения экспертизы ждать. Поскольку те трупы — любой эксперт скажет, что причина смерти не в пулях во лбах! А что, Мэва не знает, но догадывается, только никому не скажет, потому что нельзя. Они там что-то делали с Джошем, так? И чего-то хотели, но не вышло, так? Опасная штука эти обряды. Только — тсссс! С нее же взяли подписки о невыезде и неразглашении. И вообще она торопится и пришла сюда только показания дать.

Решив, что Мэва с заданием вполне справится — общественное мнение удобрит так, что на нем любая нелепица пышным цветом взрастет — Джош взялся за выполнение своей части плана. Глоток из заготовленного флакона, пятнадцать минут на привыкание к миру, где из темноты проступили пятна и полосы, смешались и замельтешили перед глазами искры, покачивается над головой высокий купол защитки, где все непривычно до чертиков, но где все — живое, настоящее, видимое. В Отделе магия повсюду, почти эйфорию вызывает с непривычки созерцание яркого алого пятна блуждающего резонанса, медленно ползущего по стене. Опять поддался соблазну — подбросил на ладони лепесток файера, зачерпнул пригоршню колючей спонтанной энергии, так и вьющейся в воздухе. Хорошо! Давненько так хорошо не было. Неуместный сейчас жадный восторг задавил на корню.

Но минут в пять улеглось, цвета перестали быть буйными, потускнели и уже не били по натянутой струне нервов. Всё.

— Цез, идём.

Шлейка, коридор, стены которого зеленоваты сквозь черноту, встреченный фиолетово-синеватый индивид, по голосу опознанный Эженом, а в тренажерке ярко-оранжевый Конрад. Стандартный тест способностей, скучающий, оставленный без внимания Цезарь. Упражнение на концентрацию — удерживать на руке крошечный фай, не позволяя ему ни угаснуть, ни превратиться в нечто более солидное. Посреди упражнения этот намек инструктора, концентрация черту в печку. Фай вспыхнул ослепительно и истаял.

— И что говорят ребята?

— Ну, много чего… Что Мэву подставил Беккер, а она его убила, что ты прикончил Светлого, или наоборот, Беккер прикончил светлого, а вы его за это с Мэвой… И что ты что-то такое знаешь, отчего тебя тоже могут прикончить. Я ж не детектив, у меня от всего этого голова пухнет. Расскажешь? А фай держи, чего сачкуешь? Рассказывай и держи, будет тебе такое упражнение.

— Ну…

Цезарь нашел себе занятие — угольно-карандашный силуэт вгрызается в мячик. Интересно, Конраду очень был этот мячик дорог? Поскольку зубки у Цеза здоровые, крепкие.

— Ну, если хочешь знать — Мэва действительно пристрелила Беккера. Но только в порядке крайней необходимости. Она не виновата. Светлого убил я. Застрелил из пистолета. Самооборона. Хотел тебе, кстати, спасибо сказать — если бы не занятия с тобой, вряд ли бы выбрался из той переделки живым.

— Это было жертвоприношение?

— Да…

Чёртов фай начинал жечь руки, чего в принципе делать не должен. С непривычки шло наперекосяк. Тряхнул рукой, помимо воли с восхищением наблюдая за гаснущими брызгами энергии. Так здорово, что аж дух захватывает.

— Нда… Ну, хорошо, если сумел чуток помочь. Так ты действительно знаешь какую-то секретную информацию про источники энергий?

Ну, крючочек закинули. Теперь крючочек зацепится за мысли Конрада, будет колоться и беспокоить, будет припоминаться в свободные минуты, заставит дорисовать картинку самостоятельно. Чем фантастичней получится результат, тем лучше.

— Не детектив ты, Конрад. Не детектив… Но да — прикончит могут, наверно, — и словно про себя, вполголоса. — Очень уж им нужна информация… Верхнее, Свет побери…

Больше ничего не сказал. Путь думает и прикидывает. Пусть побежит советоваться с отделовскими детективами, пусть к завтрашнему утру отдел кипит и гудит. И среди кипения и ворчания как повар будет сновать Гауф — тут помешать, тут подсолить, а тут и подкинуть огонька, поперчить.

— Я могу чем-то помочь?

Можешь — и поможешь. Уже тем, что заинтересовался судьбой своего слепого ученика.

— Спасибо, но, думаю, нет.

Конрад хмыкнул недоверчиво, но больше с вопросами не приставал. Тренировка шла своим чередом, а файер на ладони был серебрист и нежен, крылышко феи из детской сказки.

— Всё сделала? Отдала кассету?

Длинь-длинь — дребезжит в голове после тренировки. Вот и первый за последний год перегруз заработал. Забыл, что со Способностями нужно быть поосторожней. Странно, когда бы раньше кто сказал — рассмеялся бы в лицо. Но следует признать — перегруз приятен. И это дребезжание, и даже усталость неимоверная, словно на Джоше пахали весь день — казались телу чем-то правильным, естественным, само собой разумеющимся. Тем, по чему парень, оказывается, успел соскучиться.

— Отправила. Пока все нормально.

— Пан Эрнест?

— Говорит, тоже норма.

— Он уже в Закопане?

Поздний-поздний вечер. За окном пиликает чей-то сотовый телефон. Первый этаж, чего вы хотели. Ночью лежишь, заснуть не можешь, а там машина проедет, взвизгнет тормозами — и всё, последние остатки дремы выбьет. Кстати, сколько всего этажей в здании, Джош так и не узнал.