Если бы после ночного бдения на голодный желудок и в не вполне твердом рассудке Джош еще не утратил способность рассуждать логически, он бы, конечно, так не поступил. Не наделал бы глупостей, не поссорился бы с Мэвой, не выставил бы себя полным идиотом и кретином. Но увы… Сделанного не воротишь. Оставалось смириться с собственной глупостью и двигаться дальше.

К утру умученный диктофон работать отказался, наверно, разрядился, голова отяжелела окончательно и пылала невыносимо, в мозгах замкнуло на «нельзя, но хочется» и «всё равно заставят». Тянуло… выблевать всю грязную мешанину в сортире и действительно больше не помнить и не вспоминать. Когда понял, что диктофон умолк безнадежно, и в сердцах задвинул его подальше, ощутил полнейшую беспомощность. Куча бумаг — досье, книги, таблицы и карты — на столе, и без толку. Без панны Коваль оперативник Рагеньский никакой не оперативник, а просто калека. С бомбой в голове, как выразился пан Гауф. Пан Гауф с его длинным языком, уклончивый Владимир Беккер, днём и ночью теперь «охраняющая» Мэва, светлоглазый «интересующийся» маг в «Марне», вчерашний (позавчерашний уж) грабитель — безумный хоровод, пляски вокруг овцы на закланье, коей Джош теперь сам себе представлялся. Или лучше загон дичи — со всех сторон, с борзыми и диким разудалым гоготом, с грохотом и шумом. Ждут, когда у «дичи» сдадут нервы, и она сама сломя голову помчится в ждущие сети? Нервы у Джоша и в самом деле сдавали, он это чувствовал ясно. Приложил больной лоб к гладкой столешнице и… не заснул, скорее вырубился, а очнулся уже от деликатного потряхивания за плечо.

— Джош? Ты спишь?

— А? Мэва? — Усилие оторвать тяжелую голову от стола стоило иных сомнительных подвигов Геракла. Сел. Тогда оставили в покое, перестали трясти. Тут же радостно задышали-заскулили и лизнули ладонь. А это, нужно полагать, Цезарь.

— Она самая. Утро уже, половина девятого. Я тебе звонила, но ты не отвечал.

Странно. Телефон, наверно, тоже разрядился. Никаких звонков Джош и слыхом не слыхивал…

— А ты, значит, так и просидел всю ночь? И на диван не догадался прилечь? Я думала, ты умней… Для таких случаев и притащили, между прочим. Балда, я ж сколько раз говорила.

Ничего не значащий щебет Мэвы увял, пока тер заспанное лицо, морщился — потная вонючая рубашка, вообще душно и противно, нужно бы в душ. Цезарь выразил свои собачьи восторг и обожание и переключился на иные важные дела — было слышно, исследовал миску на предмет вдруг образовавшихся вкусностей, не обнаружил и разочарованно лакает воду. После мягко топал по углам, удостоверялся, что за время его отсутствия ничего не поменялось. Мэва тоже времени зря не теряла — щелкала застежкой сумочки, включила кофеварку, шуршала по столу. Вздохнула и спросила:

— Так что всё это значило? Что за нервы и истерики напуганной институтки? Чего такого ты от Гауфа узнал?

Этот вопрос Джош предвидел с самого начала, но так и не сообразил, чем «отмазаться». Буркнул:

— Не думаю, что это будет тебе интересно.

— Ну-ну. Уж поверь, мне очень интересно, отчего мой напарник вдруг заделался истеричной девицей и, кажется, сходит с ума. Даже если напарник. А ты еще и мой друг. Что случилось? Тебе плохо? — участливо, проникновенно. Нет, Мэва, офигительно хорошо. Не считая… голова тяжелая.

— Нет. Всё нормально. В порядке, просто продолжаем работать.

— А ты можешь? Ну, я имею ввиду… точно в порядке? Ты ж не спал почти. Не нужно тебе поспать?

В порядке, да уж… Пару лет назад Мэве и в голову не пришло бы такой вопрос задавать — и по двое, и по трое суток, бывало, не спали, пахали. Обидно. Да, в порядке, только мысль не дает покою: а не ошибаются ли Беккер, Гауф иже с ними, и сам Джош? Не приняли ли муху за слона? У страха глаза велики, как известно.

— Мэв, а вот скажи…

Неловко самому — не приняли бы за идиота.

— Ммм?

— Скажи, ты тоже думаешь, что тот обряд, в котором я… участвовал, это открытие нейтрального Источника?

— Хм. А есть другие варианты? По-моему, всё прозрачно. Тем более, если даже Верхние… — неуверенная задумчивость.

— Вот! То-то и оно! Верхние! Ты исходишь из предпосылки, что они никогда не ошибаются. А вдруг ошиблись?

— Приняли какой-то другой обряд за обряд открытия Источника? — удивление, как если бы Джош сморозил глупость несусветную. — С чего ты взял? Это Гауф тебе сказал?

«Я не взял, я всего лишь надеюсь» — хотел, но не стал отвечать Джозеф. А как было бы просто — и никаких мук совести, и не мечтать о несбыточном, о возможности прозреть, и не нести ответственность за человечество, которое из-за нейтральной энергии неизбежно перегрызется, перебьет друг дружку и вымрет. Ограничился сухим:

— В голову пришло.

— Маловероятно, в общем. А ты, наверно, голодный.

— Потом, — отмахнулся с досадой, есть действительно пока не хотелось. — Маловероятно, но не исключено?

— Один-два процента вероятности всегда остаются, ты это сам знаешь. Иногда и слоны летают. А тут… Я полагаю, Верхние не зря целый год думали, а потом снова тебя вызвали. Несмотря ни на что. И вообще… Дурной ты совсем. Работаем, и дело с концом! Что у нас там, порядок обряда?

— Да. А потом еще нужно будет к Гауфу. Луна в Близнецах, жертвоприношение человеческое…. Не сходится. Узнать кое-что.

— Хорошо. Через часик схожу.

— Я сам. Я… еще кое-чего надо узнать.

— Ага-ага. Тайны мадридского двора. Работаем.

Обряд… Обряд — да.

То есть — обряды. Их обнаружилось аж десяток разновидностей, один другого экзотичней. Обряды с использованием сушеных лягушек и вареных тритонов отмели сразу как дилетантские и неправдоподобные. Так же отсекли Светлые вариации. И в результате осталось всего пять описаний. И, пожалуй, в них, этих кратких, сухих инструкциях, было больше отличий, нежели сходства. Но всё же…

Составили список общего: ночное время (ну, это само собой, Темные питают естественную неприязнь к яркому дневному свету); обязательное (символическое или фактическое) присутствие четырех стихий; какая-то четко определенная дата, «день Силы»; жертвоприношение кровью, которая, понятно, катализатор всех магических процессов; четкий выбор места обряда. В общем, с «технологической» точки зрения всё прозрачно и интуитивно понимаемо. Источник по сути своей — поток энергий, хлещущих из пробоины между тонким и реальным мирами. А обряд Открытия, соответственно — пробивание дыры в «простенке» миров. Проблема в том, чтобы, не зная, где конкретно располагаются «энергоносные жилы», точно вычислить место пробоины. Ну и потом — направить, дабы энергия не расплескалась попусту, а исправно потекла куда надобно. Так что — прозрачно, да не совсем. Как определить место, время, нужную дату? Как работать с Силой?

Очевидно, ответов на эти и многие другие вопросы Верхние и ждали от Джоша. И умом-то парень понимал, что лучше — ну его к чертовой матери, пусть сами разбираются, коль такая нужда. Зато совесть Джоша будет чиста.

Ан нет — длинный язык Гауфа, а с утра — черти пана Беккера принесли. Пришел вроде как о ходе расследования осведомиться (ага, за день дело, разумеется, почти раскрыто, осталось только отчет оформить).

— Ну, как дела, ребята?

Зашел без стука, возгласил добродушно-дружелюбно, по-начальственному снисходительно, тяжело хлопнул в кресло Джоша своё грузное тело.

— Что это у нас? Отчеты? Вижу, работаете?

Переворошил с шорохом бумаги, фыркнул-чихнул.

— Стараемся, пан Беккер, — Джош ощущал себя донельзя глупо, не знал, куда приткнуться. В конце концов присел на краешек свободного дивана.

— Слышал, даже ночью сидите?

— Так получилось… Только сегодня.

Как он узнал? Мэва ключи от кабинета дежурному не сдала, очевидно. А дежурный, конечно, принялся бегать, искать… А Беккер по утру проверил журнал дежурств? Ну, мало ли… Бывают и такие чудеса на свете, что начальству стукает в голову в кои-то веки исполнить свои обязанности как должно. Он вообще обязан каждое утро принимать суточные отчеты. Но, конечно, ленится. А оперативники — бывает, и забывают ключик сдать, с каждым по разу, да случается. И это совсем не означает, что оперативник ночует на работе… Так что — камеры у них что ли понатыкали? Нужно будет поаккуратней, пожалуй.