— Полны решимости закончить дело?

— Ну… эээ…

Если уж сообщать начальству об угасшем, а совсем даже не пылающем решимостью намерении вести расследование дальше, то самый подходящий момент. Но — не успел в этот момент попасть. Пан Беккер строго оборвал невнятное мычание.

— Я надеюсь, вы помните, насколько важно Верхнему Сиянию раскрытие этого дела. Понимаете всю серьезность положения. Знаете, что обязаны сделать всё возможное — и невозможное! просто обязаны! — чтобы найти преступников! — не вопрос, утверждение. Тяжелое, опустившееся на пласт тишины. С легкости и доброжелательности — на октаву ниже? Это, надо полагать, замаскированная угроза? Он что, и про разговор с Гауфом в курсе? Или…

— Разумеется, пан Владимир, это и в наших интересах, — мягко согласилась Мэва, спихивая с Джоша напряжение. Скажем начальству. Всё скажем. Только позже. — Мы сделаем всё, что в наших силах. Просто медленно пока идет.

— Главное, чтобы шло, я полагаю, — разом подобрел Беккер обратно. А если Мэва осталась также хороша, как и два года назад была, да улыбнулась фирменно-белозубо — то еще и расцвел в ответ. — Ну, вижу, стараетесь! Давайте, ребята! Удачи!

Раз — и ушёл. Видать, в предках у пана начальника затесались англичане. Пришёл без предупреждения, ушёл, не прощаясь. Джош напряженно прислушался — шаги смолкли за плотно закрывшейся дверью.

— И зачем приходил, скажи на милость? Чего хотел? Странные вы все в последнее время.

Джош сообразил, что Мэву незапланированные визиты начальства напрягают совершенно так же, как и его самого. Почел за благо промолчать. А что тут ответишь? Осеннее обострение? Луна в Близнецах? Или какого-то идиота пытаются заставить делать то, чего идиот делать не хочет?

— Кофе пьешь?

— Позже, — потом. Сейчас тому идиоту зудело… — Сначала к Гауфу. Цезарь!

Шлейку в нетерпении прицепил кривовато, пришлось перецеплять. Ругнулся. Собственно, не знал, куда так торопится и зачем спешит — чего хочет от пана Эрнеста? Руководства к действию? Мгновенного разрешения сомнений? Окончательно вправленных и поставленных на место мозгов? Подпитки уверенностью? Это всё лихорадка утомленных ночным бдением мыслей. Не знал, но нетерпение подгоняло.

— Идем, Цез!

Метров тридцать по коридору вглубь здания.

И пришли. И Цезарь нетерпеливо погавкал под дверью — дескать, чего стоим, неужто не рады? Постучаться и ждать. Не ответили. Постучать громче. И снова — тихо в кабинете. Подергать ручку. Закрыто. Черт! У кого бы…

Мимо торопливо топали, едва успел вцепиться в чей-то рукав, останавливая.

— Джозеф? Доброе утро, — по плохо замаскированной досаде вопроса понял, что Эжен, и что у Эжена глобальный загруз.

— И тебе доброе. Ты Гауфа не видел? Кажется, он куда-то вышел.

— Гауфа? Я его сегодня вообще еще не видел. Спроси в дежурке, ага? — Торопится, так и норовит перепихнуть привязавшегося коллегу-калеку кому ещё и бежать по делам.

— А кто там сегодня?

— Эля. Я побегу, извини.

Джош пожал плечами. У всех свои дела, и лучше у серьезных людей под ногами не путаться. Что ж, пойдем в дежурку. Элеонору Барскую Джош зрячим уже не застал, познакомился всего две недели назад, когда она вышла из отпуска. И запомнилась она крепкой смесью мускуса, душистого перца и цитруса (духи воистину убойного свойства), низким грудным голосом и по-мужски крепким рукопожатием широкой ладони. Кавалерист-девица.

Вот и сейчас — тесный закуток дежурки благоухал апельсиновой рощей и сосновым бором одновременно, бормотало радио, хрипел электрочайник. Только самой дежурной оперативницы не слышно.

— Элеонора? Вы здесь?

— Здесь, где ж мне еще быть. Мне еще двенадцать часов здесь мариноваться. — Басовито отозвалась дежурная оперативница. — Заходите, Джозеф. Чего хотели? Ключ сдать?

— Нет, я…

— Зря. — А дама-то не в духе. — Вчера не сдали, а сегодня пан Владимир проверять взялся. И как раз в моё дежурство! И вот я должна стоять и оправдываться, как школьница!

— Извините, не хотел причинять вам неприятностей, — по крайней мере понятно, откуда Беккер мог узнать об опрометчивой ночевке. Или не мог? Ладно, потом. — Просто вылетело из головы. Я сегодня обязательно сдам. А сейчас я всего лишь хотел узнать, пришел ли уже на работу пан Гауф.

— Гауф? Его же вроде вчера вечером в срочную командировку отправили? Не знали?

— Нет. А надолго? — Трижды — черт! Это что, это уже и поговорить спокойно с человеком нельзя? Или совпадение? Учитывая, что в совпадения Джош давно не верил… Беккер опасается, что пан Эрнест собьет «овцу» с пути истинного? И сегодня — ходил проверять, насколько мысли «овцы» смущены речами коллеги? Ещё раз черт! За кого ни Джозефа Рагеньского держат? За совсем уж дебила? Но — контрольный вопрос. — Элеонора, а Корчев? Богуслав?

— Дня три, как уехал. Он же в закопаньский отдел перевелся окончательно. Говорил, понравилось там работать. Вроде платят больше.

— Ясно. Я просто не знал. Спасибо.

Можно считать, на контрольный вопрос ответ положительный. Джоша аккуратно изолируют от «неблагонадежных». Зарплата выше, надо же. Понравилось работать — ну кто бы сомневался. Конечно, Богуславу просто безумно понравилось работать на «помойке» полгода. Как же. Ловко, что тут скажешь.

— А телефона Богуслава у вас нет?

— Нет. Тут где-то был номер отдела в Закопане. Нужен?

— Нет… — хотел было отказаться, да мало ли. — А впрочем — давайте.

— Сейчас… Так, погодите, а как вам дать? Записать на бумажку? Вы ж не увидите? Нет, погодите…

— Запишите. Ничего страшного. Напарница прочитает. — Шорох снующего по бумаге то ли карандаша, а может, ручки или фломастера. — Спасибо. Я вечером обязательно занесу ключ, вы уж извините.

Ушел из искусственных ароматов садов и лесов. В коридоре набрал номер Гауфа. Естественно, абонент был «временно недоступен». Захотелось швырнуть телефон о стену что есть мочи — стерпел. Сжал зубы, зато разжал судорожно стиснутые кулаки. Убираем, значит, неугодных. Корчева обратно в Закопане, Гауфа — забыл спросить, куда. И оперативно-то как! Буквально вчера вечером. Ничего. Поглядим, кто кого еще переиграет, пан Владимир. Раз уж вы изъявили желание играть. Рагеньский бросает копаться в бумажках, сопли на кулак наматывать. Это не вам нужно, пан, это мне. Узнать, что за штучка ваш Источник, если его с легкостью обменяли на жизни троих и исковерканную судьбу четвертого мага. Узнать — и что? Пойти начистить виновным морды?

Стой, Цез, стой… Мы потихонечку, спокойно пойдем, мы никуда не торопимся. Потому что НЕкуда. Беспомощный калека, ага? Ну, чего носом тычешься? Нечего меня утешать. И никому морды начищать я не пойду, конечно. А пойдем мы на тренировку, там набегаешься. У нас же завтра вроде как выпускной экзамен в нашей собачьей школе. Докажем, что сумеем выжить вдвоем, что мы не совсем беззащитны и беспомощны. Раз уж не могу без тебя, идиот я слепой, ненужный. Идем к Мэве, выпьем ее кофе. Съедим чего-нибудь и успокоимся. И никому не начистим рож.

/…- Джозеф, вы точно хорошо себя чувствуете? Мы могли бы заглянуть позже, это не к спеху.

— Нет. Всё хорошо. Просто я не совсем понял… Повторите, пожалуйста.

В комнате куча постороннего люда. Открыли окно, и оттуда пахнет Рождеством и снегом. Чирикает какой-то бойкий воробышек, а так — тихо. Ни машин, ни иных городских шумов, даже людей, и то почти нет. А кто есть — разговаривают словно бы нехотя или смущаясь, вполголоса. Лазарет где-то в Карпатах. Индивидуальный подход к каждому болящему, претерпевшему за благо Баланса. И, наверно, солнечно. Любопытный воробышек чирикнул в окно — на подоконнике Джош с утра хлеба накрошил — и улетел. Наверно, съел угощение. Парень уже научился различать тихое постукивание крошечных птичьих коготков и шумный плеск крыльев воробья, прикормленного на подоконнике.

А в затхлом воздухе больничной палаты всё же витала юная, наивная, только народившаяся зима. Куча людей — двое Верхних, Иерарх и его секретарь, панна Фрига, еще одна медсестрёнка из соседнего отделения. Уйма. Иерарх терпеливо повторяет слово в слово то, чего Джош слышать не хотел, что с радостью списал бы на «показалось»: