— Пан Гауф, вы же вроде в командировке…
— Джозеф не сказал? Он же мне сам позвонил. Не предупредил?
— Он дрых без задних ног. Джош, ты там как? Проснулся? Готов прояснить ситуацию?
Да, дрых, но разве ж это такое уж преступление? На десять лет строгого режима никак не тянуло, но Джош представил, какое лицо сейчас у разозленной Мэвы (злится, он это чувствовал, но при посторонних держит себя в руках) — и ему стало неуютно. Она наверняка ненакрашенная, непричесанная и прочее, прочее — в общем, не сделавшая все, положенные женщине перед приходом гостей, вещи. И теперь считает себя встрепанной курицей и пышет раздражением. Скоро, скоро прольются тяжелые ливни ее гнева на несчастную голову напарника.
— Пан Гауф? — тяжело протопали из коридора и упали в кресло. Цез уронил морду на хозяйские колени. Джош потряс головой, выбивая остатки сонной вязкости. Поднапрягся, пытаясь возвратить «зрение» хоть ненадолго. Фокус не вышел, как и предупреждал Кшиштоф. Ещё долго придётся восстанавливаться после года бессилия и вчерашнего ритуала. А пока — два часа в день. Нынешний лимит исчерпан.
— Он самый. Ну, выспался?
— Вполне, — кивнул сконфуженно. Чуть было не начал оправдываться, да махнул рукой. Ну вас всех! — Я, конечно, прошу прощения, и всё такое… Но давайте уже по делу.
— Деловой подход, — хмыкнул Гауф. Что подумала и какую гримаску скорчила Мэва, Джош и догадываться не хотел. Впрочем, она всего лишь вздохнула и сообщила, что пойдёт хоть ужин какой соорудит. Мудрая женщина.
— Мэва, ты мне как-то обещала… — вдогон кинул пан Эрнест, когда Мэва совсем было утопала из зоны слышимости.
— Обещала? Что? Когда? Ооо… Вспомнила. Хорошо.
И ушла окончательно.
— Простите, если это не секрет…
— Обещание? Ничего секретного. Рагу с грибами. Мэва обещала мне рагу с грибами за одну давнюю мелкую услугу. Так что в кои-то веки поем нормальной домашней еды. Можешь меня поздравить.
* * *
— Ну, что я могу сказать? Вляпались вы в историю, ребятки, по самое не хочу. Оба.
Если пан Эрнест хотел кого-то этой фразой удивить, развеселить или обрадовать — у него не вышло. Сами всё знали и сами всё понимали.
— Джерома я попрошу проследить за экспертизой, а в случае чего заявить «особое мнение». Буду должен ему, конечно. Тут как минимум на пару бутылок хорошего пива тянет… И сам там подсуечусь, погляжу, что да как, да откуда ветер дует. Отгул у меня до среды.
И пахло тушеными грибами на всю крохотную квартирку. И в кои-то веки было лениво и спокойно, и казалось, что можно наконец расслабиться и ни о чем не думать. Казалось, конечно. Ничего не закончилось, так крепко заваренная каша в один миг не заканчивается, но… Это присутствие пана Гауфа, которого привык считать самым умным и опытным оперативником отдела, которому только что в рот не заглядывал, когда только-только был определен на работу в Познаньский отдел, успокаивает и внушает уверенность в благополучном исходе. Чтобы там пан не говорил. Только всё — обман, обман…
— Значит, вы нам поможете? — уточнила Мэва. Совершенно излишне. Но даже хмыкнуть было лень.
— На слишком большую помощь не рассчитывайте, раз уж само Верхнее влезло. Все мы тут знаем, из-за чего весь сыр-бор…
— Все, может, и знают, только я вот — ничего. Так расскажете уже? Джош, ты обещал. Хотелось бы знать, за что меня собираются посадить.
Да, обещал. Даже дважды. Мэвина правда. Ну, что делать, пришлось. Заодно — заняться приведением собственной перегруженной памяти в порядок. Почистить, распихать по полочкам, осмыслить.
— Не думаю, что тебя на самом деле собираются посадить. Скорее всего это попытка определенным образом поднажать на твоего несговорчивого напарника. Так, Джозеф? — пожалуй, как раз пан Гауф и сумел бы расставить события по полочкам. Иногда Джошу казалось, что если кто и должен был ввязаться в столь неприятную историю, то именно пан Эрнест. Уж тот-то без сомнения нашёл бы выход. Он, а не юнец зеленый Джозеф Рагеньский. Джош даже усмехнулся про себя — уж год назад он себя юнцом зеленым не считал. Оперативником считал, во как. Интересным образом влияет на мозги год слепоты. Здорово прочищает.
— Так.
— И добиться они хотят… Чего добиться? Сканирования? — вот оно, расставляние по полочкам, и началось. Теперь только отвечай на вопросы себе честно и откровенно, и будет тебе счастье.
— Очевидно.
— Сканирования… Не считая того, что оно обычно сводит с ума… Да, кстати, тебя оно с ума так и не свело. Почему, спрашивается?
/… Пустите! Отпустите меня! Не трогай… Мама?
— Лежи, Джозеф. Лежи, всё хорошо.
— Где я?! Уберите руки. Убери руки, ты…
— Сколько еще? Время идёт, Свет побери! Вы обещали привести его в порядок еще вчера! Вы не понимаете всей важности…
— Отпустите меня, пожалуйста… Или хотя бы…
— Не кричите, Рафал. Вы мешаете, разве не понятно? Вы его убить хотите? Идите.
— Луиза, погоди…
— Кшиштоф, вы забываетесь…
— Сначала ломают психику, потом требуют все починить назад. Привести в порядок, видите ли…
— Вы подчиняетесь приказам…
— Отпустите меня! Да включите же свет! Я требую…
— Уходите. Рафал, я буду жаловаться в Круг. Вы угрожаете жизни моего пациента. Спокойно, Джозеф… Фрига, приготовьте пять кубиков…/
Кстати, в палате той всегда пахло одинаково — стерильной чистотой. Даже апельсиновые ароматы и холодок из открытого окна не могли победить стерильности. Словно сам воздух лазарета на корню губил любую инакость, любое живое веяние. Возможно, потому сообразить, где находишься, временами спросонья бывало сложно. Дома же стараниями Мэвы теперь пахнет рагу и кофе. Иногда — стараниями Джозефа — подгорелой яичницей и переваренными «ушками».
— А оно и свело. Почти…. Ладно, это к делу не относится.
— Как хочешь. В любом случае, сканирование. И они найдут, что ищут?
— В мозгах-то? Найдут… Я теперь всё знаю.
— Он поэтому застрелиться хотел, — тут же наябедничала напарница. — Вроде как унести секрет в могилу, да, Джош? Красотаааа! Придурок чертов.
Пан Эрнест никак не прокомментировал джошевы устремления, поэтому помолчали. Кстати, обряд многоступенчатый, нелинейный, куча заморочек и сложностей… Вот «волчьи ягоды» нужно зелеными брать, недозрелыми… А в жаровню тмин и можжевельник… Полынь и чабрец…
— Зря, — с чувством изрёк Гауф в конце концов.
— Я был не в себе.
— Да уж. Он вообще довольно часто бывает не в себе. Точнее — почти всегда. Никогда не думает, что делает. А если и думает, то по нему не скажешь.
А вот в колледже Мэва была приличной девочкой, никогда не ябедничала, друзей не сдавала. Самостоятельная жизнь не пошла подруге на пользу. Ещё и Гауф хмыкнул едко, весомо. Один только Цез на стороне хозяина — плотно позавтракав, отправился оказывать Джошу моральную поддержку в условиях столь явной недоброжелательности со стороны коллег. Для этого опять полез на кровать, а тяжелую голову привычно сгрузил на хозяйские колени. Чихнул отчего-то. А пан Эрнест опять молчал и думал. В благоговейной тишине прошло минут пять. Сам Джош тоже пытался пораскинуть мозгами, только пока сытость и расслабленность мешали плодотворному мыслительному процессу изрядно.
— Им нужна информация? Настолько, что они готовы пойти на сканирование? От которого ты свихнёшься? — тяжко брякнул Гауф.
На кухне всхлипнул, выключаясь, электрочайник. Риторические вопросы. Не требуют ответа. Чаю бы еще, и совсем хорошо будет.
— Готовы засадить Мэву? Ну, Мэву, может, и нужно засадить, чтобы под ногами не путалась. А то начнёт болтать, правду искать. Так? Меня, очевидно, следовало бы не в Закопане, а еще дальше отправить. Например, в Колодень. Заодно познакомился бы с твоими бывшими коллегами, Мэва, весточку бы передал. Есть у тебя, кому весточку отправлять? И я бы, конечно, уже особо не болтал, потому что не люблю тюрьмы. Там сыро и заняться нечем.
А уж как тюрьмы не любил Джозеф… Кто бы знал. Но лазареты все же больше, поэтому предпочел бы лучше получить свою «десяттку», чем валяться в прикарпатской клинике для «непростых» после четвертого сканирования. Только вот кто же его спрашивает?
