— Разумеется, я не могу нанести визит его преосвященству в такое позднее время, — говорил в это время посол, — но обещаю вам, ваша светлость, что первым делом, которым займусь завтра утром, будет поездка во дворец принца де Рогана. Впрочем, эта задержка, хотя и будет утомительной для нас, даст тем не менее дополнительное подтверждение того факта, что больше никакого возможного объяснения исчезновению мисс Корт нет. Разумеется, это будет только призрачной надеждой на ее возвращение.

Посол смотрел на одетые во все белое фигуры, гуляющие по лужайке, мелькающие в тени деревьев; до него доносились громкие голоса и смех, которые, казалось, звучали в темноте каждой беседки. Он думал о том, как воспримет королева сообщение о том, что девушка исчезла.

— Я очень признателен вам за содействие, — официально поблагодарил посла герцог, — и заверяю вас в том, что, если мисс Корт вернется к нам до девяти утра завтрашнего дня, к вам в посольство немедленно будет направлен посыльный с соответствующим сообщением.

— Отлично, если у меня не будет никаких известий от вас, то в половине десятого я отправляюсь во дворец его преосвященства, — обещал посол. — Разрешите мне еще добавить, что я очень опечален тем, что случилось.

— Примите мою глубочайшую признательность за проявленное сочувствие, — ответил герцог.

Посол поклонился герцогу Мелинкортскому и отошел от него. Но тут он заметил, Мария-Антуанетта направляется на террасу по той же лестнице, что и он. Посол тут же вернулся к герцогу.

— Ее Величество покидает бал, — тихо проговорил он, обращаясь к его светлости. — Благодарите господа за это. Теперь мы можем отправляться спать.

Королева шла плавной походкой, словно ступала по облаку. Пожалуй, во всем Париже не нашлось бы ни одной женщины, которая могла бы двигаться так же плавно и грациозно.

— Доброй ночи, сэр Чарльз, — попрощалась она с английским послом, после чего протянула руку герцогу Мелинкортскому. Его светлость прикоснулся губами к пальцам королевы. — Ну как, нашли вы свою подопечную? — спросила она у герцога.

— Пока нет, мадам.

— А она у вас и в самом деле большая шалунья, — улыбнулась королева. — Вам обязательно следует хорошенько отругать ее, когда она вернется.

— Именно так я и поступлю, мадам, как только она вернется, — согласился с ней герцог.

Он полностью отдавал себе отчет в том, что сейчас их разговор с королевой слышит множество людей. Ему показалось, что он поймал несколько любопытных взглядов, хотя не был в этом полностью уверен. Королева уже проследовала во дворец, и вскоре терраса полностью опустела, если не считать оставшихся там герцога, леди Изабеллы и Хьюго. Затем и они, словно повинуясь единому порыву, направились в сад.

После ухода королевы празднество закончилось, и последние влюбленные, с трудом отрываясь друг от друга, отправились в Париж. Пламя, пылавшее вокруг храма любви, постепенно угасало, из костра с шипением и искрами в темноту стали разлетаться угольки.

Его светлость, леди Изабелла и Хьюго вновь приступили к розыскам пропавшей девушки. Поскольку двигались они медленно, обход сада отнял у них около часа.

Сад занимал большую территорию, а они решили осмотреть каждый уголок, каким бы заброшенным он ни казался, пусть даже совсем не походил на место, где можно было бы укрыться; и когда они в конце концов закончили свои поиски, то обнаружили, что остались совершенно одни.

Храм любви больше не вырисовывался темным силуэтом на фоне пламени, почти все тлевшие угольки к тому времени угасли. На востоке первые бледные лучи занимавшейся зари уже золотили верхушки деревьев. Лицо Изабеллы было бледным, а глаза — полными слез. Она тихо заплакала.

— Себастьян, она пропала, — проговорила Изабелла. — Теперь уже нет никакого сомнения, что Аме пропала.

— Да, теперь сомневаться уже не приходится, — согласился герцог, — но я найду ее. Я отыщу ее даже в том случае, если для этого потребуется уничтожить ее похитителей.

Аме почувствовала, что лошади тянут экипаж, в котором она находилась, вверх по крутому холму, а затем послышалась громкая команда, и карета остановилась.

Сначала девушка пыталась выбраться из душащего ее плаща, в который она была плотно завернута и рукавами которого связана, но вместо этого еще больше запуталась в нем, да так, что из-за сильной боли решила вообще не двигаться.

Аме ничего не могла видеть, ей трудно было дышать, плащом обмотали голову и плечи, а затем крепко связали в тот момент, когда она стояла в нерешительности в самом дальнем конце сада, удивляясь герцогу, которому потребовалось вызывать ее сюда.

Девушке пришлось настолько быстро идти рядом с тем человеком, который уводил ее прочь от гуляющих на лужайке гостей, что у нее не было даже секунды на то, чтобы расспросить его. Кроме того, сердце у нее рвалось из груди от нетерпения, неизвестности и тревоги.

— Мадемуазель, произошел несчастный случай, — прошептал ей на ухо этот господин, когда она наблюдала за королевой, беседовавшей с людьми, которые подбрасывали хворост для поддержания пламени во рвах за храмом любви.

— Несчастный случай?

Аме непроизвольно прижала руки к груди.

— Его светлость, герцог Мелинкортский, распорядился, чтобы вы незамедлительно отправились со мной, — проговорил незнакомец.

Несколько мгновений Аме колебалась, решая, не лучше ли будет сначала спросить разрешения у королевы, но потом, видя, что Ее Величество очень занята, девушка без задержки решила присоединиться к учтивому незнакомцу. Она едва-едва рассмотрела его, пока тот спешно вел ее сквозь заросли и кусты, которые окаймляли лужайки имения.

Позже, поразмыслив, она пришла к выводу, что незнакомец, пожалуй, был молод, но у него было такое неинтересное, с невыразительными чертами лицо, которое обычно бывает очень трудно вспомнить, да и люди вокруг очень часто похожи. Кроме того, было уже слишком темно и разглядеть не представлялось возможным.

Тропинка, по которой они пробирались, извилисто пролегала сквозь густые заросли деревьев, и поэтому после освещенного ухоженного сада здесь было очень трудно идти.

Пока они шли, Аме не покидало чувство тревоги; она все время пыталась успокоить себя мыслью, что герцог никак не мог пострадать и даже быть хоть как-то причастным к этому происшествию, в противном случае он не имел бы возможности послать за ней. Скорее всего, что-то, должно быть, случилось с леди Изабеллой, а может быть, с Хьюго. Но с кем бы из них ни случилось это несчастье, сердце девушки терзала боль от мысли, что именно в эту минуту они могут страдать.

Что же все-таки могло случиться? Из-за спешки Аме было трудно найти какое-либо объяснение; единственным желанием девушки в эту минуту было как можно быстрее добраться до герцога и узнать, чем бы она могла помочь. Потом, когда чаща немного поредела, она увидела проселочную дорогу, петлявшую между деревьями, но достаточно широкую, чтобы по ней могла проехать карета, а на ней темную, захудалого вида колымагу, в которую была запряжена пара изможденных и, по-видимому, голодных лошадей. И тут, в первый раз с тех пор, как они с незнакомцем удалились от гостей в саду, у Аме зародилось подозрение.

Произошла какая-то ошибка. Эта повозка никоим образом не могла иметь какого-либо отношения к герцогу Мелинкортскому. В этот момент на нее набросили плащ, жестокий удар сбил Аме с ног. Она боролась из последних сил, старалась кричать, но у нее вдруг пропал голос; а буквально через мгновение девушка почувствовала, как ее подняли чьи-то сильные руки и грубо бросили на сиденье кареты. Тот незнакомец, который привел ее сюда из сада, заговорил вновь.

— Инструкции ваши передали, — сказал он кому-то тихим голосом, а затем послышался щелчок хлыста, и Аме почувствовала, как карета покатила по дороге.

Охваченная паникой, девушка пыталась освободиться, в результате чего силы ее истощились, а целая серия ударов, которые последовали затем, привели к тому, что она оказалась на полу этого экипажа. Аме лежала там, часто и глубоко дыша, полная отчаяния не столько от сознания собственной беспомощности, сколько от понимания того факта, что она — пленница. Даже теперь она едва могла бы поверить в то, что это было делом рук кардинала. Невозможно было прожить почти восемнадцать лет в монастыре де ла Круа и не почерпнуть какие-либо сведения о церкви и методах ее работы. Там могли твориться всяческие беззакония, отдельные лица страдали от несправедливости, чувствовали свое бесправие и жаловались на притеснения, но тем не менее церковь, как целое, всегда оставалась святой обителью для тех, кого угнетали, прибежищем для всех, кто страдал и нуждался.