Да, это было правдой — он хорошо помнил Филиппа, герцога де Шартре, наследника герцога Орлеанского, несмотря на то, что встречался с этим человеком всего два раза в жизни. Но герцог де Шартре был не той личностью, встречу с которой легко забыть. Даже пять лет назад он таил в себе большую опасность, а после последней встречи, когда он чуть ли не силой навязал свое гостеприимство, пригласив к себе охотников из Англии, герцог Мелинкортский из осторожности старался избегать его и решительно отклонял все другие приглашения посетить де Шартре. Он даже предпринял специальные меры предосторожности, чтобы не встречаться с Филиппом когда тот год назад приезжал с визитом в Лондон. И даже тот факт, что принц Уэльский чествовал французского гостя и называл его своим другом, ни в малейшей степени не изменил того мнения, которое сформировалось у Себастьяна Мелинкорта о Филиппе де Шартре.

В жилах господина де Шартре текла королевская кровь, он принадлежал к ветви, такой же древней, как и та, к которой принадлежал Людовик XVI. Обладая огромным состоянием, властью и честолюбием, он без малейшего колебания встал во главе оппозиции в парламенте, и это было вполне естественно, так как со временем надеялся стать лидером всех недовольных, противостоявших трону.

Но, будучи по натуре распутником, мотом и игроком, господин де Шартре ни за что в жизни не стал бы желать или добиваться той власти, которой он сейчас обладал, все было направлено против единственного человека — королевы.

Они были врагами, и хотя все остальные, кто выступал против французского правительства, кто был против династии Бурбонов, а также и те, кто выступал за свержение теперешнего режима, собрались под крылом герцога де Шартре, у самого герцога счеты были только с Марией-Антуанеттой, и только на нее была направлена его ненависть.

Он был невероятно тщеславным, королева унизила его, когда помешала герцогу занять пост главнокомандующего флота Франции. И практически с этого момента Пале-Рояль превратился в революционный центр, в котором господин де Шартре тепло встречал своих союзников.

Там собирались либералы и конституционалисты, вольтерьянцы, масоны, а кроме того, все те, кто сомневался, обиженные аристократы, безработные адвокаты, демагоги всех мастей и изгнанные из газет журналисты.

А поскольку клич к военным открытым действиям брошен еще не был, то он тайно хранился в сердцах тех, кто посетил Пале-Рояль, и звучал примерно так: «Против короля, но прежде всего и всегда — против королевы».

В прошлый свой визит в Париж герцог Мелинкортский не был вовлечен в дела и бурную деятельность герцога де Шартре, но этот человек вызывал у него крайнюю неприязнь. Было в нем нечто претенциозное и неприятное, и хотя де Шартре — это не вызывало ни малейшего сомнения — был очень популярен в народе, он оставался хитрым и не внушающим доверия человеком, дружить с которым, мягко говоря, было нежелательно.

Филипп де Шартре приветствовал сейчас герцога Мелинкортского так радушно, что лицам несведущим могло показаться, что в прошлом их взаимоотношения были близкими.

Потягивая маленькими глотками вино из бокала, Себастьян Мелинкорт все время помнил об Аме, которая стояла немного позади него и старалась из осторожности держаться в тени, хотя в такой близости от герцога вряд ли кто мог не заметить ее присутствия. Однако герцог де Шартре бросил на девушку лишь мимолетный взгляд, а его приятели не сочли возможным заметить присутствие пажа.

Гости весело смеялись и болтали друг с другом. Дамы в пышных платьях, сверкая драгоценностями, своим присутствием украшали вечер и благоухали так же, как и цветы, заполнявшие гостиную, зал и коридор. Разговоры не смолкали ни на минуту.

Герцог Мелинкортский с решительным видом поставил бокал на соседний столик.

— Все было превосходно, благодарю вас за оказанный прием, — проговорил он. — Но прошу извинить меня, я покидаю вас. Дела заставляют меня прибыть в Париж еще до наступления вечера.

В гостиной внезапно воцарилось молчание, как будто все присутствующие осознали важность того, что было сказано. Казалось, что все происходит на сцене, когда второстепенные актеры отходят на задний план в ожидании появления основного персонажа.

Герцог де Шартре рассмеялся:

— Дорогой мой, это совершенно невозможно в данное время; мы надеялись, что будем наслаждаться вашим обществом по крайней мере несколько дней, а может быть, даже целую неделю. Уйти для вас сейчас значит нарушить все мои планы, развлечения, о которых я позаботился к вашему приезду.

— Я искренне сожалею, но вынужден отказаться от вашего гостеприимства, — начал было объяснять герцог Мелинкортский, когда властным движением руки Филипп де Шартре, казалось, буквально отмел все его слова.

— Здесь не может быть никаких оправданий; все уже подготовлено. Пять или шесть дней, герцог, а потом вы сможете без помех продолжить свою поездку.

Герцог Мелинкортский понял, что за вежливыми убедительными словами на самом деле таится угроза. На какое-то мгновение взгляды двух мужчин встретились.

Выражение лица герцога Филиппа казалось дружелюбным, но за льстивой улыбкой скрывалась неприкрытая злоба.

Теперь герцог Мелинкортский понял то, о чем сначала только догадывался с того момента, как его карета была перехвачена на дороге, — он попал в плен; и в данное мгновение он безуспешно пытался угадать причины своего пленения. И тут одна из дам подняла свой бокал и. провозгласила тост с кокетливой улыбкой:

— За герцога Мелинкортского. Париж, конечно, многое потеряет, зато выиграем мы.

В ту же секунду ситуация в целом стала совершенно ясна для герцога, как будто Филипп де Шартре все подробно объяснил, это был еще один шаг герцога де Шартре с целью унизить королеву. Совершенно очевидно, что один из знатнейших вельмож Англии, герцог Мелинкортский, после своего прибытия в Париж в первую очередь обязан был нанести визит королевской чете в Версале. Скорее всего, Хьюго Уолтхем успел сообщить о предполагаемом визите британскому послу; затем об этом сообщат Людовику и Марии-Антуанетте, и совершенно очевидно, что к приезду в столицу герцогу будет немедленно послано приглашение посетить королевский двор. То, что он задерживается с приездом в Париж и гостит у самого злейшего врага королевы, не может не вызвать опасения и даже испуга в Версале. Герцог Мелинкортский понимал, что, хотя официально он прибыл во Францию без каких-либо полномочий, а только как частное лицо и искатель развлечений, он тем не менее был представителем своей страны, а титул и положение, которое он занимал в обществе, делали его важной персоной и обеспечивали высокое положение при французском дворе.

Именно поэтому та ситуация, в которую он попал путем обмана, была для него недопустимой. И все-таки, что же можно было предпринять в создавшемся положении? Конечно, совсем не случайно у ворот в замок Шартре стояла стража, а вооруженный эскорт доставил его карету сюда, все это было частью необъявленной, но хорошо ощущаемой угрозы, которая была облечена в подчеркнутое радушие и гостеприимство герцога де Шартре. И герцог Мелинкортский понимал, что в данном положении ему не оставалось ничего другого, как, выражая удовольствие, принять это приглашение, чтобы не позволить тем, кто настроил себя против него, почувствовать его досаду и раздражение.

— Вы обязательно должны позволить мне показать вам мой сад с балкона, — проговорил Филипп де Шартре. — В этом году у нас такие необыкновенные розы, каких мы не видели уже много лет; а кроме того, в соответствии с моими указаниями были реконструированы здания возле озера, которое от этого очень выиграло и, по моему мнению, стало шедевром здешних окрестностей.

Говоря это, Филипп де Шартре направился на балкон, на который можно было пройти прямо через длинные окна в гостиной. За ним последовали все остальные.

— Искренне сожалею, дорогой мой, что ваши слуги отстали, — продолжал герцог де Шартре. — Но к вашим услугам мой человек. Он генуэзец. И можете поверить мне на слово, во всей Франции вы не сыщете человека, который так же ловко завязывал бы галстук, как он. Этот парень к тому же придумал особый состав для волос, который, при желании, вы можете попробовать.