К машине они возвращались медленно, Лена читала надписи на памятниках и всматривалась в лица людей, шагнувших в вечность. "Арсений Федоров. 1942 — 1999. Помним и скорбим. Жена, дети." Скромное надгробие с медным распятием, выпуклая глянцевая фотография. "Андреева Людмила. 1984 — 2000." Лена задержалась около плиты из розового гранита:

— Шестнадцать лет всего лишь пожила Люся. Надо зёрнышек посыпать, пусть её сегодня птички навестят. Бедная, что с ней приключилось?

Портрет Людмилы светился сквозь гранитные прожилки. Милое курносое лицо, короткая челка. Короткая как жизнь…

— Она успела попасть в двадцать первый век.

— Да, только попасть, но не удержалась в нём… Эмма просила похоронить её в тени дерев. Кто так сказал, Есенин? А, неважно. Я посажу ей деревья!

— А вдруг нельзя? Нарушишь кладбищенскую установку?

— Дурацкая какая установка! Я декоративные елочки посажу, раз обещала. Макс, она меня простила! — не сговариваясь, они взялись за руки. — Я честно рассказала, что за свою Варвару она приняла правнучку. Подай, говорю, знак, коли не сердишься. И сразу на оградку села птичка! Смотрит на меня и не улетает.

— Пшена ждала. Соловья баснями не кормят.

— Сам ты соловей! Нет в тебе романтики, Воржецкий, ни на грамм.

Макс сунул ледяную ладонь девушки в свой карман и помассировал большим пальцем, разгоняя кровь:

— Давай поторопимся! Или завтра проснемся больными.

В бардачке машины предусмотрительно хранились аспирин, валокардин и валерианка, но Ленин спутник достал с заднего сиденья термос-капсулу с кофе и разлил по стаканам дымящееся варево.

— У тебя руки трясутся. Смотри — не опрокинь на себя!

— Ой, как горячо! Вообще-то по традиции надо помянуть чем-нибудь покрепче.

— Пей. Традиции дома будем соблюдать, когда обсохнем. Я одного понять не могу: твоя Анна — ведьма? Как она могла предугадать?..

Лена лишь похлопала в его сторону слипшимися ресницами и сделала первый робкий глоток.

Август окончательно скуксился, подмочив конец лета. Пасмурные дни тянулись бесконечно. Люди, подвластные состоянию природы, стали чаще болеть. В онкологию поступило сразу три пациента, пришлось размещать в палате для "лёгких" две дополнительные койки. Ромка сопротивлялся лейкозу из последних сил. Терял сознание и просил обезболивающее, чтобы сохранить, как он выражался, "человеческий облик". Андрвал со дня на день готовил его к отправке в Санкт-Петербург, отцу Романа удалось договориться с питерскими медиками о переносе операции на более ранний срок. Марк избегал Аню. Встречаясь с нею у Ромкиной постели, обращался вынужденно, как к посторонней и малознакомой.

Дома Аню ждала больная Алиса. Сначала она отказывалась есть, только пила. Затем слегла окончательно, вытянувшись на полу безвольной верёвкой с заостренным узлом-головой. Завернув ослабшее тельце в мягкий плед, девушка отправилась к ветеринару. Клиника "Аманда" находилась неподалёку, через три дома, за углом. Полуподвальное помещение с офисом в бывшей колясочной, снаружи казалось не очень презентабельным. Зато внутри! Не зря говорят, ветеринария сейчас выгодный бизнес — редкие породы животных требуют не только качественного питания, но и витаминов, тримминга, профилактических прививок. А если драгоценный питомец заболеет, то не скажет на понятном человеческом, что его беспокоит. Доктор Айболит скажет, и от степени его порядочности в постановке диагноза зависит, во сколько вам обойдется лечение. К сожалению, у нас за ошибочный диагноз и гибель "пациента" уголовной ответственности не несут. Разве что материальную компенсацию снимешь, да и то доказать ещё надо эту самую ошибку.

Дима, ветеринар "Аманды", был молод, но опытен. Он посвятил животным большую часть жизни. Его заметил и оценил один "новый русский", не из крутых, а так, средний. Оборудовал местечко в густонаселенном спальном районе, снабдил кой-какой аппаратурой, лекарствами, кормами и нанял Диму в Айболиты. Окупилось сие предприятие за пол-года: постоянные Димины клиенты привели знакомых, те своих — вот и протопталась тропка к порогу звериной лечебницы. Средний "новый" даже глаза закрыл на Димину благотворительность, относя её к дополнительному заработку, который в народе называют "шабашкой". Ну не мог безбородый Айболит отказать тяжелым но бедным страдальцам. Благодарили кто чем: эмульсионной краской, занавесками, самотканными дорожками.

Аня, прижимая к груди Алису, постучалась в клинику перед самым уходом доктора. Он провёл её в операционную, заставил положить кошку на высокий металлический стол, тщательно ощупал:

— Инфекции нет. Отравилась чем-то, — Дима недавно делал прививку Энни и был в курсе про остальных четырёх ушастикав в их доме, поэтому опасался "эпидемии": — Как другие себя ведут?

— Да как обычно… — Аня пожала плечами

— Прийдётся вам её оставить здесь. Немножко поколю, почищу живот. Через несколько дней станет как новенькая!

Девушка смутилась:

— А это удобно?

— Лазарет без особых удобств, конечно. Но выбирать не приходится, — он осторожно приподнял Алису и отнёс куда-то вниз. — Можете навещать больную. Или справляться по телефону.

Аня обреченно кивнула, и сунув в Димин нагрудный карман смятую десятидолларовую купюру, убежала прочь.

С порога услышала телефон. Ключ, как назло, не хотел лезть в замок. Когда дверь наконец открылась, звонок смолк. Аня скинула туфли и зачем-то потрогала трубку. Холодная. Не успела раскалиться. Почти неделю сюда никто не звонил… Казалось, что телефон скончался. Но он снова ожил.

— Алло!

— Аня, милая, я так давно не слышала твой голос!

Ленка…

— Анечка, мы схоронили Эмму. Я тебя не застала дома. Телеграммой пугать побоялась. Привезу из дома автоответчик! Ты чего молчишь? Ань? Аня! Ты плачешь? Анечка, она умерла во сне. Я сделала, как ты просила и… В общем, ты была права. Приеду — расскажу.

Аня слушала её голос и постепенно успокаивалась:

— Приезжай скорей. Мне так плохо!

В машине приятно урчал кондиционер, гоняя по салону тёплый воздух. На Лениных коленях лежала целая груда миниатюрных платьишек, гордо именуемая "гардероб Келли". Рыжая Келли отличалась от Синди и Барби только цветом и длиной волос, во всём остальном — та же длинноногая цаца на шарнирах. Сидящая рядом Сабина умело облачала свою подопечную в бикини из кружев и бантиков.

— Хорошо, что мы Кена не прихватили, а то бы я зарылась тут в этих тряпочках!

Сабина отвлеклась от процедуры завязывания тесёмок на Келлиных ягодицах и смерила "сестру" осуждающим взглядом:

— Не Кен, а Йик! Кен — дъуг Синди.

— Да какая разница — Кен, Рик? Тоже воображала, ещё похлеще твоей Келли! Его шмотками можно взвод Кенов одеть!

Девочка тяжело вздохнула, поражаясь сестриной отсталости:

— У Йичада нет лишних шмоток. Бъюки с кофтой — в школу, шоэты на теннис, джинсы — гулять, чеоный пиджак — на день ождения!

Лена звонко рассмеялась и хлопнула по плечу сидящего впереди Макса:

— Не, ты понял, каков наш Ричард?

Макс кивнул:

— Крутой! Чтоб я так жил.

— Тебе нужно жениться на Келли…

— Я уже был женат на ней.

— Ты шутишь? Когда успел? — заинтригованная Лена свалила Келлино богатство на сиденье и перелезла, стараясь не зацепить ногой коробку передач, на переднее сиденье.

— Было дело.

— Если бы папа не попросил тебя вернуть меня обратно тем же способом, я никогда бы не узнала об этом!

Макс мельком глянул в боковое зеркало и включил левый поворотник.

— Расскажи!

— Да о чем тут рассказывать? Женился на самой красивой девушке второго курса факультета педиатрии. Я-то сам перешёл тогда на пятый. И любви особой не было, так, красотой ослепила. Наверное, сработал комплекс неполноценности. Во дурак, да?

— Да уж. То есть, прости, нет. Почему сразу дурак? Твоя красотка оказалась стервой?

Он покачал головой:

— Бог миловал. Она оказалась приезжей из тьмутаракани. Негде зацепиться. А у меня прописка. И на кафедре оставляли — перспектива, одним словом.