— Я тебя напугала, прости…

— Нет-нет! Это ты меня прости. Мне надо кое в чём тебе признаться. Я… У меня никогда этого не было. Близости, такой близости. Боюсь показаться тебе глупым и неловким.

Она улыбнулась и погладила топорщившийся ёжик его коротко остриженных волос:

— Надеюсь, моего опыта одной единственной ночи нам хватит на двоих.

Ромка втягивал подрагивающими ноздрями её запах, различая сливу, хмель, мускатный виноград и капельку сандала. Прерывистое дыхание тревожило блестящие каштановые пряди, выбившиеся из косы. Аня… Маленькое чудо, сбывшаяся мечта. Сердце ёкнуло в желудок и сжалось, когда девушка легла рядом. Губы её коснулись пульсирующего виска, глаз, переносицы. Раскрылись и овладели сначала верхней, затем нижней его губами. Нежный кончик языка проник внутрь, осторожно исследуя каждый закоулочек. Ромка не сразу ответил на поцелуй, целиком отдавшись её власти. Точно кошка, Аня приподнялась над ним, опираясь на локти и колени, выгнула спину и зубками откинула простыню. Коса расплелась окончательно и шёлковые волны обрушились на него, лишая воздуха, света и щекоча лицо. Он негромко засмеялся, опасаясь выдать боль под рёбрами. Аня потёрлась лбом о его подбородок и мурлыкнула на ушко:

— Ты не замёрзнешь, если я стяну твою футболку?

Действительно, невинность ситуации придавали его больничная одежда и её кружевное бельё. Ромка согласился не раздумывая, раз — и футболка улетела в сторону, мимо стула. На нём остались белые шорты, теперь они оба неуверенно глазели на эту набедренную жуть с голубыми лампасами.

— Давай меняться! Я сниму их с тебя, а ты что-нибудь с меня.

— А можно всё?

— Можно… — бравая киска внезапно смутилась, с головой забралась под простыню и медленно развязала голубые тесёмки. Подождала, когда малыш справится с застёжкой на её спине и аккуратно довершила начатое. Наконец, шорты приземлились на спинке стула, на них тут же шлёпнулся бежевый бюстгалтер с паралоновыми чашечками. От трусиков девушка избавилась сама, стараясь не зацепить его коленкой.

— Готов? Тогда занавес!

Простынка взметнулась вверх, открывая им друг друга. Преодолевая стыд и сомнения, Аня заставила себя распрямиться и взглянуть на юношу. Широкая кость маскировала его излишнюю худобу и вялые из-за малоподвижности мышцы. Сквозь песочную кожу, усеянную родинками, синяками и следами от уколов, просвечивали венки. Он тоже смотрел на неё. Лёгкий румянец на скулах выдавал волнение. Тонкие пальцы впились в простыню. В глазах — неуверенность. Она чуть сильнее сжала коленями его бёдра, наклонилась и стала ласкать шею, плечи, грудь. От её прикосновения к тёмной пуговке соска Ромка едва слышно вскрикнул и закусил губу. Аня поиграла с ним язычком и втянула в рот, чувствуя, как тело юноши покрывается мурашками. Продолжая обрабатывать лакомый кусочек, точно ненасытный младенец, девушка вслепую оторвала Ромкины пальцы от простыни и переплела со своими. Вскоре очереди дождался другой сосок, он был более крепким и податливым. Ромкины эмоции вырвались на волю… Животом ощущая увеличившийся в размере, ещё недавно безвольный комочек, она не торопилась впускать его. Наслаждалась звуками, рвавшими его горло, учащенным дыханием, зажмуренными глазами, гусиной кожей. Она и не догадывалась раньше о том, какое блаженство — обладать. Ты, словно жрица великого божества, служишь ему, забывая обо всём. И в то же время, ты — женщина, играющая на арфе. Твое прикосновение к волшебным струнам, твой трепет и тепло рождают неземную музыку. Миллиметр за миллиметром Аня продвигалась вниз, боясь упустить из виду малейшую родинку, клеточку, губами, ресницами, кожей даря им свою нежность. Перецеловав и нежно помассировав холодные пальцы ног, она медленно погрузила его в себя. Ромка больше не мог сдерживаться. Тело ему не подчинялось. Туго скрученная внутри пружина сорвалась с привычного стержня и пошла раскручиваться, набирая обороты, бросаясь искрами и сдавливая лёгкие. Яркая вспышка света, прыжок в небо с космической скоростью и плавное, бестелесное опадание. Встреча с самим собой…

Открыв глаза, он увидел Аню. Маленькие грудки царапнули лицо — девушка тянулась к полотенцу, висевшему в изголовье. Крошечные треугольники с гладкими круглыми сосками цвета кофе с молоком. Достав полотенце, девушка заметила направление Ромкиного взгляда и тайное желание, мелькнувшее в нём.

— Прикоснись ко мне, — прошептала едва слышно, но он услышал. Погладил указательным пальцем выпуклый сосок и, приблизившись, приник к нему губами. Обвёл вокруг языком, прорисовывая контуры и сделал несколько глотательных движений, причмокнув от удовольствия. Аня застонала.

Кто-то дёрнул дверь снаружи, постучался, снова дёрнул и всё смолкло.

— Тихий час окончен. Что там у вас дальше по графику?

— Ужин, — Ромка упал затылком в подушку и сладко зевнул.

— Я тебя утомила…

— Нет, что ты! Аня, знаешь, обычно такие слова говорят после долгих лет знакомства, а мне хочется сейчас сказать — как здорово, что ты есть…

Из палаты девушка вышла просветлённой, оставив тревоги за незримой чертой вместе с кошмарами и самоедством. Она победила демонов и поцеловала прекрасного принца. Теперь всё будет хорошо. Не может быть плохо. Просто не имеет права! В руках она комкала вафельное полотенце, впитавшее прозрачную густую влагу с Ромкиного живота — их общий любовный коктейль. Машинально спрятала руки за спину при виде Марка. Он шёл ей на встречу, издалека почувствовав разительную перемену в девушке. Распушившиеся волосы, небрежно собранные в хвост, блестящие глаза и глупая счастливая улыбка больно укололи в сердце. Не надо прятать полотенце, когда всё написано на лице. Заглавными буквами. Хотел пройти мимо, не смог.

— Ты откуда?

— Оттуда. Извини, мне надо идти в гостиницу. Увидимся завтра.

Почему так больно? Ты же сам её оттолкнул! Безвольная тряпка. И где наш папа, решающее слово за ним…

Вспоминая нашу последнюю встречу, я каждый раз пытаюсь мысленно её пережить, не упустить ни одной детали, даже самой незначительной. То утро было отчаянно солнечным в преддверии холодной и дождливой осени. Но осень наступит потом, позже, и не важно, какой она будет без него.

Мы встретились в коридоре. Ромку опять куда-то везли на высокой каталке. Да, очень высокой — она доходила мне до диафрагмы. Я догнала его и сразу испугалась, он смотрел на меня, словно просил прощения.

— Аня, я чувствую себя предателем!

— Но что случилось?

— Мне будут делать трансплантацию. И я не смог это остановить, понимаешь?

Значит, Эдуард Петрович добился своего. Конечно, Андрвал предупреждал, что именно так всё и произойдёт. Я огляделась — Марка нигде не было.

— Куда тебя увозят?

— Переводят в другое отделение… Сегодня начнут облучать.

Ах, точно, стопроцентная изоляция от внешнего мира во избежение инфекции. Затем пересадка и два-три месяца ожидания результатов приживления. Мне стало тревожно за него.

— Аня! — каталка упёрлась в двери лифта.

Надо что-то сказать! Весомое, запоминающееся. Вечное… Но что? Я вдруг поняла — нет слов, способных выразить то, что я чувствую сейчас. Их ещё не придумали.

— Постарайся выдержать. Пожалуйста!

— Ладно.

— Я буду ждать тебя. Всё время.

— Аня…

Внезапно двери лифта со скрипом разверзлись. Два жутких стеклянных глазка в металлической оправе исчезли в стенных проёмах, открыв уютное нутро древестного цвета.

— А-анечка…

Никогда не забуду огромных сине-серых глаз, надломленных бровей и пронзительной улыбки на бескровных губах. Стеклянные глазки снова съехались. Через них можно было увидеть, как лифтёр нажимает нужную кнопку, оборачивается к санитару и всё покрывается чёрной пеленой. Мне стало дурно. Уперевшись руками в мёртвые двери и опустив голову, я переждала, пока тошнота отступит, и только тогда, оттолкнувшись от них, поплелась куда-нибудь сесть. Не хотелось ни о чем думать, никого видеть и никуда двигаться. Сколько я так просидела? Пять минут или пять часов, не знаю. Часы забыла в гостинице, очень спешила.