В памяти воскресла его тогдашняя длинноногая возможность, лениво потягивающая Мартини. Кривая усмешка свела скулы. Боже, Анна, ты ревнуешь?

— Я наблюдал за вами. За мимикой, движениями.

— Давай переходить на ты, раз уж начал говорить комплименты.

— Ты обиделась.

— Нет. Мне часто льстят в баре. Но здесь так принято. И я не принимаю это всерьёз.

— По-твоему, все врут?

Я пожала плечами:

— За всех не поручусь, но большинство — да.

Он отставил стакан в сторону и наклонился ко мне:

— А хочешь я опишу тебе тебя? То, что я вижу.

— Попробуй…

В этот момент в двери ввалилась компания из четверых мужчин и девушки. Пора возвращаться к работе. Как жаль, нас оборвали на самом интересном месте. Он тоже поднялся и спросил:

— Можно я прийду проводить тебя?

— Мы поздно закрываемся.

— Тогда я прийду поздно.

День тянулся бесконечно долго. Я усилием воли подавляла в себе желание всё время пялиться на часы. Когда же взгляд случайно натыкался на них, выяснялось, что прошло всего лишь каких-то десять минут. Посетителей было мало, что неудивительно для понедельника. Обычно серьёзные напитки привлекали народ во второй половине недели, а в пятницу и субботу собиралось пиковое количество жаждущих.

Чтобы я не скучала, Лёвка приволок бумаги, маркер и заставил меня проверить сертификацию новой партии алкоголя. Затем нужно было отмаркировать бутылки согласно срокам годности. Процесс трудоёмкий и нудный, как головная боль, отвлекающая от зубной. Марк пришёл, когда я сверяла проделанную маркировку с накладными. Оторвав глаза от бумаг, я увидела его прямо перед собой. Нас разделяла только стойка. Стойка-форватер: здесь моя территория, там — его. И не переплыть, не перелететь. Он протянул мне розу с длинным стеблем и нераскрывшимся бутоном цвета сливочного капуччино.

— Здравствуй!

— Привет… Кажется здоровались сегодня.

— Я не забыл. Ты выглядишь усталой, захотелось пожелать тебе здоровья.

— Спа-си-бо, — получилось по слогам, — подожди меня полчасика. Я всё закончу, соберусь и пойдем. Только учти — до моего дома неблизко.

— Я рад.

Пять автобусных или три трамвайных остановки мы преодолели слишком быстро. Хотя и двигались медленно. Долгое время молчали, не испытывая от этого неловкости. Я часто подносила розу к лицу, вдыхая едва уловимый аромат. Заговорила первой:

— Всегда мечтала встретить человека, с которым приятно молчать…

— Разве таких мало?

— Наверное. Обычно, если мой собеседник умолкает, я виню себя в затянувшейся паузе. Мне кажется, что ему со мной неинтересно.

— У тебя заниженная самооценка, — он взял меня за локоть, когда мы переходили дорогу.

— Я знаю. Это мнительность. Именно поэтому с самого начала я подбираю ко всем ключи и темы.

— Ко мне тоже? — Марк был много выше и слегка наклонился вперёд, чтобы заглянуть в моё лицо.

— Нет. К тебе нет, — я не обманывала, чутко улавливая его симпатию.

— И мне приятно с тобой молчать. И говорить, и слушать. Давно не встречал такой девушки…

— А что, с другими иначе?

Он улыбнулся:

— Я знаю, ты вспомнила Карину. Мы вместе заходили в бар.

— Её зовут Карина? Твоя Карина фальшива с ног до головы.

— Она не моя, — Марк поморщился. — Она своя собственная. А почему фальшива?

— Во-первых, мне не нравятся темноволосые Снежаны и блондинистые Карины — они не соответствуют имени. Все равно, что леденец обозвать шоколадной конфетой. Вдобавок она крашенная.

Марк тихо засмеялся:

— Знаешь, Анна, я с этой позиции Карину не рассматривал.

— Давай не будем обсуждать ваши позиции. Дело-то сугубо интимное.

Теперь он хохотал: "Давай! Извини за каламбур."

На горизонте тёмной громадой вздыбился наш микрорайон. Хотелось оттянуть момент расставания.

— Скажи, у тебя есть парень?

— Нет. У меня есть девушка.

— В каком смысле?

— Да в самом прямом. Мы неразлучны с детства. Вместе поступили в университет, живём вместе. Во-он в том доме.

Мне показалось, или на лице Марка мелькнуло разочарование:

— Значит мы почти пришли. Давай как-нибудь ещё погуляем?

— Давай…

— Только когда тебе отдыхать? Такая нагрузка.

— Я неплохо отдохнула на свежем воздухе. Спасибо, что вывел на прогулку, — чуть-чуть лукавила: за день, проведённый у барной стойки, гудели ноги. Зато мозг насытился кислородом, а душа трепетала от близости идущего рядом красивого мачо.

— На кого ты учишься, Анна?

— Пока на филолога. В будущем думаю перепрофилироваться.

— И какую стязю ты выбрала?

— Пусть это будет моим секретом, ладно? Нельзя хвалиться заранее — может не получиться.

Мы остановились у подъезда. Я задрала голову, пытаясь разглядеть его лицо в сумерках близящейся полночи, и наткнулась на широкий подбородок. Марк смотрел вдаль поверх моей головы и молчал.

— Эй! Ты так и не рассказал мне мою внешность…

Кадык на крепкой шее дёрнулся:

— Ещё успею. Будет повод увидеться.

Наконец, он опустил голову и заглянул мне в глаза.

— Выбирая для тебя цветы я понятия не имел, что тебе нравится. Эта роза стояла в вазе одна-одинешенька. Сорт называется очень красиво — Фламинго. Но у птиц фламинго нежно-розовое оперение, а наша роза совсем не розовая, — он перешел на шепот. Я тоже:

— Она цвета кофе с молоком.

Марк покачал головой:

— У неё цвет твоей кожи. Приглядись повнимательнее.

Мы почти соприкасались лбами над загадочным бутоном.

— Ты не поцелуешь меня на прощанье? — это вырвалось непроизвольно.

Он отступил назад:

— Нет.

Я удивилась:

— Почему?

— Не так быстро. Не будем торопить события…

От этих слов моя внутренняя дрожь усилилась, срывая дыхание:

— Тогда до встречи. И спокойной ночи, Марк.

— До встречи. Мы очень скоро увидимся…

Мы не увиделись ни через день, ни через неделю, ни через две. Переступая порог бара, я уговаривала себя, что он прийдёт именно сегодня. Он не приходил. Приближаясь к дому, искала его глазами. Напрасно. Всё это время я думала о нём. Возможно, случилась какая-то беда, знать бы какая. Неизвестность угнетала меня. К середине июня наступили жаркие деньки — сессия. Елена свои экзамены сдала, особо не напрягаясь. Ей предстояло ехать домой ухаживать за больной Эммой, которая недавно перенесла инсульт. Бабулю уже выписали из больницы, но последствия болезни не замедлили на ней сказаться. Она передвигалась с трудом, часто мучили головные боли и провалы в памяти.

Чемодан мы собирали вместе, в основном складывая туда домашние принадлежности. Многие летние вещи с прошлого года оставались дома и поэтому отпала необходимость перетаскивать их с места на место. Главное, без чего Елена Белозёрцева не могла теперь обходиться, был ноутбук — воистину, вещь незаменимая. Моя младая переводчица уже побывала в редакции, где ей вручили для перевода пару захудалых любовных романов.

Мне пришлось выслушать целую историю, как из под её маленького точеного носика увели большое серьёзное произведение.

— Там было, что переводить! Ты не поверишь, когда я бегло просмотрела рукопись, то сразу поняла — такой шанс выпадает раз в пять лет…

Я верила. Какой-то Франц Мюлльрих в дневниковой форме корреспондента газеты описал события пост-советского времени в странах бывшего социалистического лагеря. Падение Берлинской стены, Косово, румынские разоблачения. Походя, бродячий журналист зацепил пером горячие точки: Афганистан, Нагорный Карабах, Западный берег реки Иордан, Чечню. Но это было не главное. Изюминка чтива заключалась в сексуальных вкраплениях, как бисер нанизанных на каждую страницу.

— Не берусь судить о том, где правда, где художественный вымысел в его исторических фрагментах, но постельные сцены там сильные! Предательство, кровь, вера и эротика — крутой коктейль, Анюта! — Лена облизнула губы и прокашлялась:

— И всё это мимо меня! Доверили какой-то грымзе Нине Иосифовне. Я против неё ничего не имею, переводы качественные, но сухие, больше научные. Ха, представь, Анька, занятие любовью с её подачи: " Он прикоснулся губами к её губам и к утру они проснулись в объятиях друг друга…" Всё. При дословном переводе самого Франца: "…Он заглотил её язык и вонзил ей… между…" Фу, гадость, конечно.