Доктор Баворка одним махом расстегнул блестящую молнию, пошарил на дне папки и вынул из нее четыре продолговатые, обтянутые зеленым бархатом коробочки. Первую он передал Алене, пожав ей при этом руку так, что она ойкнула.

— Это всего лишь скромное вознаграждение, скорее — сувенир, но, может быть, тебе понравится. И спасибо за отвагу, теперь это редкость, особенно когда нужно просто сделать доброе дело.

Смущенная Быстроножка мялась, переступая с ноги на ногу.

— Да почему же я… Это скорее Станда с Иваной и Лойза с Мишкой… и Тонда.

— На всех хватит, — сказал элегантный бородач, вручая по коробочке и нам.

Столпившись посреди разбросанных опилок и грязных ведер, мы беспомощно, в полной растерянности смотрели друг на друга. Из опыта различных торжественных собраний, в которых участвовал наш пионерский отряд со своей культурной программой, мы помнили, что кто-то из награжденных должен выступить и сказать ответное слово. В нашем случае эта обязанность ложилась на меня, хотя оратор из меня не так чтобы очень. Скорее всего, и тут я уродился в отца.

— Вы даже не взглянете на подарки? — удивилась Ивана, вызволив нас из плена мучительных раздумий.

Само собой, мы все, как один, открыли крышки зеленоватых коробочек и остолбенели.

В коробочках лежали позолоченные часы с механическим заводом и обозначением даты. Станда тут же заявил, что эту торжественную минуту нужно увековечить, и все общество перебралось на подворье замка, где наш вождь и запечатлел нас на фоне министерской «Татры». Потом у себя в гостиной мы устроили «небольшой второй завтрак», как выразилась Ивана, но в наших условиях это было просто царское угощение, состоявшее из ветчины с яйцом, маринованных огурчиков и цветной капусты. Толстый волк не знал, куда глядеть: то ли на часы, то ли на заставленный яствами стол. И принял соломоново решение — положил раскрытую коробочку на тарелку и, не сводя с нее глаз, набивал себе брюхо вкусной едой.

Бородатый представитель министерства, стряхнув носовым платком крошки с бороды, поблагодарил за угощение и, взглянув на часы, поднялся.

— Профессора Никодима мы на время оставим у вас, — сказал он, положив руку на плечо седовласому старцу. — Это наш лучший знаток старинных мастеров, он с удовольствием посмотрит всю живопись, сохранившуюся в замке. Может, без всяких результатов, но может, и… — Он не договорил.

— Да тут одни графы, графини да генералы, — сказал я. — И еще рыцарь на коне.

— Дело не в том, что изображено, а чья это работа, — ответил сотрудник министерства. — Профессор Никодим разберется.

Он попрощался с нами, сел в свою «Татру-603», а мы проводили его до самой дороги, выбежав за ворота, и махали до тех пор, пока машина не вывернула на шоссе, ведущее к Винтицам. Чемоданы профессора и все картины, собранные в одной из отремонтированных комнат, мы с помощью Станды принесли в комнату второго этажа, которую когда-то занимал пан Гильфе. Если я не ошибаюсь, картин было двадцать три. Да еще четыре, самые большие, мы оставили на прежнем месте, потому что, бегло осмотрев их, профессор махнул рукой и объявил, что не стоят они того, чтобы с ними возиться.

До наступления вечера оставалось еще четыре часа, а в бельэтаже были не убраны две комнаты. Мы решили, что сегодня одну, по крайней мере, мы еще осилим, но радость, доставленная неожиданным визитом, удвоила наши силы, и в восьмом часу мы ворвались в кухню к Иване с ликующим воплем: «Порядок!»

Еще до захода солнца мы вдоволь набарахтались в бассейне с фонтаном, который, благодаря нашим со Стандой стараниям, превратился во вполне пристойное место для купания — вода там прогревалась солнцем. Устроившись в коридоре на тюфяках, Тонда произнес последнюю фразу, чем и завершил этот вечер:

— Ну и денек выдался!

И в том, с какой интонацией это было сказано, чувствовалось полное Тондино удовлетворение.

Станда предрекал, как вы помните, что после раскрытия тайны замковой живописи нас до конца пребывания ждет одна только работа, ее немало! По-своему он был прав, потому что только ему была известна точная разверстка работ, которые следовало выполнить за месяц, и только он мог подсчитать, что времени у нас, в общем-то, должно хватить.

Он недооценил лишь нашу неимоверную активность и инициативу, как любит повторять у нас классный, если кто-нибудь на уроке то и дело поднимает руку. Но наступило время субботнего второго завтрака, и мы — так уж повелось! — захватив ломтики сыра и кружки с чаем, устроились под серебристыми елями. Станда разложил на коленях свои бумаги.

— Итак, молодые люди, — сказал он и поднял вверх листок, чтобы привлечь к себе внимание, — сегодня мы выполнили последнее из заданий, которые определили нам в комитете. Замок отремонтирован, мебель расставлена, остальное — забота мастеровых, они придут сюда после первого августа. Я думаю, что…

Мы не дали ему договорить. В один миг его окружили скачущие и улюлюкающие голодранцы, которые, держа в одной руке надкусанные ломтики сыра, а в другой — расплескивающийся чай, исполнили победный танец. Какое-то время он наблюдал наше буйство, но, когда топочущий Тонда обрызгал бумаги горячим чаем, прогудел повелительно:

— Кончайте, психи! Извольте сесть, я еще не договорил!

Потребовалось немало усилий, чтобы унять необузданные страсти, как наш директор именует классный галдеж.

— Я думаю, — повторил Станда, повысив голос и заглушив последние наши выкрики, — что теперь пора решить, что делать дальше. Собственно, у нас две возможности — или ехать в Гра…

— Нет! — заорали мы на весь парк, так что Станда заткнул уши.

— Хорошо, хорошо, значит, домой не поедем…

— Ура-а-а! — Наш вопль взлетел к самому небу.

— Но бездельничать всю неделю — не пойдет!

Сразу наступила тишина. Неужели Станда выдумал еще какую-нибудь работу?

— Слушайте! Все, что нам положено было сделать, мы проделали, честь вам и хвала. Заставлять вас работать еще я не имею права, это обсуждению не подлежит.

«Это он подсказывает нам правильное решение, — подумал я. — Или мы добровольно возьмемся за новую работу, или — шагом марш! — направление Градиште».

— Нет уж, говорите прямо, что у вас на уме, — вдруг предложил Мишка, изобразив на лице муку.

Станда рассмеялся:

— Прямо так прямо. Я подумал, что мы могли бы насушить грибов для столовки или продать их, а деньги положить в вашу пионерскую копилку. Дошло до меня также, что вы хотели организовать водную секцию, а денег на каноэ нет. Что если…

— Здорово! — воскликнул Мишка и затрубил в пустой стакан. — Водная секция — внимание! К торжественному спуску каноэ на воду — направо! Как мы его назовем?

— Овчарка Казан! — крикнула Алена, как будто лодка уже была спущена на воду.

— А может, лучше отдать грибы в школьную столовую? — несмело предложил Тонда. — Зимой картофельный суп с грибами вполне…

— Нет, Толстяк, хватит, — миролюбиво произнес Мишка, — мы тебя знаем, ты больше всего заботишься о своем пузе, в каноэ тебе и не влезть, но теперь тебе придется на все сто подчиниться команде. Ясно?!

Последнее слово Мишки прозвучало уже как угроза, и Толстый волк поспешил согласиться, и только безвозвратно исчезающий вдали призрак картофельной похлебки с грибами заставил его шмыгнуть носом.

— Значит, договорились, — подвел итог Станда и собрал свои бумаги. — С утра в понедельник начнем, до обеда подготовим грибы для сушки, а после обеда будем предаваться лени. Да, не хочет ли кто в воскресенье навестить домашних?

Встретиться с родными мечтали только Быстроножка и Толстый волк. Алена — чтоб утешить и успокоить мамочку, а Тонду, без сомнения, манила богатая бабушкина кладовка. После обеда мы проводили их до остановки, передали кое-какие поручения нашим близким и наказали, чтоб они, бога ради, не проговорились председателю Рабасу о том, что у нас уже все сделано.

Солнце палило нещадно, так что мы с Мишкой выплескали из бассейна всю воду. Станда со своими фотоядами удалился в темную комнату, а Ивана предпочла устроиться на газоне. «Вот невезенье, вечно приходится на кухне сидеть», — сетовала наша хозяюшка, подставляя лицо солнечным лучам. Вдоволь набрызгавшись, мы улеглись рядом с нею и позволили солнцу поджаривать наши тела. Оно стояло очень высоко, немилосердно опаляя все вокруг.