Пьеса закончилась, танец вызвал бурю аплодисментов, хор выстроился полукругом, учительница музыки ударила по клавишам, и вот они уже «понеслись в лодке» – легко, с воодушевлением.

Оливия, стоявшая за кулисами, чтобы подсказывать, подумала, что, если мистер ван дер Эйслер задремал, сейчас они его точно разбудят.

Они спели Гилберта и Салливана, а потом – грустную песню про снег. Детям она не нравилась, но учительница включила ее в концерт. Первый куплет они пропели хорошо, с энтузиазмом простонали: «О-о, снег», но на втором куплете запнулись. Оливии пришлось подсказывать. Несколько личиков в панике повернулись к ней, руководительница хора повторила проигрыш еще раз, но никто не пел. Тогда Оливия тихонько запела, внятно выговаривая слова, и вскоре хор тоненьких голосов с облегчением подхватил песню. Заминка вышла небольшая и не испортила прекрасного впечатления от выступления, маленьким артистам горячо аплодировали.

Позже, когда дети стали разъезжаться, мистер ван дер Эйслер пошел искать Оливию. Он нашел ее в одной из комнат. Оливия, стоя на четвереньках, шарила рукой под шкафом.

– Должен сказать, – с удовольствием заметил он, – что вы хорошо смотритесь под любым углом.

Она поднялась во весь свой великолепный рост и, покраснев до ушей, сказала:

– Я искала теннисную ракетку. Что вам надо?

– Строга! Напоминаю: буду ждать вас послезавтра в десять утра. – Он улыбнулся, кивнул ей и повернулся, чтобы уйти. – А вы хорошо поете, – заметил он на прощанье.

Следующий день Оливия провела в работе, делая, что ей говорили, потом пришла к себе во флигель и стала собираться к отъезду. В голове у нее все смешалось. С одной стороны, ее охватывало приятное возбуждение при мысли, что она снова его увидит. С другой стороны, одолевали сомнения, можно ли дать себя завлечь в некоего рода дружеские отношения. Ну, увижу его еще раз… последний раз, повторяла Оливия, слабея, ведь он сказал, что повезет Нелл в Голландию. Возможно, назад девочку привезет уже ее мать. К тому же Оливия подозревала, что он и мать Нелл собираются пожениться.

Это простая любезность, решила Оливия. Вполне естественно подвезти человека, если едешь в Лондон в тот же день, что тут такого? Ее угнетала мысль о Силвестер-Кресент. Приятно будет снова увидеть мать, но полтора месяца жизни с бабушкой ее пугали.

К десяти часам она заперла дверь, отнесла ключ школьному сторожу и вышла. «Бентли» уже стоял у входа, и мистер ван дер Эйслер, держа руки в карманах, прогуливался вдоль цветника, окаймлявшего территорию школы. Он сразу ее заметил, взял у нее чемодан, уложил в багажник и открыл дверцу машины.

– Доброе утро, – резко сказала Оливия.

– Не смотрите так сердито. Вы улыбнетесь, если я скажу вам «доброе утро»?

Она засмеялась.

– Не говорите чепухи. Я вам очень благодарна. Он не стал препираться, сел за руль, и они поехали.

– Я вам тоже, – сказал он. В замечании для нее таилась загадка.

– Надеюсь, Нелл рада побыть с бабушкой?

– Нелл всегда хорошо с ней. Через неделю я отвезу девочку в Голландию, когда сам поеду.

– Мне ее жалко, она так огорчилась из-за мамы, но она ведь быстро утешилась, верно?

Он пробормотал что-то невнятное. Ему пришлось долго успокаивать Нелл, расстроенную тем, что мама не приехала, и это было нелегко.

Его бормотание не обещало ничего хорошего. Оливия притихла, наслаждалась пейзажем или разглядывала его руки, лежавшие на руле. Они были большие и ухоженные.

Некоторое время они ехали в молчании, которое странным образом сближало их. Наконец он сказал:

– Как насчет кофе? Не знаю, как вы, а я встал рано, мы с Нелл выводили гулять собак.

– Вы любите собак?

– Да, у меня есть овчарка по имени Ахилл, я взял пса еще щенком. Я хотел бы и здесь в Англии завести собаку, но у меня слишком мало свободного времени. У моей экономки есть кошка. Вы любите кошек?

– Да, у нас было две кошки и собака, староанглийская овчарка. Когда нам пришлось уехать, кошек взяла кухарка, а собака умерла как раз перед нашим отъездом. А кошку вашей экономки как зовут?

– Берти. – Он улыбнулся. – Оливия, нам с вами нужно сделать остановку. Вот место, где мы выпьем кофейку.

Они сидели в придорожном кафе, пили кофе на солнышке.

– Скажите, Оливия, что вы собираетесь делать? У вас должны быть какие-то планы.

– Что толку строить планы? Надеюсь, мисс Кросс оставит меня в школе, и в учебное время мама будет жить со мной. Вы же знаете, с бабушкой нелегко. Раньше я думала, что могла бы в свободное время учиться. Чему-нибудь такому, чтобы на жизнь зарабатывать. Как вы думаете, мне не поздно стать медсестрой?

– Нет, но надо три года учиться. И по окончании обучения очень невелик шанс, что вы получите такую зарплату, которая позволит оплачивать жилье… Я не хочу поднимать вопрос о Родни, но были же в вашей жизни другие мужчины, Оливия?

– О да, у меня было много друзей, и думаю, я могла бы за кого-то из них выйти замуж, если бы папа не умер, оставив нас в таком стесненном положении. Хотя сейчас я сомневаюсь, что была бы счастлива.

– Все к лучшему. Ждите своего мужчину, Оливия.

– О, я жду, – заверила его она.

И только снова сидя с ним в машине, поняла, что ей не надо ждать своего мужчину. Он уже был здесь и сидел рядом.

Мистер ван дер Эйслер говорил о чем-то незначительном, и ее возбуждение понемногу улеглось. Ей бы спрятаться в какое-нибудь тихое место и подумать. Конечно, она не должна его больше видеть, надо перестать думать о нем, и чем скорее, тем лучше. Обыденный голос спутника оборвал ее размышления.

– У Бекки уже готов ленч. Пообедаете со мной, Оливия? А потом я отвезу вас домой.

Вот и конец всем ее добрым намерениям! Вылетели в окошко. Она сказала счастливым голосом:

– О, спасибо, как чудесно! А это не отвлечет вас от работы?

– Нисколько. Я свободен до конца дня. – Он говорил совершенно будничным тоном. Затем погрузился в молчание, и ей стало неудобно, что она не знает, что сказать. Спасительным предметом разговора была погода да еще вид из окна, и эти темы она развивала некоторое время, а мистер ван дер Эйслер, заметив, что ей с ним почему-то неловко, поощрял уместными спокойными репликами столь несвойственную ей разговорчивость. Постепенно к Оливии возвращалась ее обычная сдержанность, и к тому времени, как он остановился перед домом, девушка уже вполне владела собой.

Он заранее предупредил Бекки, что к ленчу у него будет гостья, и экономка открыла дверь с широкой улыбкой на стареющем лице, впрочем исподтишка изучая Оливию.

– Это Бекки, моя домоправительница, – представил он, – а это мисс Оливия Хардинг, она работает в школе, где учится Нелл.

– Очень приятно, – произнесла Бекки. – Наверное, мисс Хардинг захочет привести себя в порядок, я провожу ее, а вы пока просмотрите почту, мистер Хасо.

Подчиняясь мягкой тирании старой хранительницы очага, Оливия последовала за Бекки.

Мистер ван дер Эйслер ждал ее в гостиной, стоя у двери, выходящей в очаровательный маленький сад. Приветливая комната была обставлена антикварной мебелью и удобными современными креслами, сразу возникало ощущение, что жить здесь приятно. Берти, кошка Бекки, сидела на столике у стены и умывалась; она прервала свое занятие, чтобы посмотреть на Оливию, а мистер ван дер Эйслер опустил письмо, которое читал, и пригласил ее сесть у окна.

– Перед ленчем неплохо будет выпить. Шерри? Или вы предпочитаете что-то другое?

– Шерри, пожалуйста. – Оливия огляделась: стены были почти сплошь увешаны портретами. Несколько минут хозяин и гостья о чем-то разговаривали, потом она спросила: – Можно посмотреть портреты? Это ваша семья?

– Да, английская ветвь. Моя бабушка была англичанкой, она оставила мне этот дом и все, что в нем находится. Я тут часто бывал в детстве и когда учился в Кембридже, так что чувствую себя тут, как в родном доме.