Андрей Старостин категорически не соглашался со стрельцовской оценкой, напоминая про великолепные физические данные Воронина — дар природы.

Но и «Динамо» достаточно было возвращения из Тбилиси Михаила Якушина, чтобы смена поколений произошла совершенно безболезненно. «Динамо» оставалось «Динамо» — и московское, как сказали бы теперь, дерби продолжилось. Однако базовой командой ближе к следующим Олимпийским играм стал «Спартак». Динамовское представительство оказалось много скромнее. Что отчасти компенсировало пребывание на главной роли Льва Яшина.

Герой нашей книги, хотя и болел с детства за «Динамо», попал, однако, в пятьдесят шестом — олимпийском — году в «Торпедо». И естественен сейчас вопрос: а несли ли новые времена перемены для торпедовцев, не могли юный футболист сожалеть, что не обратил на себя внимание динамовских тренеров?

Скачок, совершенный клубом московского автозавода, со всеми основаниями можно назвать самым большим из сделанных тогда московскими командами. Только совершенно очевидным это сделалось на рубеже шестидесятых. И в историю отечественного футбола Валерий Воронин входит именно в качестве — в самом высоком, напомню, качестве игрока, чей талант стал залогом превращения «Торпедо» в еще один столичный суперклуб.

…Воронин вошел в большой футбол на волне успеха, который непосредственно коснулся того «Торпедо», в чьем дубле проявил он себя, откуда делегировали Валерия в юношескую сборную, выступившую, впрочем, в международном турнире под флагом «Торпедо», чтобы не слишком рисковать спортивным престижем страны. Вот эта боязнь — из прежних времен. А сам факт участия юношей в международном соревновании — примета наступившей оттепели.

Можно ли сказать, что футбольная карьера Валерия Воронина целиком пришлась на либеральные времена? Можно, при условии, что будет сказано и про обманчивость социалистического либерализма.

Жертвой неприжившегося, неукоренившегося либерализма можно бы, в первую очередь, посчитать Эдуарда Стрельцова. Пожалуй, из сборной образца еще сталинского пятьдесят второго года никого бы и не отпустили на примерку костюмов без надзора. Как не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из динамовцев, собиравшихся в Англию, попал с тренировочного сбора на гулянку с участием непроверенных дам и собутыльников.

И все-таки Воронин, вкусивший прелести более раскованного — по тогдашним, само собой, меркам — пребывания за рубежом, почувствовавший в кармане призывное жжение валютных купюр, жертва оттепели в большей степени, чем Эдик. Случайно ли карьера его оборвалась в шестьдесят восьмом году, когда страна после событий в Чехословакии намекнула недвусмысленно и своим гражданам, что послаблений больше не будет…

Начнем с того, что вниманием динамовских тренеров Воронин обделен не был. Пусть Бесков в момент их знакомства считался тренером начинающим, но динамовским из динамовских.

К пятидесятому году он оказался главным из оппозиционеров по отношению к старшему тренеру «Динамо» Якушину. Позднее Бесков признавал, что в своих командах наиболее сердился на игроков, относившихся к его указаниям, как он к якушинским. Генералы, курировавшие «Динамо» в сезоне пятидесятого, ополчились на Михаила Иосифовича, уступавшего первенство Аркадьеву, — и опору нашли в нескольких ведущих игроках. И прежде всего в Бескове. Вместо сосланного в Тбилиси Якушина призвали тренеров не слишком властных — и Бесков, всегда конструировавший динамовскую атаку, практически стал играющим тренером. Но в сезоне пятьдесят третьего Якушина вернули. Тридцатитрехлетний Бесков, не блеснувший, по разным причинам, на Олимпиаде, несколько сник — ясно было, что ветеранов, способствовавших отставке Якушина, возвращенный тренер надолго в команде не задержит. Сам же лукавый Михаил Иосифович говорил: «Я заметил, что Костя стал ауты вбрасывать — и понял, что ему пора заканчивать…». Бесков стал помогать Качалину в сборной, но роль помощника его наверняка тяготила. Работа с детьми пошла у него великолепно — он для нее казался созданным, но за приглашение идти старшим тренером в «Торпедо» — в чужой лагерь — не мог не ухватиться.

Году в семьдесят четвертом, кажется, Валерий Воронин едва не получил срок за хулиганство. Пустяковый случай — бросил в кого-то пустым стаканом в ресторане «Огонек» — вполне бы обернулся неприятностями, не вмешайся муж сестры Вали. На суде собрались все торпедовцы. И я тоже пришел. Рассмешило меня, что у организованного Валей адвоката фамилия Трахтенберг — к футбольному обозревателю он, правда, никакого отношения не имел. В этого Трахтенберга вцепился помятый Олег Сергеев — он недавно вернулся из лечебно-трудового профилактория и утверждал, что там совсем неплохо: «Кушать дают и потом все же знают, что я — Сергеев». Сергеев мучил адвоката разъяснениями, какие все ребята в «Торпедо» умные, но Воронин и среди них выделялся… Умные ребята поглядывали на Олега с досадой: как бы он лишнего не ляпнул — и не испортил дела. И не думаю, что в ту минуту кто-нибудь вспоминал, как ездили в Италию на международный турнир для игроков шестнадцати-семнадцати лет. Я уже сам сейчас не помню, кто ездил с ними тренерами, но игру этим ребятам ставил Бесков. В команду входили и Воронин, и Численко… Сергеев был их на год младше, но имел лучшую прессу, прошел тогда первым номером. Я к тому, что Воронин вундеркиндом все же не был — поднимался, прибавлял от сезона к сезону, войдя на вершину своей футбольной силы к середине шестидесятых.

Если верить Мише Посуэлло — а я ему верю без всяких оговорок, — Воронин и в «Химике» произвел на него впечатление очень большого игрока в недалеком будущем. Но среди резервистов «Торпедо» собрались сплошь таланты — и выделиться сразу же никому из них не удавалось. Но важнее, что они великолепно смотрелись все вместе — мастера из основного состава в сравнении с ними выглядели бы просто архаично, если бы их игра не подчинена была Стрельцову с Ивановым.

У нас все наизусть знают фильм «Покровские ворота» — и не могли не обратить внимание, что автор Леонид Зорин как пример оттепели приводит фразу футбольного комментатора о двух необыкновенных молодых форвардах. Имена в картине не называются, но кто бы не догадался, что имеются в виду не кто иной, как Эдик и Валя?

Они и молодому тренеру Бескову могли сказать на установках: «Вы покороче, Константин Иванович!». Стрельцов с удовольствием вспоминал, что когда Бесков принимал участие в двусторонних играх, он с ними тягаться не мог, а они-то все равно считали его классиком футбола — и гордились, что наступил момент, когда они по ситуации выше.

Потом злословили, что Бесков ставил перед руководством невыполнимое условие: убрать из команды и Валю, и Эдика. Такого быть не могло. Бесков знал, как повезло ему с лидерами. Но и как утверждающемуся тренеру и педагогу по натуре ему интереснее работать было с такими дублерами, как Воронин, которые слушали его указания, разинув рот. И во всем ему подражали. Хотя сначала Валерий начесывал себе кок — «под Стрельцова». И уж позднее скопировал у Бескова прическу с идеальным пробором.

Рассказывая о молодости в дубле, Воронин не скрывал, что Эдуард Стрельцов относился к нему благосклоннее, чем Валентин Иванов. После Мельбурна даже подарил ему кожаные перчатки. А Валентин, когда Воронин подходил к столу, где старшие, допустим, в карты играли, обязательно посылал его за водой — и напутствовал: «Только пропусти струю, чтобы холодненькая была».

Когда мы, работая с Ворониным над статьей для «Недели», невзначай оставили в тексте это воспоминание, Валентин Козьмич, как сообщали очевидцы, пришел в ярость. Но при встрече с бывшим партнером от объяснений воздержался. Приветствовал только: «Ну, писатель…», добавив непечатное (в те, конечно, времена) выражение.

На скрытый упрек в дедовщине Иванов обижался не без оснований. Молодое, новое «Торпедо», ставшее в шестидесятом году суперклубом, начиналось с него — он пришел в команду в пятьдесят третьем девятнадцатилетним и очень скоро превратился в лучшего игрока, ни на чью, в общем, поддержку в достаточно возрастном основном составе не опираясь. Правда, великолепный человек, испанец Августин Гомес — капитан «Торпедо» — сразу выделил его среди новобранцев. А через год в команду пришел еще более юный Стрельцов. И уже в качестве лидера Валя Иванов принял его без ревности, сразу почувствовав, какие преимущества несет в себе их связка. Стрельцов потом говорил мне, что до того, как позвали их с Ивановым в сборную, никто из солидных партнеров по клубу паса ему не отдавал… И лишь «Кузьма» бывал ему на поле родственен.