Петруша, кружась с Аней, тихо разговаривал.
Но вдруг танцы прекратились. В дверях стоял Федор Андреич и глядел на танцующих.
– - Продолжайте, продолжайте! -- сказал он довольно весело и сел на стул.
Заслышав голос брата, Настасья Андреевна прекратила игру: танцующие, начавшие было вновь кружиться, тотчас же остановились.
– - Зачем остановилась? играй,-- заметил ей брат и, взяв Танечку от Феди, сделал круг вальса.
Всё остолбенело от удивления и не верило глазам. И когда он посадил Танечку на место, отвесив ей низкий поклон, старичок засмеялся.
– - Чего вы смеетесь? вы, кажется, в самом деле считаете меня стариком. Сыграйте-ка, сестрица, мазурку… знаете, старинную: по той мне легче.
И, взяв Аню, он пустился выплясывать со всеми старинными ухватками, становился на колени, вывертывался из ее рук.
Со всех сторон сыпались восклицания удивления.
– - Живей, живей! -- топая ногами и каблуками и носясь по зале, твердил Федор Андреич.
Угрюмое лицо его мало смягчилось, он скорее был неприятен в своей ненатуральной веселости. При окончании фигуры он приподнял Аню за талию и, прокружив ее в воздухе, посадил на стул, а сам, бросившись возле и вытирая платком лицо, сказал задыхаясь:
– - Уф, устал! -- и, обратись к учителю, повелительным голосом прибавил:-- Ну что же, берите даму.
Селивестр Федорыч засмеялся и искал глазами, где бы найти даму; но две дамы имели уже кавалеров, оставалась одна его жена.
– - Что же, начинайте! -- повторил Федор Андреич шутливо.-- Берите вашу жену.
– - Ну а я уж один потанцую,-- смеясь, сказал старичок, и, выступив на средину залы и приподымая свой халат, как дамы платье, он неповоротливо вертелся перед сухой фигурой учителя, тащившего нехотя за собой свою жену, которая, конфузясь, пятилась назад.
Смех раздался в зале. Старичок притряхивал плечами и прищелкивал языком. Федор Андреич приказал зажечь старинные канделябры, стоявшие вечно в гостиной, на ломберных столах; свечи в них с незапамятных времен не зажигались и только каждый год подвергались омовению. Мрачная зала осветилась и наполнилась музыкой, смешанной с говором, шарканьем и смехом. Вся дворня сбежалась в переднюю и глядела с удивлением на господ и залу, в которой, с тех пор как она была выстроена, в первый раз раздались смех, говор и танцы. Федор Андреич приказал даже подать какое-нибудь угощение для танцующих, а для себя, старичка и учителя -- вина, и, расхаживая по зале, угощал всех. Если Настасья Андреевна уставала играть, он сочинял в антрактах разные игры.
Пробило двенадцать часов: начались поздравления и целования. Федор Андреич со всеми перецеловался, даже с учителем и его женой.
Ужин был шумный и поздно встали из-за стола. Прощаясь с Аней, Федор Андреич спросил:
– - Вам было весело сегодня?
– - Да-с; благодарю вас! -- отвечала Аня и с жаром поцеловала его в щеку, а он, взяв ее голову в обе руки, осыпал поцелуями. Петруша стоял возле, ожидая очереди проститься с Федором Андреичем, который и его удостоил поцелуем.
Первый день, с тех пор как Аня поселилась в доме Федора Андреича, она ложилась спать такой счастливой и веселой, что долго не могла заснуть от волненья.
На другое утро мрачность вступила в свои права, и Федор Андреич по-прежнему хмурил брови.
Глава X
Долг. -- Прогулка
Праздники прошли быстро. Петруша должен был ехать в город. При прощанье он объявил о своем долге Настасье Андреевне, у которой ужас и гнев были первым порывом; но мольбы и отчаяние Петруши смягчили ее, и она обещала ходатайствовать за него у своего брата, потому что у ней самой в руках не было ни гроша.
Прощанье Петруши с Аней было трогательно: они плакали оба, клялись думать каждую минуту друг о друге и расстались до следующего праздника.
Уныние настало в доме после отъезда Петруши. Аня часто плакала.
Настасья Андреевна, как ни сбиралась объявить тайну Петруши своему брату, не находила удобной минуты; но, получив письмо от Петруши, где он просил ее поспешить высылкою денег, она решилась сказать всё брату, несмотря на его недовольное лицо в тот вечер.
Он играл с Аней в шашки, старичок следил за игрой, а Настасья Андреевна вязала чулок.
– - Братец…-- начала она нетвердым голосом.-- Петруша, уезжая, просил меня…
– - О чем? -- не отрывая глаз от игры, спросил ее брат.
Настасья Андреевна с минуту помолчала и наконец сказала:
– - Просить у вас прощенья.
– - В чем? -- и, взяв шашку, он прибавил, обращаясь к Ане:-- Прозевали!
– - Он очень, очень раскаивается и дал мне слово никогда этого не делать.
– - Опять!.. Ну, вы просто рассеянно играете! -- хмурясь, сказал Федор Андреич Ане и продолжал: -- В чем же он раскаивался?
– - Он не виноват: приятели…
– - Верно, уж долги появились? -- перебил сестру Федор Андреич.
– - Не сердитесь, братец; я его жестоко бранила.
– - Хорошо, хорошо! -- недоверчиво произнес Федор Андреич и спросил:-- А сколько?
Настасья Андреевна нетвердым голосом произнесла:
– - Триста!
Аня и старичок с ужасом переглянулись.
– - Гм… каково?.. У меня нет денег платить за него долги, и так он дорого стоит,-- покойно и решительно отвечал Федор Андреич и, обратись к Ане, прибавил: -- Ну-с, о чем вы думаете?
Аня поспешно подвинула шашку.
– - Братец, он дал расписку, и срок кончился,-- тоскливо заметила Настасья Андреевна после некоторого молчания.
– - Мне-то что за дело! вольно мальчишке верить.
– - Это будет пятно на его чести.
– - Кто велел ему ее пятнать!
Холодность, с какою говорил Федор Андреич, отняла всякую надежду у сестры; она пришла в отчаяние.
– - Братец, я прошу эти деньги дать для меня; неужели вы мне откажете?
– - Откажу, потому что вы их просите на баловство и поощрение мотовства…
И, горячась, он продолжал:
– - Да скажите мне, пожалуйста, вы просили у нашей покойной мачехи для меня денег? давала она мне столько, как я ему даю на содержание, а?
– - Он молод и в первый раз…-- заметил старичок.
– - Я тоже был молод, однако никому не давал расписок.
– - Может быть, дурные товарищи,-- опять сказал старичок.
– - И у меня были тоже товарищи… Впрочем, напрасно его оправдывать… Мне всё равно… Я сказал ему, что не буду за него платить долгов, когда привез его в город, и не заплачу.
И Федор Андреич углубился в игру. Никто его не смел более беспокоить, и партия длилась в глубочайшем молчании. Аня проиграла.
– - Желаете отыграться? -- спросил Федор Андреич.
– - Извольте! только с условием! -- весело отвечала Аня.
Она давно заметила, что ее веселое расположение часто смягчало суровость его, и теперь не ошиблась: он довольно ласково отвечал:
– - Говорите, какое?
– - Я скажу, если выиграю.
– - Что за тайны! говорите прежде.
– - Не скажу.
– - А я не согласен играть.
– - Я ожидала этого! -- с тяжелым вздохом сказала Аня и привстала со стула.
– - Кажется, вы изволили надуть губы? Садитесь.
Партия долго тянулась. Аня обдумывала каждый шаг, но перевес всё-таки был на стороне Федора Андреича, который подшучивал над горячностью Ани.
Но вдруг Федор Андреич сделал такую ошибку, что старичок с жаром воскликнул:
– - Да что вы сделали?
– - Эх! скажите, какая рассеянность! -- с досадою сказал Федор Андреич.
– - Да как это вы? что с вами сделалось! как вы этого не видали? -- приставал к нему старичок.
Он наконец недовольным голосом сказал:
– - Ну что вы заахали! разве нельзя ошибиться?
– - Выиграла! -- с силою ударив шашкой по доске, воскликнула Аня и, забив в ладоши, стала прыгать по комнате.
Настасья Андреевна и старичок не без удивления посмотрели на развязность Ани, до сих пор вечно застенчивой при Федоре Андреиче. А он был углублен в игру, как бы обдумывая проигранную им партию.
