Могучей силой вдохновенья

Страданья тела победи,

Любви, негодованья, мщенья

Зажги огонь в моей груди!

Крылатых грез толпой воздушной

Воображенье насели

И от моей могилы душной

Надгробный камень отвали!

1876

… Я сбросила мертвящие оковы

Друзей, семьи, родного очага,

Ушла туда, где чтут пути Христовы,

Где стерегут оплошного врага.

В бездействии застала я дружины;

Окончив день, беспечно шли ко сну

И женщины, и дети, и мужчины,

Лишь меж собой вожди вели войну…

Слова… слова… красивые рассказы

О подвигах… но где же их дела?

Иль нет людей, идущих дальше фразы?

А я сюда всю душу принесла!..

Декабрь 1876 или ноябрь 1877

Просит отдыха слабое тело,

Душу тайная жажда томит.

Горько ты, стариковское дело!

Жизнь смеется,- в глаза говорит:

Не лелей никаких упований,

Перед разумом сердце смири,

В созерцаньи народных страданий

И в сознанье бессилья – умри…

Декабрь 1876 или январь 1877

Видно, вновь в какой нелепости

Молодежь уличена,-

На квартиры возле крепости

Поднимается цена.

Каждый день старушки бледные

Наезжают в гости к нам

И берут лачужки бедные

По неслыханным ценам.

Оживает наша тихая

Палестина,- к Рождеству

Разоденусь, как купчиха, я

И копейку наживу.

Между 1874 и 1877

"…Вы в своей душе благословенной

Парии – не знает вас народ,

Светский круг, бездушный и надменный,

Вас презреньем хладным обдает.

И звучит бесцельно ваша лира,

Вы певцами темной стороны -

На любовь, на уваженье мира

Не стяжавшей права – рождены!.."

Камень в сердце русское бросая,

Так о нас весь Запад говорит.

Заступись, страна моя родная!

Дай отпор!.. Но родина молчит…

Ночь с 7 на 8 января 1877

Дни идут… всё так же воздух душен,

Дряхлый мир – на роковом пути…

Человек – до ужаса бездушен,

Слабому спасенья не найти!

Но… молчи, во гневе справедливом!

Ни людей, ни века не кляни:

Волю дав лирическим порывам,

Изойдешь слезами в наши дни…

Ночь с 8 на 9 января 1877

Есть и Руси чем гордиться,

С нею не шути,

Только славным поклониться -

Далеко идти!

Вестминстерское аббатство

Родины твоей -

Край подземного богатства

Снеговых степей…

Вам, мой дар ценившим и любившим,

Вам, ко мне участье заявившим

В черный год, простертый надо мной,

Посвящаю труд последний мой!

Я примеру русского народа

Верен: "В горе жить -

Некручинну быть" -

И, больной работая полгода,

Я трудом смягчаю мой недуг:

Ты не будешь строг, читатель-друг!

1 февраля 1877

В насмешливом и дерзком нашем веке

Великое, святое слово: "мать"

Не пробуждает чувства в человеке.

Но я привык обычай презирать.

Я не боюсь насмешливости модной.

Такую музу мне дала судьба:

Она поет по прихоти свободной

Или молчит, как гордая раба,

Я много лет среди трудов и лени

С постыдным малодушьем убегал

Пленительной, многострадальной тени,

Для памяти священной… Час настал!..

Мир любит блеск, гремушки и литавры,

Удел толпы – не узнавать друзей,

Она несет хвалы, венцы и лавры

Лишь тем, чей бич хлестал ее больней;

Венец, толпой немыслящею свитый,

Ожжет чело страдалицы забытой -

Я не ищу ей позднего венца.

Но я хочу, чтоб свет души высокой

Сиял для вас средь полночи глубокой,

Подобно ей несчастные сердца!..

Быть может, я преступно поступаю,

Тревожа сон твой, мать моя? прости!

Но я всю жизнь за женщину страдаю.

К свободе ей заказаны пути;

Позорный плен, весь ужас женской доли,

Ей для борьбы оставил мало сил,

Но ты ей дашь урок железной воли…

Благослови, родная: час пробил!

В груди кипят рыдающие звуки,

Пора, пора им вверить мысль мою!

Твою любовь, твои святые муки,

Твою борьбу – подвижница, пою!..

Я отроком покинул отчий дом.

(За славой я в столицу торопился.)

В шестнадцать лет я жил своим трудом

И между тем урывками учился.

Лет двадцати, с усталой головой,

Ни жив, ни мертв (я голодал подолгу),

Но горделив – приехал я домой.

Я посетил деревню, нивы, Волгу -

Всё те же вы – и нивы, и народ…

И та же всё – река моя родная…

Заметил я новинку: пароход!

Но лишь на миг мелькнула жизнь живая.

Кипела ты – зубчатым колесом

Прорытая – дорога водяная,

А берега дремали кротким сном.

Дремало всё: расшивы, коноводки,

Дремал бурлак на дне завозной лодки,

Проснется он – и Волга оживет!

Я дождался тягучих мерных звуков…

Приду ль сюда еще послушать внуков,

Где слышу вас, отцы и сыновья!

Уж не на то ль дана мне жизнь моя?

Охвачен вдруг дремотою и ленью,

В полдневный зной вошел я в старый сад;

В нем семь ключей сверкают и гремят.

Внимая их порывистому пенью,

Вершины лип таинственно шумят.

Я их люблю: под их зеленой сенью,

Тиха, как ночь, и легкая, как тень,

Ты, мать моя, бродила каждый день.

У той плиты, где ты лежишь, родная,

Припомнил я, волнуясь и мечтая,

Что мог еще увидеться с тобой,

И опоздал! И жизни трудовой

Я предан был, и страсти, и невзгодам,

Захлеснут был я невскою волной…

Я рад, что ты не под семейным сводом

Погребена – там душно, солнца нет;

Не будет там лежать и твой поэт…

…………………………….

…………………………….

…………………………….

…………………………….

И наконец вошел я в старый дом,

В нем новый пол, и новые порядки;

Но мало я заботился о том.

Я разобрал, хранимые отцом,

Твоих работ, твоих бумаг остатки

И над одним задумался письмом.

Оно с гербом, оно с бордюром узким,

Исписан лист то польским, то французским

Порывистым и страстным языком.

Припоминал я что-то долго, смутно:

Уж не его ль, вздыхая поминутно,

Читала ты в младенчестве моем

Одна, в саду, не зная ни о чем,

Я в нем тогда источник горя видел

Моей родной,- я сжечь его был рад,

И я теперь его возненавидел.

Глухая ночь! Иду поспешно в сад…

Ищу ее, обнять желаю страстно…