Гвардейцы черноусые

Словечко тоже вставили:

Где ж дурню деревенскому

Понять слова господские,

Особенно Последыша

Столь умные слова?

А Клим полой суконною

Отер глаза бесстыжие

И пробурчал: "Отцы!

Отцы! сыны атечества!

Умеют наказать,

Умеют и помиловать!"

Повеселел старик!

Спросил вина шипучего.

Высоко пробки прянули,

Попадали на баб.

С испугу бабы визгнули,

Шарахнулись. Старинушка

Захохотал! За ним

Захохотали барыни,

За ними – их мужья,

Потом дворецкий преданный,

Потом кормилки, нянюшки,

А там – и весь народ!

Пошло веселье! Барыни,

По приказанью барина,

Крестьянам поднесли,

Подросткам дали пряников,

Девицам сладкой водочки,

А бабы тоже выпили

По рюмке простяку…

Последыш пил да чокался,

Красивых снох пощипывал.

("Вот так-то! чем бы старому

Лекарство пить,- заметил Влас,-

Он пьет вино стаканами.

Давно уж меру всякую

Как в гневе, так и в радости

Последыш потерял".)

Гремит на Волге музыка,

Поют и пляшут девицы -

Ну, словом, пир горой!

К девицам присоседиться

Хотел старик, встал на ноги

И чуть не полетел!

Сын поддержал родителя.

Старик стоял: притопывал,

Присвистывал, прищелкивал,

А глаз свое выделывал -

Вертелся колесом!

"А вы что ж не танцуете?-

Сказал Последыш барыням

И молодым сынам.-

Танцуйте!" Делать нечего!

Прошлись они под музыку.

Старик их осмеял!

Качаясь, как на палубе

В погоду непокойную,

Представил он, как тешились

В его-то времена!

"Спой, Люба!" Не хотелося

Петь белокурой барыне,

Да старый так пристал!

Чудесно спела барыня!

Ласкала слух та песенка,

Негромкая и нежная,

Как ветер летним вечером,

Легонько пробегающий

По бархатной муравушке,

Как шум дождя весеннего

По листьям молодым!

Под песню ту прекрасную

Уснул Последыш. Бережно

Снесли его в ладью

И уложили сонного.

Над ним с зеленым зонтиком

Стоял дворовый преданный,

Другой рукой отмахивал

Слепней и комаров.

Сидели молча бравые

Гребцы; играла музыка

Чуть слышно… лодка тронулась

И мерно поплыла…

У белокурой барыни

Коса, как флаг распущенный,

Играла на ветру…

"Уважил я Последыша!-

Сказал бурмистр.- Господь с тобой!

Куражься, колобродь!

Не знай про волю новую,

Умри, как жил, помещиком,

Под песни наши рабские,

Под музыку холопскую -

Да только поскорей!

Дай отдохнуть крестьянину!

Ну, братцы! поклонитесь мне,

Скажи спасибо, Влас Ильич:

Я миру порадел!

Стоять перед Последышем

Напасть… язык примелется,

А пуще смех долит.

Глаз этот… как завертится,

Беда! Глядишь да думаешь:

"Куда ты, друг единственный?

По надобности собственной

Аль по чужим делам?

Должно быть, раздобылся ты

Курьерской подорожною!.."

Чуть раз не прыснул я.

Мужик я пьяный, ветреный,

В амбаре крысы с голоду

Подохли, дом пустехонек,

А не взял бы, свидетель бог,

Я за такую каторгу

И тысячи рублей,

Когда б не знал доподлинно,

Что я перед последышем

Стою… что он куражится

По воле по моей…"

Влас отвечал задумчиво:

"Бахвалься! А давно ли мы,

Не мы одни – вся вотчина…

(Да… всё крестьянство русское!)

Не в шутку, не за денежки,

Не три-четыре месяца,

А целый век… да что уж тут!

Куда уж нам бахвалиться,

Недаром вахлаки!"

Однако Клима Лавина

Крестьяне полупьяные

Уважили :"Качать его!"

И ну качать…"ура!"

Потом вдову Терентьевну

С Гаврилкой, малолеточком,

Клим посадил рядком

И жениха с невестою

Поздравил! Подурачились

Досыта мужики.

Приели всё, всё припили,

Что господа оставили,

И только поздним вечером

В деревню прибрели.

Домашние их встретили

Известьем неожиданным:

Скончался старый князь!

"Как так?"- "Из лодки вынесли

Его уж бездыханного -

Хватил второй удар!"

Крестьяне пораженные

Переглянулись, крестятся…

Вздохнули… Никогда

Такого вздоха дружного,

Глубокого-глубокого

Не испускала бедная

Безграмотной губернии

Деревня Вахлаки…

– --

Но радость их вахлацкая

Была непродолжительна.

Со смертию Последыша

Пропала ласка барская:

Опохмелиться не дали

Гвардейцы вахлакам!

А за луга поемные

Наследники с крестьянами

Тягаются доднесь.

Влас за крестьян ходатаем,

Живет в Москве… был в Питере…

А толку что-то нет!

(1872)

"Не всё между мужчинами

Отыскивать счастливого,

Пощупаем-ка баб!"-

Решили наши странники

И стали баб опрашивать.

В селе Наготине

Сказали, как отрезали:

"У нас такой не водится,

А есть в селе Клину:

Корова холмогорская,

Не баба! доброумнее

И глаже – бабы нет.

Спросите вы Корчагину

Матрену Тимофеевну,

Она же: губернаторша…"

Подумали – пошли.

Уж налились колосики.

Стоят столбы точеные,

Головки золоченые,

Задумчиво и ласково

Шумят. Пора чудесная!

Нет веселей, наряднее,

Богаче нет поры!

"Ой, поле многохлебное!

Теперь и не подумаешь,

Как много люди божии

Побились над тобой,

Покамест ты оделося

Тяжелым, ровным колосом

И стало перед пахарем,

Как войско пред царем!

Не столько росы теплые,

Как пот с лица крестьянского

Увлажили тебя!.."

Довольны наши странники,

То рожью, то пшеницею,

То ячменем идут.

Пшеница их не радует:

Ты тем перед крестьянином,

Пшеница, провинилася,

Что кормишь ты по выбору,

Зато не налюбуются

На рожь, что кормит всех.

"Льны тоже нонче знатные…

Ай! бедненький! застрял!"

Тут жаворонка малого,

Застрявшего во льну,

Роман распутал бережно,

Поцеловал: "Лети!"

И птичка ввысь помчалася,

За нею умиленные

Следили мужики…

Поспел горох! Накинулись,

Как саранча на полосу:

Горох, что девку красную,

Кто ни пройдет – щипнет!

Теперь горох у всякого -

У старого, у малого,

Рассыпался горох

На семьдесят дорог!

Вся овощь огородная

Поспела; дети носятся

Кто с репой, кто с морковкою,

Подсолнечник лущат,

А бабы свеклу дергают,

Такая свекла добрая!

Точь-в-точь сапожки красные,

Лежит на полосе.

Шли долго ли, коротко ли,

Шли близко ли, далеко ли,

Вот наконец и Клин.

Селенье незавидное:

Что ни изба – с подпоркою,

Как нищий с костылем;

А с крыш солома скормлена

Скоту. Стоят, как остовы,

Убогие дома.

Ненастной, поздней осенью

Так смотрят гнезда галочьи,

Когда галчата вылетят

И ветер придорожные