Решив так, отставной майор набрал номер своего агентства. После второго гудка звонок сорвался, и неживой женский голос сообщил, что Зайцев прозвонил свои денежки, надо заплатить еще.

Совет был правильным, но невыполнимым. Зайцев плюнул, дослал патрон в ствол своего пистолета и решил прорываться в одиночку.

Не успел он выйти из квартиры, как услышал цоканье подкованных каблуков. Зайцев осторожно высунулся из-за двери и посмотрел в лестничный пролет. По перилам скользила рука, иногда мелькало плечо с чистым погоном. Незнакомец был одет в армейский камуфляж.

"Солдат, что ли? Дезертир?" — удивился Зайцев.

Он метнулся в комнату и спрятал подзорную трубу в диван. Вору незачем знать, что его наблюдательный пункт найден. Достав пистолет из кобуры, отставной майор выскочил на лестничную площадку в тот момент, когда незнакомцу осталось подняться на пять ступенек. Позиция была идеальная и для выстрела, и для удара ногой в челюсть, а противник снизу вверх его не достанет.

— Дальше не ходи, — предупредил Зайцев, держа нацеленный пистолет у бедра.

Парень остановился. Лицо у него было спокойное.

— Я сторож, — сказал он. — Документики ваши, пожалуйста!

— Нет уж, сначала вы. — Удивляясь то ли глупости, то ли нахальству парня, Зайцев помахал пистолетом.

Аргумент был бесспорный. Пожав плечами, "солдат" протянул ему пенсионную книжку с вложенной справкой,

— "Предъявитель сего Красавин Николай Дмитриевич работает сторожем в ДЭЗ № 15", — вслух прочитал Зайцев и грозно уставился на парня: — Ты кого лечить вздумал, инвалид?! Я десять лет отпахал участковым, и никогда в таких домах не было сторожей!

Подозреваемый не смутился:

— А в этом есть. Под ним газопровод. На этажах газ отключили, но главную трубу нельзя перекрывать: она идет к другим домам. Зимой бомжи нашли кран, пустили газ на этажи и сидят у плиты, греются. А что в половине квартир утащили плиты и газ выходит, им наплевать…

Зайцев кивнул: понятно.

— А участковый наш Филипп Михалыч, — зачастил парень, — их накрыл и прибежал к нам в ДЭЗ. "Мне, — кричит, — не хватало, чтобы газ взорвался из-за того, что вы на стороже сэкономили!" Вот меня и взяли стеречь, временно.

Многословность этого Красавина остро не понравилась Зайцеву. Так подробно, с обращениями к неизвестным тебе людям, говорят, когда хотят обмануть или запутать. Но проверить сторожа было невозможно.

— А вы милиционер? Опер? — с доверчивым лицом спросил Красавин.

— Частный сыщик. — Зайцев, не выпуская из рук, показал свое удостоверение.

У парня было желтоватое лицо с нехорошей пористой кожей. "Правда инвалид. Какой-нибудь язвенник", — подумал Зайцев. Однако ни документы сторожа, ни его болезненный вид не отменяли подозрений сыщика. Слишком вовремя появился Красавин. Только Зайцев подумал, что вор будет проверять его, и пожалуйста: идет сторож, документы спрашивает. И Зайцев не убрал пистолета.

— Повернись спиной, — приказал он.

Сторож повиновался со снисходительной улыбкой, мол, ваша сила — издевайтесь.

Чувствуя себя виноватым, Зайцев быстро, но тщательно обыскал его и приказал:

— Иди вперед.

— Я еще обход не закончил, — просительным тоном сказал сторож.

— Успеешь. Иди.

Армейские башмаки Красавина зацокали по ступенькам. Тоже мне, сторож! Его же за версту слышно… Зайцев читал, что в Средние века ночные сторожа ходили по улицам, стуча в колотушку, а городская стража била в щиты. Преступников распугивали, а они, спрятавшись и пропустив шумную охрану, продолжали заниматься своим делом. Поэтому в двадцатом веке придумали скрытое патрулирование, когда борцы с преступностью маскируются под таксистов, уличных продавцов, запоздалых прохожих. Грабитель, раз попавшись на такую удочку, начинает бояться каждого человека, подозревая в нем полицейского…

Мысли отставного майора перелетели к диванчику, на котором ему так и не довелось посидеть, наблюдая за двором, и вернулись к сторожу. Допустим, вор успевает уйти со своего наблюдательного пункта, услышав цокот подковок. Подзорную трубу он прячет в диван, а сторож настолько нелюбопытен, что не догадался туда заглянуть. Но плед, новенький шерстяной плед на диване (наверняка ворованный)! Это же месячная зарплата сторожа, а Красавин его не берет. Стало быть, знает, кто его оставил… А Зайцев теперь знал, где ждать засаду.

Сторож, а за ним сыщик спускались на первый этаж, погружаясь во тьму. Лестничное окно здесь было заколочено досками, в щели слабо пробивался дневной свет. Сейчас Красавин войдет в квартиру с разбитым окном. Там в коридоре будет совсем темный отрезок. Можно пройти в сантиметре от затаившегося человека и не заметить. А он услышит твои шаги и легко их отличит от других, цокающих… Вот вам и дурачок с подковками!

— А ты что же в окно лазаешь? Двери нет? — спокойно спросил Зайцев. Он уже не сомневался, что сторож ведет его в лапы к преступнику.

— Если открыть подъезд, начнут двери таскать, доски отрывать с пола. И так от дачников отбоя нет, — начал многословно объяснять Красавин. — А в окне все-таки дыра поменьше. И калитку в заборе я забил, чтобы не ходили. Некоторые говорят: "Дурак! Мог бы стройматериалами торговать"…

Сторож уже входил в квартиру. Его камуфляж казался серым — освещения не хватало, чтобы глаз мог различать цвета. За углом будет совсем темно. Зайцев достал фонарик и спрятал за спину.

— А вы как считаете? — дошел до него вопрос Красавина.

— Что?

— Можно мне продавать доски, балки? Они же все равно на слом пойдут.

— Что не запрещено, то можно, — буркнул Зайцев, отсчитывая шаги до опасного угла: восемь, семь…

— А вы зачем сюда ходили, преступника выслеживать? — простодушно спросил Красавин. Он явно приберегал этот вопрос напоследок, чтобы нор в засаде услышал ответ.

Пять, четыре…

— Нет, какие здесь преступники. Искал девочку, она из дома убежала.

Три… Чувство опасности, не раз спасавшее жизнь отставному майору, проснулось и завопило, как пожарная сирена. Он крепче сжал рукоятку пистолета.

Два, один!

Включив фонарик, Зайцев прыжком вылетел в пугавший его темный закоулок. Впереди маячила только худая спина Красавина. Клочьями свисали отставшие обои, в раме от разбитого зеркала блестел сохранившийся осколок.

— А я тут по памяти хожу, — сказал сторож. — Три шага, а там уже свет с кухни.

В зеркальном осколке чуть дрогнуло отражение цветка на обоях. Показалось? Нет! Сыщик вскинул пистолет и рванул на себя раму зеркала. Не рама это была, а дверь в чулан! Она распахнулась, и Зайцев увидел изготовившегося к прыжку человека. "Седой, — механически отметил он. — Мне ровесник".

Большой палец откинул вниз флажок предохранителя, указательный нажал на спусковой крючок пистолета и почувствовал упор. Оставалось последнее ничтожное усилие, чтобы Седой отлетел к стене, отброшенный трехсоткилограммовым ударом пули. Но руки противника были пустыми, и это заставило сыщика придержать палец. Кем бы ни был этот человек, застрелить безоружного — верная тюрьма.

Седой умело воспользовался заминкой: присел, уходя с линии огня, и снизу вверх ударил Зайцева по руке, держащей оружие. Пистолет взлетел под потолок. Пока растерявшийся от такого конфуза сыщик провожал его глазами, Седой пребольно въехал ему кулаком по печени. Пистолет ударился об пол и грохнул. Пуля ушла в стену, не причинив никому вреда. А Зайцев поймал руку Седого, заломил за спину и полез в карман за наручниками.

Фонарик мешал, и сыщик взял его в зубы. Кажется, Седой что-то говорил, но выстрел в крохотном чулане оглушил Зайцева. Сквозь звон в ушах он слышал комариный писк вместо голоса. Отвечать сыщик не хотел и не мог — мешал фонарик в зубах. Он упрямо заламывал руку Седого к лопаткам, заставляя противника сгибаться. Седой сопротивлялся, Зайцев наваливался. Он был тяжелее килограммов на двадцать.