Въезд в больницу преграждал шлагбаум, в будке за стеклом сидел охранник. Маша и Кэт не знали, какое у него задание — может, не пропускать восьмиклассниц? Они дождались, когда шлагбаум откроют для санитарной машины, и за ее бортом шмыгнули за ограду. Операция внедрения развивалась успешно. Увидели огромный шит с планом больницы, спрятались за ним и вышли уже практикантками в белых халатах. План был понятный, номера на больничных корпусах крупные. Маша и Кэт пошли, не озираясь, с приветливыми, но занятыми лицами, как учил Дед.

Мелкие чистые лужицы разлетались под ногами практиканток. Санитарки в надетых поверх халатов куртках от больничных пижам везли в разные стороны тележки с большими кастрюлями. Надписи на кастрюлях были неаппетитные: "Гнойное отд.", "Ревматология". На Машу и Кэт санитарки поглядывали с неудовольствием. Им хотелось сделать девчонкам замечание за то, что они молодые и не везут "Гнойное отд.". Помня предупреждение Деда, практикантки задирали носы и ускоряли шаг.

— Ты на меня здорово злишься? — спросила Кэтрин.

— Как тебе сказать… Здорово я бы злилась, если бы ручки свистнула ты, а не Ступа… Но ты знала?

— Полкласса знало, — опустив голову, буркнула Кэтрин.

— Это не нарушает условий перемирия, — великодушно решила Маша. — Лучше скажи, ты "Золотого сокола" вчера нашла?

Ответ был ошеломляющим:

— Ага. Металлодетектор для поиска самородков на золотых приисках. Чума, да? Что ли, на нашей улице золотая жила?

— Какая золотая жила?! — охнула Маша. — Ты разве не понимаешь?! Вор что брал?

— Ноутбук. А у других деньги, ценности… — начала Кэтрин и осеклась. — Ой, Маш! Правда, он золота много нагреб! Маме жаловалась одна старушка: у нее украли чуть ли не килограмм!

— У старушки? — засомневалась Маша.

— Так она с мужем работала за границей. Доллары тогда запрещалось хранить, а золото там было дешевое, вот они и покупали. Тратить-то валюту было некуда: за границей у них ни квартиры своей, ни дачи, — рассудительно объяснила Кэтрин. — Маш, только я вот чего не пойму. Допустим, у вора в подвале тайник. Допустим, этот Федоров хотел его найти, а вор подстроил ему аварию с машиной, как твой дед говорит. Пускай так. Но зачем вор копил золото? Продал бы, и все!

Маша рассказала, как у них на побережье ограбили Музей дворянского быта. Милиция сделала все, чтобы грабители попались, как только попытаются продать хоть одну вещь из музея. Взяли под наблюдение тех. кого подозревали в скупке краденого, разослали список пропавших экспонатов по антикварным магазинам. А экспонаты тем временем лежали на морском дне, надежно запаянные к цинковые ящики. Грабители выжидали, когда тревога уляжется.

— Ага, — сообразила Кэтрин. — Думаешь, наш вор тоже будет ждать?

— Нет, у него же вещи не такие известные, как в музее. Скорее он хочет продать их все разом и уехать, — объяснила Маша. — Если скупщик попадется милиции, вор будет уже далеко.

— Умненький мальчик, — заметила Кэтрин.

Маша покачала головой:

— Мальчиком взрослый командует. Макс же видел их вдвоем.

— А может, взрослый — это сторож? — предположила Кэт. — Мы их тоже видели вдвоем. Шли, разговаривали…

Догадка была интересная. Кто, как не сторож, может устроить тайник в заброшенном доме и проверять его четыре раза в сутки, не вызывая подозрений?! Стали вспоминать, что говорил Максим про взрослого, который вместе с мальчишкой появился из-за забора, и что он говорил потом, когда мальчишку видели с Красавой. К определенному выводу так и не пришли. Рановато они отпустили Тряпочного человека, а его телефона никто не знал.

— А ты папе-то сказала про "Золотого сокола"? — спохватилась Маша,

— Когда?! — Кэт развела руками. — Я пришла из школы — он уже гулял с Эдиком, а потом — сама знаешь.

Маша на ходу позвонила Деду и все ему рассказала. Честно говоря, теперь ей уже совсем не хотелось внедряться в больницу. Вряд ли Федоров много добавил бы к тому, о чем они уже сами догадались. Но Дед сказал, что идти все равно придется. Ведь Федоров должен был видеть, кто его избил. Может быть, он даже знает вора.

Заминка возникла у корпуса первой травматологии. Маша и Кэтрин пошли к парадному входу, но шагов за десять разглядели, что им давно не пользуются. За стеклами, покрытыми старой, прибитой дождями пылью, смутно различались малярные козлы и ведра в потеках засохшей краски.

Не сбавляя скорости, обошли корпус вокруг. Дверей хватало, но у всех был или такой же заброшенный, или совершенно неприступный вид. На одной, железной, сквозь краску просвечивала замазанная табличка "Только для медперсонала".

— Мы и есть персонал! — сказала Маша и решительно распахнула запретную дверь,

Они вошли и сразу оказались в белой кафельной комнате с полками по двум стенам. На полках лежали мешки, на полу валялись грязные простыни. Толстая женщина их пересчитывала. На ней тоже была пижамная куртка поверх халата, только поновее, чем у санитарок.

— Закрыто! — грозно объявила она. Практикантки оробели, извинились и хотели смыться.

— Ладно, — смягчилась женщина. — Куда вам?

— В первую травматологию, — бойко ответила Кэтрин.

— Понятно, что не во вторую. — Женщина усмехнулась с таким видом, как будто даже предположение, что кто-то может идти во вторую, оскорбляло ее до глубины души. — Палата какая?

— Двадцать шестая. — Кэт назвала номер палаты Федорова.

Женщина бросила перед ними стопку разглаженных в блин простыней и строго сказала:

— Чтоб грязное сейчас же принесли!

— Ага, — пообещала Маша.

— Естессно, — поддакнула Кэт.

И, обогатившись слипшимися от крахмала простынями, они выскочили на улицу.

— Теперь я выбираю, — сказала Кэтрин и направилась к другой двери.

Кажется, ей повезло больше. Страшных теток за дверью не наблюдалось, зато была тускло освещенная узкая лестница явно не парадного вида. На лестнице пугающе пахло щами.

— Там, наверно, кухня, — предположила Маша.

— Нет, кухня в другом месте. Мы же видели: бачки с едой по улицам возят. А здесь только столовая, чтобы больным не выходить из корпуса. Ты что, в больнице не лежала?

— Даже у знакомых ни разу не была, — призналась Маша.

— Везучая! А я лежала два раза: с корью и с аппендицитом. Ладно, тогда я первая пойду, а ты за мной. Все больницы одинаковые! — сказала Кэтрин, подбадривая то ли Машу, толи себя.

Они поднялись на второй этаж, сделали приветливые, но занятые лица и на хорошей скорости прошли… шагов пять.

— А шапочки! — остановил их негодующий возглас. Путь практиканткам преградил молодой доктор. На нем был накрахмаленный халат со сплющенными гладильной машиной пуговицами и белый колпак на голове.

— Где ваши шапочки, я спрашиваю?! Вас разве не учили, что волос, попавший на операционное поле, может привести к скепсису всего организма?!

— Нет еще, не учили, — потупилась Кэт.

— Мы первокурсницы, — жалобно подтянула Маша.

— Первокурсницы? Практикантки?! — обрадовался доктор. — А это куда? — Он показал на постельное белье. Маша и Кэт его поделили: одной простыня, другой тоже простыня и еще наволочка.

— В двадцать шестую, — ответила Маша, надеясь, что их отпустят. Простыни были как пропуск. Кто ни посмотрит — сразу видно, что практикантки идут по делу.

— В двадцать шестой уже поменяли белье! — отрезал доктор. — Пройдемте! — И, не давая практиканткам возразить, он подхватил обеих под руки и потащил по коридору.

Потолки в больнице были высокие, двери палат — двустворчатые, чтобы не застревали носилки. На одной Маша заметила номер 26, но удрать и юркнуть в палату к Федорову не было никакой возможности — доктор держал ее крепко.

Пугающий запах щей усиливался. Доктор протащил практиканток мимо столовой. За открытыми дверями ели мужчины в спортивных костюмах и женщины в пестрых байковых халатах. У каждого или у каждой было что-нибудь загипсовано — у кого рука, у кого нога. Костыли и палки высовывались между столами.