— Я слышала, что ты приехал в Брайтон, — вкрадчиво проговорила она, — и я ожидала, что увижу тебя гораздо раньше сегодняшнего вечера.

— Извини меня, Хетти, — сказал лорд Корбери, — но мне надо поговорить с Фенеллой.

К удивлению красавицы Хетти, Периквин быстро развернулся и отошел от нее, и она осталась стоять, изумленно глядя ему вслед.

Ловко увернувшись от нескольких приятелей, желавших втянуть его в разговор, лорд Корбери приблизился к Фенелле. С возгласом радости она обернулась к нему.

— Периквин! Какой сюрприз! — воскликнула она. — Я даже не знала, что ты приехал в Брайтон.

С некоторым неудовольствием лорд Корбери заметил, что сегодня она выглядела совершенно по-другому по сравнению с тем, когда он видел ее в последний раз. Ее темно-рыжие волосы были искусно уложены по последней моде и обрамляли ее личико, с которого, как он отметил, исчезли веснушки. Ее кожа, которая раньше была скрыта старыми, выношенными платьями, оказалась жемчужно-белой и проявилась во всем своем великолепии на фоне бледно-зеленого газового платья, сверкавшего при малейшем движении.

Раньше лорд Корбери никогда не замечал, какая у Фенеллы изумительная фигура. Теперь же, когда ее талия была туго обтянута корсажем, что только начинало опять входить в моду, а великолепный покрой платья подчеркивал превосходную форму груди, стало очевидным, что у нее действительно совершенные пропорции.

— Когда же ты приехал? — спросила Фенелла. — Как ты проводил время в Йоркшире?

— Вот об этом я и хочу тебе рассказать, — глухим голосом проговорил лорд Корбери.

— Конечно, я с удовольствием выслушаю твой рассказ, — сказала Фенелла, — но, боюсь, сейчас я не смогу — я уже обещала следующий танец.

— Этот танец обещан мне, — сообщил маркиз.

Фенелла улыбнулась ему.

— Я не забыла об этом, — ответила она, глядя ему в глаза.

— А следующий — мне, — вмешался сэр Николас. Фенелла взмахнула ручкой.

— Я не осмелюсь разочаровывать этих джентльменов, Периквин.

— Ни в коем случае, — сказал лорд Уорчестер, — у нас есть все права на это! Уверяю тебя, Корбери, мы все объединимся, чтобы предотвратить любые поползновения и вмешательство с твоей стороны.

Молодые люди рассмеялись, и Фенелла заметила, как губы лорда Корбери плотно сжались.

Она оперлась на предложенную маркизом руку и направилась в бальный зал. Оглянувшись, она увидела, что лорд Корбери смотрит ей вслед, и если бы не уверенность в правильности совета ее дядюшки, она ринулась бы к нему навстречу, чтобы сказать, что он может танцевать с ней всегда, когда пожелает!

Узнав, что лорд Корбери рано покинул Королевский Павильон, Фенелла тут же пожалела, что не поддалась охватившему ее порыву. Она ожидала, что он обязательно заедет к ней на следующее утро, однако он не появился в доме лорда Фаркуара ни днем, ни вечером.

— Неужели его можно так легко сбить с толку? — спрашивала себя Фенелла. — Если так, то он… не любит меня по-настоящему.

Ее любовь к нему была подобно непреходящей боли в сердце.

Как бы ни была она весела, каким бы стремительным ни было ее победное шествие по бальным залам, каждую ночь, укладываясь в постель, она думала о Периквине, тосковала по нему, зная, что чувства, которые он всколыхнул в ее душе, столь глубоки, столь всеобъемлющи, что с каждым днем боль в сердце становилась все сильнее.

— Я люблю его… я люблю его, — шептала она в подушку.

Когда первые лучи солнца пробирались в ее комнату, ею овладевало единственное желание — опять оказаться в Прайори, надеть свои старые платья, приняться за уборку комнаты Периквина, погладить его галстуки — вернуться к своей повседневной работе, которую она делала для него с тех пор, когда они были детьми.

И в то же время ее успех в свете дал ей ощущение уверенности в себе, которого у нее никогда не было, и гордость, заставившую ее понять, что любовь Периквина должна быть столь же глубокой, как и ее, иначе они никогда не познают истинного счастья.

Она много раз слышала, как он превозносил Хетти. Неужели возможно, чтобы он чувствовал подобное и по отношению к ней, Фенелле?

До сегодняшнего дня этот вопрос так и остался без ответа.

Часы так медленно сменяли друг друга, что каждая минута казалась вечностью, а Периквин все не появлялся. Фенелла погрузилась во тьму и отчаяние, которые окутали ее подобно густому туману.

— Он любит тебя, — попытался утешить ее лорд Фаркуар, когда она поднялась, чтобы переодеться к обеду.

— Тогда у него… странная манера… показывать это, — вздохнула Фенелла.

— Возможно, он появится сегодня на балу, — предположил лорд Фаркуар.

— Надеюсь, — с несчастным видом пробормотала Фенелла.

Горничная предложила ей лечь, но она чувствовала себя такой подавленной, и только какая-либо деятельность, только движение могли спасти ее: не было ничего хуже, чем лежать в темноте и думать о Периквине.

Парикмахер, который должен был уложить ей волосы, пришел рано, так как ему еще нужно было успеть к огромному количеству своих клиенток. После его ухода Фенелла надела свое новое платье. Она подумала, что никогда ни одно платье, купленное для нее лордом Фаркуаром, так не шло ей.

Оно было отделано ниткой жемчуга, которая застегивалась вокруг шеи, и бриллиантовой брошью, приколотой к корсажу.

Фенелла посмотрела на себя в зеркало, и ей страшно захотелось, чтобы ее увидел Периквин. Однажды, когда она была одета в зеленое платье, которое когда-то носила его мама, он сказал ей, что этот цвет оттеняет ее кожу. Благодаря жемчугу и крохотным бриллиантам, обрамлявшим кружево на корсаже, ее кожа казалась полупрозрачной — именно этого безуспешно пытались добиться многие светские красавицы.

Главным, что делало внешность Фенеллы неординарной, были ее темно-рыжие волосы, и у нее возникло страстное желание, чтобы Периквин наконец понял, что теперь она уже не боится сопоставления с Хетти.

Почему же он не пришел увидеться с ней?

В течение всего дня она уже тысячу раз задавала себе этот вопрос, и сейчас, стоя у окна и глядя, как солнце прячется за горизонтом, она спросила себя, не приведет ли сегодняшняя ночь к закату ее желаний и надежд.

Раздался стук в дверь ее спальни.

— Экипаж подан, мисс, и его светлость просит вас спуститься вниз немедленно, так как лошади свирепые, и грум с трудом удерживает их.

— Так рано! — воскликнула Фенелла.

Однако несмотря на свое удивление она схватила атласную шаль, отороченную лебяжьими перьями, л последовала за лакеем вниз.

Как непохоже на дядю, подумала она, что он хочет прибыть на обед так рано — ведь обычно они приезжали перед танцами. Потом она вспомнила, что дог» вдовствующей маркизы находился не в Брайтоне, а на некотором расстоянии от него. Было бы невежливо опаздывать, и Фенелла решила, что лорд Фаркуар, очень пунктуальный в подобных вопросах, должно быть, точно рассчитал время, которое уйдет на дорогу.

Лакей впереди нее шел очень быстро, даже слишком быстро с точки зрения приличий, и Фенелла вспомнила, что его только недавно приняли на работу. Старый дворецкий, который служил у лорда Фаркуара несколько лет, уже не раз высказывал свои подозрения, что этот лакей берет чаевые с гостей.

В вестибюле никого не было, что опять крайне удивило Фенеллу, потому что обычно там находился дворецкий и еще два лакея, чтобы провожать его светлость к экипажу.

Лакей открыл дверь, и снаружи Фенелла увидела не тот большой экипаж для официальных визитов с гербовым щитом на дверце, в котором ее дядюшка обычно отправлялся на вечерние приемы, а очень изящную двуколку, запряженную парой. Это был совершенно новый вид экипажей, который только недавно вошел в моду и славился, насколько знала Фенелла, своей быстроходностью.

Чехол был поднят, и хотя она знала, что ее дядя часто сам правит лошадьми, она удивилась, почему он собирается править ночью.

Потом она подумала, что, должно быть, дом вдовствующей маркизы стоит гораздо дальше от Брайтона, чем ей казалось.