— Да, папа, и прошу, пойми, я ни за что не стала бы беспокоить тебя, если бы дело не было столь важным.

— Ты всегда так говоришь, — заметил отец.

— Мы с Периквином собираемся в Эскот на скачки, мы остановимся у дяди Родерика, — сказала Фенелла, — и понимаешь, папа, мне совершенно нечего надеть! Ну как я могу отправиться в Эскот в таком виде?

Она приподняла юбку своего бумажного платья и с мольбой в глазах посмотрела на отца.

— Платья! Платья! Женщины только об этом и думают! — сердито произнес он. — Как только появляются лишние деньги, они моментально тратятся на платья, которые успевают выйти из моды до того, как сносились, или на всякие бесполезные украшения и тряпки, которые просто не способны превратить некрасивую женщину в красавицу. Греки считали подобные побрякушки ненужными.

— И в то же время, как я полагаю, что греческие женщины хотели выглядеть как можно лучше, когда собирались на Игры иди на те празднества, что они там устраивали, — ответила Фенелла.

Отец не отвечал, и она стала его уговаривать:

— Папа, ты прекрасно понимать, что, если бы я родилась мальчиком, вам это обошлось бы гораздо дороже!

— Если бы у меня родился сын, — ответил достопочтенный Лайонел Ламберт, — все было бы по-другому. Он учился бы в Итоне, а потом в Оксфорде, как я. Он получил бы степень, и мы смогли бы вместе путешествовать. Мы отправились бы в Грецию и посмотрели бы, где Гомер писал» Илиаду»и «Одиссею». Мы вместе восхищались бы Парфеноном и Пропилеями, построенными Периклом в ознаменование его «полной демократии».

Он глубоко вздохнул.

— У нас с ним было бы очень много общих интересов. Но у меня никогда не было сына!

В его голосе слышалась такая сила чувств, что Фенелла замерла. Впервые она поняла, как был, наверное, разочарован ее отец, когда она родилась и когда он через некоторое время обнаружил, что ее мать больше не может иметь детей. Все эти годы, подумала Фенелла, он негодовал по поводу того, что у него растет дочь. Вот почему он всегда так неохотно покупал ей новые платья и всякую мелочь, столь необходимую любой женщине, в то время как на воспитание и образование сына он с радостью потратил бы в несколько раз больше!

Под действием неосознанного порыва Фенелла наклонилась и поцеловала отца в щеку.

— Мне очень жаль, что я оказалась для тебя таким разочарованием, — мягко произнесла она.

— Ничего подобного, — ответил отец, однако его голос звучал неубедительно.

Он вытащил из жилетного кармана несколько соверенов, разложил их на столе и пересчитал. Их набралось пять.

— На эти деньги, Фенелла, ты можешь купить все, что тебе необходимо.

Больше она его не интересовала, и он опять уткнулся в книгу.

Фенелла собралась было сказать, что пяти фунтов недостаточно для покупки того, что ей требовалось, но поняла, что большего она у него не выпросит. Теперь прояснилось то, что было для нее загадкой все эти годы: почему отец всегда с готовностью тратил деньги на лошадей и книги, на ремонт дома и обустройство поместья и обязательно ворчал и проявлял крайнюю скупость в тех случаях, когда дело касалось Фенеллы.

Она была девочкой, а он так страстно желал, чтобы у него был сын!

Сжимая в руке деньги, Фенелла вышла из библиотеки. Она думала совсем не о том, что ей надеть в Эскот, она размышляла о том, что единственным утешением и счастьем отца стало чтение, в то время как мать направила свою энергию и интерес на заботу о саде.

«Это довольно странный брак, — подумала Фенелла, — но кажется, они вполне устраивают друг друга». Только вопросы, связанные с Фенеллой, были для них запретной темой.

Она вздохнула и, руководствуясь правилом Анны: «Приходится мириться с тем, что нельзя исправить», попыталась решить задачу, как купить целый гардероб, имея всего лишь пять фунтов. В первую очередь ей требовалось платье с легкой шелковой накидкой, шляпка, перчатки и туфли, а также вечерний туалет.

Как же ей выкрутиться? Разве возможно купить все это на пять золотых соверенов? Она вспомнила полные энтузиазма слова Периквина:

— Крестоносца не знает никто, и ставки на него будут десять к одному, если не больше!

Если она поставит пять фунтов, то выиграет пятьдесят!

«Вот, — подумала Фенелла, — решение проблемы!»С пятьюдесятью фунтами она сможет купить платья, которые в миг сделают ее более привлекательной, которые дадут Периквину возможность гордиться ею. Она не могла ехать на скачки с чувством, что все девушки, такие же красивые, как Хетти, будут смотреть на нее с сожалением. Она боялась, что Периквину придется оправдываться, почему у его кузины такой непрезентабельный вид.

Пятьдесят фунтов! Это целое состояние, и тогда, может быть, впервые Периквин взглянет на нее с восхищением, которое он обычно приберегал для Хетти.

Дорога в Эскот была забита всевозможными экипажами. Шумные и полные энтузиазма любители скачек битком набились в фаэтоны, кареты, ландо, коляски, тильбюри, двуколки; толпы празднично настроенных пешеходов направлялись к трибунам, сверкавшим белизной в ярком солнечном свете на фоне зеленой беговой дорожки.

С каждой минутой возбуждение, охватывавшее Фенеллу, которая сидела в фаэтоне рядом с лордом Корбери, усиливалось. Она прекрасно понимала, что многие смотрят на них с восхищением, и это не вызывало у нее удивления, так как они представляли собой очень красивую пару. Кроме того, лошадь лорда Корбери была вне всякой критики.

Чувство неземного счастья охватило Фенеллу еще рано утром, когда за ней заехал лорд Корбери. Спускаясь к нему по лестнице, она не могла не заметить, как в его глазах вспыхнуло восхищение.

— Боже мой, Фенелла, ты так прекрасна, что я даже не узнал тебя! — воскликнул он.

Фенелла сама прекрасно понимала, что она необыкновенно привлекательна в платье из желтого, как нарциссы, шелка с накидкой, отделанной перламутровыми пуговицами и белым шнуром. Туалет венчала очаровательная соломенная шляпка, украшенная гармонирующими по цвету лютиками и желтыми атласными лентами, которые завязывались под нежным подбородком.

Ее платье только подчеркивало свежесть кожи и необычный цвет ее переливающихся и искрящихся волос. Однако именно отразившееся на ее лице радостное возбуждение, счастливый блеск ее зеленых глаз и изящно изогнувшиеся в улыбке губы заставляли людей оглядываться ей вслед.

Да и с лордом Корбери мало кто мог бы сравниться по своей элегантности.

Когда Фенелла, будучи в Брайтоне, покупала новые платья в магазине, в котором ей дали кредит в связи с тем, что знали ее мать, она решила потратить немного столь драгоценных денег и купить новый галстук для лорда Корбери. Теперь этот галстук, с идеально заглаженными складками, белел, подобно снегу, на фоне его загорелой кожи. На камзоле, облегавшем его широкие плечи, не было ни единой морщинки; в начищенных сапогах, как в зеркале, отражались проезжавшие экипажи; а лихо заломленная шляпа убедила Фенеллу, что все женщины, завидев лорда Корбери, будут сходить с ума от зависти к Фенелле, ступавшей рядом с ним.

Лорд Корбери обменял золото, спрятанное в потайной комнате, на банкноты, получив при этом хорошую прибыль. Это привело его в прекрасное расположение духа, и когда Фенелла, поколебавшись, попросила его поставить ее скромные пять фунтов, он согласился, не высказав при этом никаких возражений, что оказалось для нее несколько неожиданным.

Фенелла не сказала, что это были все имеющиеся у нее деньги и что она еще не расплатилась с владельцем магазина, в котором покупала себе платье. Она решила, что если он узнает об этом, он почувствует себя обязанным предложить ей какую-то часть своего выигрыша, а она не смогла бы принять эти деньги.

— Он делает все только ради Хетти, — сказала она себе, — и я не дотронусь до этих денег, даже если буду умирать с голоду!

Слишком низко и мелко с ее стороны ревновать к Хетти, в сотый раз стала уговаривать себя Фенелла.

И все же, когда они, прогуливаясь по зеленым лужайкам, увидели Хетти, Фенеллу вопреки ее воле охватило чувство собственной неполноценности и бессилия.