На следующий день я рассказал всем пришедшим на встречу о ходе московской подготовки фестиваля и об успешном отборочном туре МКФ “Золотой Витязь” в Москве. О том, что СМИ России уже рассказали миру о предстоящем кинофестивале в Югославии, о том, что я уже привёз 30 кон­курсных фильмов и 12 двадцатикилограммовых Витязей, о том, что следом за мною едут 55 выдающихся кинематографистов России, Украины и Белоруссии. Выполняя просьбу Йована, осторожно намекнул в своей речи на нереши­тельность югославских коллег.

В ответном выступлении мэр Нови Сада заверил меня и собравшихся, что власти города осознают всю лежащую на них ответственность, берут ситуацию под свой контроль и обещают, что второй МКФ “Золотой Витязь” в Нови Саде — с о с т о и т с я.

Прорвались.

Далее всё благополучно шло в соответствии с нашим планом: москвичи, киевляне и минчане добрались до пограничного Чопа, куда сербы пригнали свой автобус и откуда через Венгрию повезли делегацию в Югославию. Все границы благополучно удалось пересечь, несмотря на несколько просроченных заграничных паспортов участников фестиваля. На усыпление бдительности пограничников бросили авангард кинодесанта, и перед обаянием популярных артистов во главе с Владимиром Гостюхиным и Аристархом Ливановым не смогли устоять ни русские с украинскими, ни венгерские с сербскими стражи.

И грянул бой, наш сербский бой!

Кроме русских, украинских и белорусских кинематографистов в Нови Сад прибыла греческая киноделегация во главе с директором Международного кинофестиваля в Салониках Мишелем Демопулосом, были здесь и десятки лучших кинематографистов и представителей СМИ Югославии. А болгарские и румынские власти своим кинематографистам в выдаче виз отказали.

Второй МКФ “Золотой Витязь” расширил свой регламент, учредив конкурсы не только художественных, но и документальных, телевизионных, анимационных и студенческих фильмов. Всего было показано 199 картин.

В ходе международной конференции-дискуссии с участием всех гостей фестиваля, после замечательных выступлении Виктора Турова, Юрия Ильенко, Владимира Гостюхина, Йована Марковича, Мишеля Демопулоса, я впервые публично сформулировал мысль о том, что “Золотой Витязь” доказал появление в мире нового явления славянской христианской кинемато­графи­ческой культуры.

О “Золотом Витязе” рассказывали все СМИ Югославии. Фестиваль стал центральным культурным событием блокадной страны. Торжественные церемонии открытия и закрытия транслировались по телевидению в прямом эфире, а когда на сцену пригласили всех участников кинофестиваля, они выстроились перед зрителями в четыре плотных — от края до края — ряда. На последовавшем приеме в честь открытия фестиваля на вертеле жарили барана, играл оркестр. Всё получалось без присущего иным кинотусовкам “халявного” душка — красиво, степенно, по-славянски. Трудно было предста­вить, что этот праздник совершается в стране, которой весь мир объявил блокаду.

Приза “За лучшую режиссуру” был удостоен наш Саша Сидельников за свою документальную картину “Вологодский романс”. Никто и предположить не мог, что Саше остается жить немногим больше ста дней и суждено погибнуть 4 октября 1993 года у горящего после танкового обстрела московского Белого дома. И сейчас передо мною его восторженное, одухотворённое лицо, глаза воина, горящие радостью от осознания сопричастности всеобщему славянскому прорыву, великой сербской эпопее “Золотого Витязя”. Последний раз я говорил с Сашей по телефону второго октября, сразу после возвращения в Москву. Он позвонил из Ленинграда и попросил помочь ему пробраться в окруженный Белый дом. Я сказал, что только приехал и ещё не знаю, как это сделать. Обещал разузнать и сообщить ему. Но Саша не стал дожидаться. В тот же вечер, вопреки не благословившему на поездку духовному отцу, он сел в поезд и прибыл в Москву. Ранним утром 4 октября, при начале штурма Белого дома, Саша с видеокамерой в руках был сражён предательской пулей в затылок. Господь судья убийце Александра.

1994 год

Я принял предложение президента Приднестровской Молдавской Респуб­лики А. Н. Смирнова провести третий МКФ “Золотой Витязь” в Тирасполе — в дни празднования годовщины ПМР в сентябре. Как и в прошлые годы, программу отбирал лично. Посетил Минск, Киев, Афины, Софию, Белград, провёл в просмотровых залах десятки часов, просмотрел сотни фильмов, стремительно теряя зрение.

Посмотрел фильм С. Говорухина “Великая криминальная революция” — ярчайший документ эпохи, решительное обвинение преступного режима. И это после его предыдущего фильма, открыто содействовавшего приходу к власти Ельцина! Поразительная метаморфоза произошла с Говорухиным — режиссёром и человеком — резкий переход с правого фланга на левый. Фильм, естественно, никто не желает ни замечать, ни показывать, а я непременно покажу его на “Золотом Витязе” — и обязательно отмечу призом. Надо поддержать Говорухина. Пусть наши отношения с ним и не складывались: много лет тому назад я пробовался у него в картине на роль Пятницы, но дальше проб знакомство не пошло. А последние годы он тёрся в нашем продажном кинобомонде, был своим среди тех, кто чужд мне.

Я позвонил Говорухину, поздравил с фильмом. Встретились у него дома. В ответ на протянутую руку я сказал: “Давайте по-русски”, и мы трижды поцеловались.

В преддверии фестиваля состоялись, кроме того, еще две исторические для меня встречи: первая за 15 лет (после нашей размолвки на съёмках “Обломова”) встреча с другом детства Никитой Михалковым и последняя — с С. Ф. Бондарчуком.

Эти события я зафиксировал в дневнике.

“7 июня. В переполненном зале Киноцентра смотрел премьеру нового фильма Никиты “Анна. От 6 до 18”. Ожидал увидеть на экране документальную семейную фиксацию роста его дочери. Фильм обрадовал и потряс меня. Я увидел стержневую, чёткую по гражданской позиции исповедь кинорежиссёра Никиты Михалкова, который лично для меня с этой картиной вышел на новую ступень своего творчества. После просмотра я обнял его крепко, сказал: “Я открыл тебя заново”. Трижды поцеловались. Договорились, что я приеду к нему на дачу, там и поговорим”.

“12 июня. Приехал утром к Никите на дачу. Застал его лежащим на полу, делающим зарядку. Мы провели вместе три часа. Показал ему видеофильм “Золотой Витязь” в Сербии”. Он смотрел внимательно, молча. Увидев кадр из фильма-призёра фестиваля “После войны мир”, в котором паровоз неожиданно объезжает бегущего ему навстречу по рельсам весёлого человека, искренне, эмоционально воскликнул: “Класс! Гениально! Прекрасно! Класс!”.

Я сказал: “Следующий “Витязь” пройдёт в Приднестровье”.

— А почему там? — спросил присутствовавший при нашей встрече украинский оператор Вилен Калюта.

— Правильно, что в Приднестровье, — определённо поддержал Никита.

— Ты представишь на конкурс свою картину? — спросил я.

— Конечно.

— Какую?

— “Анну”.

— А сам приедешь?

— А когда фестиваль?

— Открытие 2 сентября.

Никита задумался.

— В конце августа и начале сентября я в Париже... Придётся закончить поездку на два дня раньше... Я приеду.

— С этого года я решил не возглавлять жюри. Но знаю всю программу и думаю, что “Золотой Витязь” — твой.

— Дай расписку! — в обычной своей манере съюморил Никита и сам засмеялся.

Говорили о кино, о политике и политиках, о безверии, о необходимости спокойного, неустанного труда...

— Я должен покаяться, — сказал я Никите. — Наблюдая за тобою эти годы издали, я, как и многие, грешным делом решил было: “Удачник, благополучен, барин...”. А то, как ты все эти годы жил и страдал, я увидел лишь в “Анне”.

Я оставил Никите кассету с моим “Лермонтовым”, и мы тепло простились до встречи в Тирасполе”.

Забегу вперёд. Прошло три месяца. Наступило 2 сентября, день тор­жественного открытия “Золотого Витязя”. Никиты нет. Ну, думаю, не приедет. Да это и понятно: станет он прерывать триумфальную поездку по Франции, где его за “Утомлённых солнцем” на руках носят, и помчится через три границы в Тирасполь...