За бытовыми трудностями, за всем житейским “мусором” приписка: “Стишков” горсточку все же посылаю, чтобы убедились: нечем особо хвалиться. Прочтете и в корзину бросьте. Может быть, летом что-нибудь повеселее споется...”.

Иногда его навещают друзья, неравнодушные журналисты, любопытные дамочки в поисках экзотики. Не оставляют без эпизодического внимания сотрудники газеты “Галичские известия”. Приехала к нему Алевтина Лапшина, чтобы уговорить на съемки предъюбилейного фильма. Сергей ответил: “Суета. Кому все это нужно”. О нынешнем настроении поэта можно судить по его более подробным в этот раз ответам. Живет он на хуторе, конечно, без электричества. “А зачем оно? Есть печь, лучина. Бояться некого. Для понимания смысла жизни, чувства свободы необходимо уединение. Живи, радуйся жизни. В этом плане я счастлив”. К земному плодородию у него интерес — считает спасительным труд на земле, она легкая здесь, супесчаная, хорошо отзывается урожаем. Вот собрал тыкву, около двух тонн отправил. Орешник порадовал. “На двух сотках возделываю клубнику. В июне-июле у меня сладкий сезон”. Показал он журналистке и свою землянку, в которой зимовал в прошлом году, теперь там у него кролики живут.

Иногда его навещают ребятишки, но и один Сергей не скучает — “все вокруг живое: и земля, и река, и лес, и солнце над миром. И везде присутст­вует Бог”. Так он и сказал: “Положась на волю Божью, / Я бреду по бездо­рожью — / С тех, кто бродит без дорог, / Бог не требует налог”.

Конечно, летом вольнее, привольнее. Выйдет он за околицу в свои владения, и станет ему легче. “Целый мир удручен тишиной. / Почему-то все реже мне снится / Алый парус над синей волной”. А за кустами речная излучина блестит, волнится березовая роща на берегу, вдалеке сосновый бор зовуще темнеет. И повторяется спасительное: “Кто сказал, что я не летаю, что потеряны оба крыла?” Иногда “поют луга, поют леса, / Им подпевают небеса, / А музыка народная”.

Но зима-то у нас долгая, затяжная в России зима. “От мороза ли щеки розовы? / Или ветер их целовал? / Ты стоишь одна под березами, / Спрятав пальчики в рукава”. В предчувствии весны и другие темы проклевываются. Нет, не в поздний зимний час, когда жутко от темноты и безлюдья, любовная лирика ласкает еще не уставшее сердце. Все-таки бывают просветы между осенью и весной. Надеждами человек живет и утешает себя: “Придет весна — посею пальмы / И буду финики срывать”. Под Новый год о пальмах заговорил.

У каждого зяблика свой голос. “В куче неубранных яблок, / Скрытых опавшей листвой, / Ищет взъерошенный зяблик / Голос потерянный свой”. И дергачом можно себя чувствовать или молодым петушком, который летать не умеет, “зато кукарекает знатно”. Бывает такая жизненная полоса: сковывает страх потерять свою песню.

Сергей сам себя выверяет под надзором небес и матушки-природы, душу свою испытывает на разных диапазонах. Идут стихи без названий то на вдохе, то на выдохе. “Не поле перешел — / Полжизни прожил. / И все бы хорошо, / Да совесть гложет”. Идут стихи негромкой исповедью, складывается история души. Остановишься, задохнешься на крутой тропе — замолчишь, словно насовсем исчезнешь, забытый, невостребованный. “Тогда лишь я чего-то стою, / Покуда кто-то ждет меня”. Пока еще вспоминают, окликают, желая хоть как-то помочь. На окликания наши отзывается он с промедлением.

“Ваша экстренная помощь подоспела вовремя. Спасибо большое! Не мог сразу ответить, так как все денежки потратил на продукты (грешен: купил и бутылку — не пойдешь Новый год встречать с пустыми руками), конвертов не купил — почта не работала. Вот и причина молчания. Извиняюсь. Дела мои идут, настроение бодрое, Муза не покидает вторую неделю. Строчу, наверстывая упущенное (благо брюхо не донимает своими претензиями). Записывать вирши приходится на амбарных листах — туго с бумагой”.

Летом у него день рождения... Хорошо бы подоспела к этому времени книжка избранной лирики. Да вот департамент культуры зажимает финансы.

Под народную музыку прислушаются читатели к содержанию избранных стихотворений в пространстве от “а” до “я”, сопроводительно разделенном иллюстрациями, и станут понятны несомненные достоинства этой лирики: искренность, душевность, естественность голоса, дарованного свыше. Вновь и вновь хорошо знающие Сергея Потехина будут вспоминать будто бы мимоходом сказанное однажды:

Вырос в поле глупенький

Василек голубенький...

Не понять ему никак,

Почему же он сорняк.

Новая весна растормошила реку. “Серые, в зареве алом, / Зайцы плывут на бревне”. Живет недалеко от Костомы на хуторе лирический бобыль, звезд с неба не хватает, государству с него взять нечего, разве теперь придется аренду за землю платить. За ту землю, на которой родился да шалаш поставил, землянку выкопал...

Общее дело

Эта подборка читательских писем целиком посвящена откликам на главы из книги Александра Михайлова “Личное дело” (“Наш совре­менник” 2003 г. № 1, 2). Они столь же проти­воречивы, как и те два письма, которые мы опубли­ковали в № 5 журнала

(с. 203—204).

*   *   *

“Уважаемый Александр Яковлевич, позволю себе не согласиться с Вашей оценкой Октябрьской революции. Главной её причиной стало бездарное руководство страной Николая Второго. Он — главный организатор револю­ционных потрясений в двадцатом веке в России. В его руках была необъятная власть, армия, полиция, и никакие силы, никакие революционеры не смогли бы поколебать Российской империи, если бы это было здоровое, крепкое и справедливое государство.

“Кучка мерзавцев” не смогла бы убедить народ, если бы не полное разложение правящих кругов в царской России, особенно проявившееся в годы Первой мировой войны. За что гнили в окопах и гибли миллионы русских солдат? Революцию делали крепкие, зажиточные рабочие, а не какой-то “пролетариат” вообще. Они понимали, что только революция может спасти государство и его независимость. Потом уже к революции примазались деклассированные и прочие элементы.

Я много размышлял над этими вопросами и пришёл к выводу: Граждан­ская война в России началась 9 января 1905 года, и она не окончилась, она идёт. Сегодня знамя генерала Власова над страной, и неизвестно, чем и когда закончится это противостояние. Иностранные хищники, пользуясь этой беспрерывной нашей борьбой и беспомощным состоянием России, беспо­щадно разворовывают её. А что война идёт, доказывают потрясающие цифры: в нашем Орловском районе с населением в 18 тысяч человек за 2002 год умерли 399 человек при 125 родившихся. Зарегистрировано 85 браков — 78 рас­палось. Сельское хозяйство разрушено — как Мамай прошёл. Все доро­ги выглядят, как в Югославии после бомбёжки войсками НАТО.

Вы, российская интеллигенция, люди искусства, до небес возносили Ленина, а сегодня каждый старается пнуть его, унизить побольнее и оскорбить. Даже ярый антикоммунист, непримиримый антиленинец, предвидя всё это, был вынужден встать на защиту В. И. Ленина — В. Шульгин (“Опыт Ленина”, “Наш современник” 1997 г., № 11).

В Вас, Александр Яковлевич, скорее всего, заговорила классовая нена­висть, явно или подспудно переданная “белым” дедушкой. У меня же, например, был “красный” дедушка. Вот так и передаются из поколения в поколение нетерпимость и неуважение друг к другу у “красных” и “белых”. И бой продолжается — надолго ли?

В целом книга хорошая. Заставляет думать, сопереживать.

Простой гражданин, имеющий на руках паспорт с двуглавым орлом, но сохранивший паспорт с серпом и молотом —

Л. Сорокожердьев,

г. Орлов Кировской обл.”.

*   *   *

“Уважаемый Александр Яковлевич! С душевным волнением прочитал Вашу публикацию “Личное дело”. Сколько в Ваших словах боли за нашу поруганную Родину. Всё, что сказано Вами, созвучно моей душе, да и, думаю, не только моей, но душе каждого человека, для кого Россия — Родина, для кого Отечество — свято.