Все трое были неженаты, в крошечную деревушку их назначили совсем недавно. Они жили на втором этаже гостиницы и каждое утро пили чай с хозяйкой. Пошептавшись между собой и потолкав друг друга локтями, они решили доверить мне свой тщательно охраняемый секрет.

– Мы учим английский, – торжественно прошептали они.

Когда я предложила им помощь, они радостно заулыбались и достали три измочаленных листка – остатки чехословацкого школьного учебника, текст в котором было совершенно невозможно разобрать. Следующие два часа мы мучились с произношением букв «б», «в» и «к»; они выговаривали их так, как мой язык никогда бы не сумел. Когда я наконец сбежала от них, чтобы принять душ и перекусить, то была уверена, что английский им в жизни не выучить. А они, похоже, решили, что я его вообще не знаю.

Наутро мы с Джеем встали рано, помня о простой истине, знакомой всем бывалым автостопщикам: главное не кто ты и не куда ты едешь, главное – оказаться в нужном месте в нужное время. В угрюмый предрассветный час мы нашли подходящий перекресток, сели на корточки и принялись ждать.

Через несколько часов рядом открылась уличная кухня и началась оживленная торговля супом. Ароматный пар кипящего бульона притягивал нас, как голодных дворняг. Женщина, разливавшая суп, спросила, что это мы расселись на углу, расхохоталась, услышав мой пристыженный ответ, и ткнула пальцем в заднюю комнату, где на циновке ел мужчина.

– Мой муж, – пояснила она.

Вскоре ему надо было уезжать, и мы могли бы отправиться вместе с ним. Мы с благодарностью приняли предложение хозяйки и сели завтракать.

Муж доел, аккуратно вытер губы салфеткой, надел фуражку офицера вьетнамской армии и залез на водительское сиденье двухтонного русского военного грузовика. Мы последовали за ним, уже с куда меньшим энтузиазмом.

Судя по звездочкам на погонах, он был лейтенантом. И к тому же одним из самых красивых мужчин, которых я когда-либо видела. Однако, как я ни старалась, все равно не поняла ни слова из того, что он говорил, а он в свою очередь лишь качал головой и улыбался в ответ на мои попытки завязать разговор. Капот нашего грузовика, казалось, тянулся бесконечно над громадным мотором, но грузовику было почти тридцать лет, и он давно лишился своих амортизаторов и высоких скоростных качеств. Мы прыгали по кочкам на восьми милях в час, часто останавливаясь в ожидании, пока дорожные рабочие не разгребут кучи камней с прохода и не пропустят нас.

Пейзаж зазеленел буйной растительностью; тут и там попадались самодельные акведуки, которые собирали воду с дороги и змейками убегали вниз, к невидимым горным деревням. Босые люди в домотканой одежде несли длинные примитивные винтовки; их шеи опоясывали веревки с подвешенными на них кожаными мешочками с порохом и шрапнелью для охоты на птиц.

Мы оказались не единственными автостопщиками на этой ветреной однополосной дороге. Наш тяжелый грузовик то и дело с пыхтением останавливался; лейтенант спускался, чтобы помочь группе деревенских жительниц подняться в кузов и загрузить корзины с товаром для продажи на рынке. Каждый раз благодарные пассажиры вознаграждали его мандаринами, и мне нашлось занятие: чистить и раздавать ломтики сочных фруктов.

Три часа спустя языковой барьер начал ослабевать, через шесть – от прошлых недопониманий осталось лишь туманное воспоминание, а с наступлением темноты наш водитель настоял, чтобы мы поужинали с ним и пятью его друзьями в придорожном кафе. Они заказали целую гору еды: жареного поросенка и собаку, дымящуюся капусту, рис, суп, виски и чай. Мы ели до тех пор, пока не раздулись, а потом сидели, ухватившись за животы, а наши сотрапезники по очереди выбирали самые сочные куски мяса и исподтишка подкладывали нам в тарелки.

Все пятеро были лейтенантами, которые принесли тридцатилетнюю солдатскую присягу в один и тот же день. Родом из Вьетчи, все они вместе поднялись по званию; затем их послали в Москву на шесть лет – обучаться на механиков и водителей. Поначалу они заверили нас, что жизнь в России прекрасна, но, когда бутылка виски пошла по второму кругу, заговорили иначе.

– Слишком холодно, – признались они, – а русские, они никогда не улыбаются.

Им доставляло удовольствие по-дружески накачивать Джея виски до тех пор, пока тот совсем не захмелел, хотя сами пили мало, а двое водителей и вовсе не прикасались к спиртному. О семьях говорили много и с тоской. Из-за работы они вынуждены были находиться в разлуке с родными по нескольку дней в неделю; наш красавец водитель очень скучал по сыну, которому был всего годик. Жена, гордо сообщил он мне, в одиночку управлялась с рестораном. Стоило ему похвастаться, и началось дружеское соревнование: каждый спешил сообщить, кем работает его жена.

– Учительница! – выкрикнул один.

– Доктор!

У четвертого и пятого приятелей жены оказались швеями. Последний был неженат, но именно он выиграл, глянув на меня искоса и сказав:

– Хочу жениться на американке.

К моему удивлению, ни у одного из них не было больше двоих детей, и это в стране, где семья ценилась превыше всего, и чем больше она, тем лучше. Наш водитель напомнил мне о плакатах, которые я видела почти во всех городах: они провозглашали новую стратегию правительства в поддержку малых семей. «ЗАВОДИТЕ ОДНОГО ИЛИ ДВОИХ ДЕТЕЙ!» – гласили надписи. В армии к делу подошли серьезнее: за каждого третьего ребенка военных лишали звезды.

Наконец настала пора ехать, и мы заковыляли к грузовику, поддерживая животы, словно шары для боулинга, с трудом протиснувшись мимо гигантского руля в кабину. В наших новых знакомых мне понравилось то, как они тщательно мыли руки перед едой, и то, с какой любовью говорили о женах и детях. У них были ладони с огромными мозолями, хотя каждый носил офицерское звание, и им удалось сохранить дружбу, пронеся ее через всю жизнь. Они были совсем не похожи на тех солдат, какими их обычно изображают – хитрые северовьетнамские бойцы. Они были даже не похожи на азиатов в традиционном представлении. Как и сказал мне кондуктор в автобусе, теперь все изменилось, но я не совсем пока понимала что именно. Возможно, дело было в виски или чересчур плотном ужине, но ответ пришел ко мне лишь тогда, когда мы высадились на обочину и пришло время прощаться. Наш водитель забрался обратно в кабину, протянул руку для последнего рукопожатия и произнес одно слово:

– Друзья.

Он был прав.

Через неделю мы прибыли в провинциальную столицу Лаокай, откуда было рукой подать до Китая. Лаокай был отправным пунктом путешествия к деревням малых народностей, песчинками рассыпанным среди соседних гор и плодородных долин. Цветные пятна в толпе на шумном рынке подтверждали присутствие представителей горных племен, отличавшихся робостью, но носивших, тем не менее, неуместно яркие головные уборы и вышитые юбки. Мы взвалили рюкзаки на спины и ступили на последний отрезок нашего путешествия – узкую дорогу, которая ответвлялась от большой автомагистрали, петляла среди гор и вела к крошечному рыночному городку Шапа.

На углу уже собралась толпа хмонгов в одежде из домотканой пеньки; все ждали, что их кто-нибудь подвезет. Я отогнала мототаксистов, которые предлагали подвезти нас, рассчитывая отхватить месячный заработок за двухчасовую поездку в горы, бросила на землю рюкзак и уселась сверху.

Проехал первый грузовик, вялая толпа «автостопщиков» едва пошевелилась. Второй прогремел мимо. Потом еще один. Никто даже головы не поднял. Я наблюдала за тем, как мимо проносятся шесть, восемь водителей, которые могли бы нас подбросить, и когда появился девятый, не выдержала, вскочила и замахала руками. Это ни к чему не привело, лишь назойливые владельцы мотоциклов принялись снова осаждать нас.

К середине дня, под действием теплого солнышка, монотонного стрекота кузнечиков и пыли, я прекратила свои глупые попытки, и мы с Джеем заняли такое же неподвижное положение, как и остальные. Вдали появился грузовик, ничем не отличающийся от своих предшественников, но на этот раз наши соседи заворошились. Они стали собирать свои пакеты и набивать сумки. Когда грузовик с рокотом остановился, все мы выстроились в очередь, готовые занять свое место на борту. Я забросила рюкзак на решетчатое железное сиденье над кабиной и залезла следом. Водитель поначалу засомневался, безопасно ли это, но вскоре успокоился: вслед за мной наверх забралось столько хмонгов, что я оказалась зажатой намертво меж прокуренными телами дружелюбных попутчиков. Мы толчком двинулись с места и быстро разогнались. Тяжеленный грузовик опасно раскачивался на крутых горных поворотах. Когда я встала, чтобы сделать снимки, меня тут же подхватил лес мускулистых рук. Хмонги не меньше водителя волновались, как бы я не упала; они посовещались немножко, и один из них вручил мне грязную белую редьку, лишь бы я села обратно и продолжила наслаждаться поездкой со своего места. И даже после этого я время от времени ощущала на затылке чью-то мозолистую ладонь: это они защищали меня от низкорастущих бамбуковых зарослей с их смертельными трехдюймовыми остриями.