Он устало покачал головой.

— Человек, назвавшийся маньяком-убийцей, позвонил к нам в офис и сказал, что вы будете у него следующим.

— Черт! Только этого мне не хватало!

Холодок пробежал по спине Лукаса, когда он, выбравшись из машины, услышал возбужденные крики сыновей, за которыми последовал всплеск мелодичного женского смеха. Тяжелое железное кольцо лязгнуло о столбик. Стук второго кольца заглушил торжествующий вопль Пеппина.

Его сыновья.

Ее смех.

Ее смех тоже был прекрасен.

Все трое, похоже, счастливы, играя за домом, возле бассейна.

Лукас затаил дыхание. Наркотики? Убийство? Да разве способна эта неотразимая, такая чистая по виду женщина на подобное вопиющее…

Но тут ему вспомнилась Джоан. Джоан, которая с улыбкой лгала ему. Джоан, которая бросила родных сыновей. Джоан, которая была изумительно прекрасной и страстной — не только в постели Лукаса, но и во многих других, даже в постели его закадычного друга.

Лучше уж пусть он ошибается насчет Чандры, с горечью думал Лукас, и если она и вправду злодейка, надо изгнать ее из воспаленного мозга и сердца, пока не стало слишком поздно.

Она издала еще один серебристый смешок, от которого у Лукаса защемило сердце.

Нет, уже слишком поздно.

Он влюблен в нее.

Как и его сыновья.

Фундамент его размеренной жизни рушился. Лукас чувствовал: все, чего он с таким трудом и так долго добивался, идет прахом, даже его карьера, а он ничего не может поделать. Джоан обобрала его и бросила, а эта девушка, возможно, нанесет окончательный удар.

Осторожно обойдя вокруг особняка, Лукас обнаружил Пеппина, еще не успевшего опустить руку. Его кольцо описало в воздухе дугу на фоне темнеющего опалового неба и упало, громко звякнув о железный столбик. Чандра захлопала в ладоши, и мальчики помчались собирать кольца.

— Еще раз привет. — Глубокий баритон Лукаса прозвучал лениво, но чувствовал он себя как натянутая струна.

Чандра, стоявшая на фоне куста сочно-оранжевых бугенвиллей, повернулась. При виде Лукаса ее лицо просияло от радости. Крохотные голубые огоньки в глазах вспыхнули ярко, как фейерверк. У Лукаса сжалось сердце.

Как она прекрасна! Он затаил дыхание, не в силах отвести глаз от ее лица, и не видел ничего, кроме девушки с волосами, сияющими как чистое золото.

В такой головокружительный миг все сомнения улетучились, осталась только эта женщина. Он успел отчаянно стосковаться по ней за несколько часов разлуки.

Но он был слишком осторожен, циничен и умен, чтобы выдать свои чувства.

Ее красота воспламенила его, нежность милой улыбки и сияющего лица тронула до глубины души. Чудесное видение в старой рубашке Лукаса и слишком тесных джинсах Пеппина. Лукас с удовлетворением отметил, что тени под ее глазами стали светлее, а щеки порозовели. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять: сколько бы он ни сопротивлялся, он не сможет избавиться от власти этой женщины.

Однако Лукас все-таки не желал смиряться.

Она напряглась и оробела, каким-то образом почувствовав миг, когда Лукас начал отдаляться от нее.

Две чайки налетели на кусочек рыбы, закружились, сердито крича. Отвлеченная птицами, девушка нервно засмеялась.

Пеппин подхватил один из четырех туго набитых пластиковых пакетов для мусора.

— Смотри, папа, что мы сделали! — Пеппин уронил пакет и указал на еще три переполненных мешка, выстроенных аккуратным рядком перед бассейном.

— Она спрятала клад на пляже, среди вынесенного на берег мусора, и сказала, что мы пираты, которые позабыли, где зарыли клад. Пока мы искали его, нам пришлось собрать весь мусор, — объяснил Монтегю.

Пляж постоянно был усеян бутылками, пластиковой посудой и пакетами, досками с ржавыми гвоздями, обрывками сетей и прочим хламом, который выбрасывается за борт с рыболовных судов или во время ливней уносится с улиц города.

— Отлично. Просто великолепно, — раздраженно отозвался Лукас. Обычно мальчишки закатывали скандалы, если им приходилось убрать за собой хотя бы одну крышку от бутылки. Лукас с неудовольствием понял, что у него появилась новая причина восхищаться этой женщиной.

— Ужин ждет, — сказала она. Ее прищуренные глаза наливались обидой.

— Тогда пошли в дом, — бесстрастно ответил Лукас. На большее он был пока не способен.

В этот вечер они впервые ужинали вчетвером, и новоявленная хозяйка приложила немало трудов, чтобы ужин стал запоминающимся событием. Это был настоящий праздник со свечами в белой, стерильно чистой столовой. Она попросила мальчиков застелить стол скатертью цвета спелой дыни и подобранными в тон салфетками. Розы в хрустальной вазе наполняли благоуханием всю комнату. Романтическая фортепианная музыка Шуберта создавала ненавязчивый фон. К ужину были поданы жареное мясо с картофельным пюре и зелеными бобами и даже открытый пирог с фруктовой начинкой — излюбленный десерт Пеппина.

И Лукаса тоже.

Откуда она узнала?

Впрочем, чему он удивился? Похоже, этой женщине известно о нем все.

С аппетитом поглощая ужин, Лукас видел, что она не прикасается к мясу и подкладывает себе овощей. Мясо, поджаренное с чесноком и пряностями, таяло у него во рту.

Мальчики болтали о каком-то рыжем однокласснике по имени Джеремайя, которого в этот день трижды вызывали к директору. Взрослые кивали, вступая в разговор только по мере необходимости, да и то лишь с мальчиками, хотя остро сознавали присутствие друг друга.

Напряжение Лукаса усилилось, когда он почувствовал, что мальчики наблюдают за ними обоими, особенно за ним. Наконец Пеппин, который не умел подолгу молчать, если его что-то заботило, выпалил вслух то, о чем думал каждый:

— Ты хочешь выставить ее отсюда? Как маму? Как маму? Значит, в случившемся они винят его?

— Или разрешишь ей остаться?

Все трое уставились на него в мерцающем отблеске свечей. Даже при таком освещении было нетрудно разглядеть, что Чандра побледнела, ее глаза испуганно расширились, точно у загнанного оленя. Она и не думала давить на него, и, тем не менее, ее вид подействовал на Лукаса сильнее, чем выжидательные лица мальчиков.

— Об этом я пока не задумывался. Лжец.

Лукас отрезал кусок мяса, положил его в рот и принялся методично пережевывать.

— Она нам нравится, папа, — заявил Монтегю.

— Вы же ни черта о ней не знаете. — Лукас не отрывал глаз от пюре, но чувствовал: Чандра восприняла эту ложь как предательство.

Черт возьми! Он не верил в передачу мыслей на расстоянии, в то, что между ними существуют таинственные узы.

— Мы знаем все, что нам нужно, папа, — возразил Пеппин. — Она добрая, красивая… и терпеливая. Она нам подходит. И она сказала, что ты ей очень нравишься.

— Спасибо, Пеппин. — Она вспыхнула. — Но, думаю, не стоит…

— А еще, — продолжал Пеппин, — она слушает, когда нам хочется поболтать. Не повышает голос, когда сердится. Не кричит, отдавая приказы, и не обращается с нами как с детьми. Она предоставляет нам самим принимать решение. Чувствует, чего мы хотим или что нам нужно, прежде чем мы сами догадаемся.

Невероятно, но это была сущая правда. Она опутала своими чарами их всех. Лукас подцепил на вилку еще кусочек мяса и с вызывающим видом положил его в рот. Мясо вновь растаяло на языке.

— И сколько, по-вашему, все это будет продолжаться? — спросил Лукас Пеппина.

— Она уже показала, на что способна, и продержалась у нас больше любых нянек и экономок, которых нанимал ты, — напомнил Монтегю.

— Если бы вы не вмешивались…

— Мы хотим, чтобы она осталась, папа.

А она молчала, но Лукас чувствовал мольбу ее души — еще более явственно, чем уговоры сыновей.

Пожалуйста, Лукас, совсем недолго!

Ладно. Ладно, мысленно бросил он ей, чтобы проверить, настроена ли Чандра на одну с ним волну.

Точно!

Порозовев, она подняла глаза на него и улыбнулась, изумленная и обрадованная тем, что он прочитал ее мысли.